Фру Гамсун как среди соседей, так и среди работающих в усадьбе сразу же приобрела репутацию хозяйки демократичной, лишенной жеманства, державшей себя со всеми на равных. А когда спрашивали о хозяине, всякий задумывался. Тот бывал порой любезен, а то вдруг вспылит из-за сущего пустяка. Гамсун тщательно следил за тем, чтобы каждый отрабатывал положенное время.

Доставалось тому, кто пытался приписать себе лишний час работы или скрывал прогул. И в то же время многие могли рассказать, что, когда приходило время расчета за неделю, хозяин порой мог проявить большую щедрость.

Все быстро усвоили, что никогда не стоит обращаться непосредственно к хозяину, гораздо лучше обратиться к нему через хозяйку или домашнюю прислугу. Он не скрывал, что кто-то из работников нравится ему гораздо больше, чем другой. Хотя его симпатии и антипатии понять было не так-то просто. В чем-то он бывал наивен, а порой в самых неожиданных вещах оказывался пугающе проницателен. Он был горазд на обещания, но не всегда спешил с их исполнением. Те, кто осмеливался задать робкий вопрос, дескать, когда же и как — получали уклончивый ответ. Многим доводилось видеть, как хозяин доставал из кармана карандаш и бумагу и, отойдя в сторону, начинал что-то записывать. Одни считали, что он плохо слышит, другие — что он просто делает вид. Все были едины в том, что он говорит, как пишет, а те, кому доводилось слышать речи датского принца, который стал королем Норвегии, утверждали, что манера Гамсуна напоминала манеру Его Величества.

«У Гамсуна такие красивые дети», — вздыхали женщины.

Старший из детей, Туре, которому было шесть лет, быстро нашел себе друзей в соседних усадьбах, куда он часто ходил, стараясь под любым предлогом не брать с собой младшего братишку. Туре очень смачно говорил и на северном диалекте, диалекте тех мест, откуда они только что приехали, и на эстландском, в связи с происхождением родителей, в то время как братишка оказался горазд схватывать местные крепкие словечки. И стоило Туре потерять братишку из поля зрения, как тот тут же с удовольствием начинал активно общаться с рабочими, вполне находя с ними общий язык.

Трехлетняя Эллинор и полугодовалая Сесилия пока оставались всегда с мамой и нянями. Уже через месяц оказалось, что расходы на преобразования в усадьбе составили 10 346 крон и 56 эре[260]. Эта сумма соответствовала годовому жалованью рабочего в течение пяти лет. Никогда еще связь между чековыми книжками Гамсуна и его книгами не была столь тесной, как этой ранней зимой 1918 года.

Если бы он продолжал жить в Нурланне или захотел осесть в Ларвике, то семье вполне хватало бы доходов с предыдущих книг. Теперь же это было невозможно. Пятидесятидевятилетнему писателю теперь уже никак нельзя было расслабиться.

Кнут Гамсун взялся обихаживать свой «рай земной» на рубеже 1918–1919 годов, как раз в то время, когда Великобритания и Франция начали переделывать Европу на свой лад.

Прежняя симпатия Норвегии к Германии постепенно была разбита в пух и прах в связи с беспрецедентным случаем нападения немецкой подводной лодки на норвежское торговое судно, которое шло под флагом нейтральной страны. Новый владелец Нёрхольма рассказывал всем, что он плакал из-за глупого поведения своих соотечественников, которые радовались тому, что Англия снова стала владычицей всех морей. «Как неразумные дети», — саркастически ухмылялся он[261].

Гамсун проиграл свою первую войну.

На седьмой день наступившего нового года — известие о смерти. Умерла его восьмидесятидевятилетняя мать.

Это она произвела на свет своего прославленного сына и в значительной степени сформировала его личность. Но его собственная жизнь, несмотря весь блеск и величие, почти никак не повлияла на жизнь его родителей. Он им помогал, но не стремился изменить их жизнь. Впрочем, они и сами к этому не очень стремились. Он помогал им так, как богатые помогают бедным, так, чтобы те могли чуть-чуть улучшить свое существование, позволить себе пить более дорогой кофе, имели возможность чаще есть покупной хлеб, приобретать новую скатерть, шелковую шаль и брошь на выход… Далее их фантазия не простиралась, у них не было никакой склонности к расточительности, даже в мечтах. Самое главное, что дал им сын, — это уверенность, что им никогда не придется жить на содержании прихода.

В связи с сообщением о смерти из Нёрхольма был послан ответ, что никто не сможет принять участие в похоронах. В тот день, когда он получил сообщение о смерти матери, он вдруг обнаружил у себя дома деревянную игрушку, знакомую ему со времени жизни на Хамарёе. Это была вырезанная из дерева фигурка крестьянина, восседавшего на возу и управлявшего лошадью с помощью вожжей. Благодаря веревочной системе крестьянин шевелил руками, а лошадка перебирала ногами, как будто она бежала. Игрушка оказалась поломанной. Гамсун взял ее, тщательно упаковал и с приложением нескольких банкнот и письма отправил мастеру, изготовившему эту игрушку, на Хамарёй. В письме он настоятельно просил мастера восстановить ее и отослать назад. А здесь он сам выкрасит ее так, что игрушка станет совсем как новая.

Да, игрушку можно починить[262].

А в Версале в это время открывалась конференция, целью которой было восстановление мира в Европе. Вожжи в своих руках держали Великобритания и Франция, которые хотели превратить побежденную Германию в свою ломовую лошадь. В тот самый день, когда началась конференция, Гамсун получил письмо от своего мюнхенского издателя. Немцы не изменили Гамсуну, несмотря на поражение в войне, нужду и враждебное поведение по отношению к «нейтральной» Норвегии. Интерес немцев к собранию сочинений Гамсуна был огромен.

Не желает ли он получить деньги сразу? Гамсун написал в ответ письмо, в котором с восхищением говорил о несокрушимой мощи Германии и заверял в своей неизменной вере в ее будущее процветание. Вскоре он получил и другие приятные известия из Германии. Многие театры проявили интерес к его пьесам. А кинематографисты изъявили желание договориться о правах на экранизацию «Виктории»[263].

Гамсун тщательно следил за всеми материалами, посвященными Германии, которые появлялись в норвежских газетах и в датской «Политикен». На выборах там, как оказалось, победила леволиберальная и народная католическая партия. Во Франкфурте произошла встреча политиков, на которой речь шла о послевоенном устройстве Германии.

В Норвегии хрупкая национальная консолидация, достигнутая в связи с разрывом унии со Швецией, давно уже разбилась вдребезги. Рабочая партия получала все больше голосов на выборах, и, таким образом, ее политическое влияние росло. Другие партии разрабатывали многоходовую стратегию для того, чтобы держать «красных» подальше от правительственных учреждений. А тут еще правительство получило поддержку Рабочей партии в своем решении резко сократить военные расходы.

Склоняясь над газетными заголовками, Кнут Гамсун все чаще восклицал: «Мир гибнет, и Норвегия тоже!»

Но сам-то он был уверен, что сумел создать для себя рай на земле.

В то время как страны-победительницы в новогодние дни 1919 года раскладывали карты, перекраивая границы государств, Гамсун занимался перекладыванием листочков с собственными записями и заметками к будущим книгам, раскладывая их наподобие пасьянса, а некоторые вообще уничтожая. В конце января он поселился в отеле в Лиллесанне, а через несколько дней в подавленном состоянии возвратился домой. Мария, в течение десяти лет прекрасно изучившая болезненные состояния мужа, предположила, что это была его реакция на известие о смерти матери, а также на факт поражения Германии. Чаще всего его желание улечься в постель не имело никакого отношения ни к простуде, ни к гриппу. Когда нужно было пережить что-то неприятное, как правило, у него наступал упадок сил.