Гамсуна нельзя было прельстить ни деньгами, ни почестями, но была еще и третья страсть — стремление обладать властью, а в данном случае возможность использовать свое влияние на благо собственной страны. Позднее, во время судебного процесса, он будет утверждать, что долгие годы был предан идее, что Норвегия будет играть выдающуюся роль в Великом германском союзе. Поэтому весной 1943 года он и решил участвовать в писательском конгрессе в Вене, поскольку это давало ему надежду на то, что исполнится самое большое его желание: получить аудиенцию у фюрера.

Позднее Мария следующим образом описывала его приготовления к встрече с Гитлером: «Как удар молнии его поразила мысль, что ехать просто необходимо, хотя любой политик наверняка предостерег бы его от напрасных надежд, ведь это была лишь мечта, иллюзия художника, не более того. Целую неделю он сидел за столом, перебирая и взвешивая свои аргументы, раскладывая свои листки. Его голос доносился до меня отовсюду, где бы я ни находилась, он проникал через стены и пол, это было похоже на то, как он разговаривал и спорил со своими персонажами, когда писал „Август“. Каждый день он представлял себе, как будет находиться лицом к лицу с Гитлером, и все твердил и твердил те самые лучшие, убедительные слова, которые только мог придумать. Потом пытался предположить, что скажет Гитлер и что на это возразит он, Гамсун. День за днем сидел он за столом, заполнял буквами свои листки, сочиняя текст, что-то вычеркивал, что-то рвал. Порой он вскакивал и начинал беспокойно ходить по комнате, той нервной, крадущейся походкой, которая была ему присуща, когда он колдовал над очередной рукописью. В такое время он относился к своему письменному столу с разложенными на нем листками, как относится к своему гнезду птица, высиживающая птенцов. Если кто-то хотел у него что-то спросить, он разговаривал с пришедшим через небольшую щель слегка отворенной двери»[437].

Есть все основания верить тому, что написала Мария. Наверняка все так и было.

Хотя, конечно же, идея поездки к Гитлеру возникла у него отнюдь не спонтанно. Уже сразу после своей первой встречи с Тербовеном в январе 1941 года он начал подумывать о возможности говорить с Адольфом Гитлером напрямую. Неоднократные приглашения со стороны Геббельса вполне могли укрепить его в мысли, что это возможно. Кроме того, произошло и еще одно событие, которое усилило представление Гамсуна о том, что он избран.

Дочь Гамсунов Эллинор все больше страдала от анорексии, алкоголизма и нервных болезней, поэтому было решено забрать ее из клиники в Баден-Бадене домой. Сначала предполагалось, что за ней отправится одна Мария, но все же и Гамсун поехал вместе с ней. Он так хотел увидеть министра пропаганды и самого фюрера, что готов был дважды в течение месяца посетить Германию.

19 мая 1943 года Магда и Йозеф Геббельс приняли супружескую чету из Норвегии в своем доме на Герман-Геринг-штрассе. Многочисленные таланты министра позволили занять ему место третьего человека в нацистской иерархии. В тот момент Гитлер поставил перед ним задачу нагнетания в самой Германии и на оккупированных территориях военного психоза, чтобы население находилось в постоянной готовности к новым страданиям и жертвам. Более двадцати лет Геббельсу удавалось проделывать различные политические трюки, он довел до совершенства свое искусство выдавать ложь за правду.

Теперь Геббельс выступил с призывом к тотальной войне.

Гамсуны пробыли у Геббельсов более двух часов[438].

С гостями вышли поздороваться и шестеро детей Геббельса. Марии уже доводилось встречаться с министром пропаганды. Министр и писатель произвели друг на друга неизгладимое впечатление. Первый записал в своем дневнике, что когда они стояли рядом лицом к лицу, то у Гамсуна навернулись слезы на глаза и ему надо было их смахнуть, так сильно он был растроган встречей с Геббельсом. Разговаривать им было трудно, так как Гамсун плохо слышал и Марии приходилось кричать ему в ухо, чтобы передавать сказанное Геббельсом. Геббельс считал его одним из самых выдающихся писателей всего мира. Во время беседы был затронут вопрос о том, что интерес к книгам Гамсуна в скандинавских странах стремительно падает. «Какое безобразие», — возмутился министр пропаганды. И заявил: собрание сочинений Гамсуна в Германии выйдет тиражом в 100 000 экземпляров. Писатель пытался вежливо протестовать, ссылаясь на нехватку бумаги в военное время.

Говорили они и о политике. В своем дневнике Геббельс записал, что Гамсун выказывал неизменное отвращение к англичанам и что его вера в победу Германии была несокрушимой.

Вернувшись домой, Гамсун продолжил работу над той речью, которую ему предстояло произнести на венском конгрессе писателей, над доводами, с которыми он обратится к Гитлеру по поводу жестокой оккупационной политики Тербовена, а также по другим вопросам, касающимся будущего Норвегии. Одновременно он размышлял о том, как отблагодарить Йозефа Геббельса. Несколько лет тому назад Сельма Лагерлёф выступила с призывом к нобелевским лауреатам продать на аукционе свои нобелевские медали, чтобы вырученные средства направить на помощь Финляндии, на которую напал Советский Союз. И вот какое решение принял Кнут Гамсун 17 июня 1943 года, вот с какими задушевными словами он обратился к Геббельсу: «Нобель учредил свою премию как награду за деятельность идеалистической направленности. Я не знаю никого в мире, кто бы с большей идеалистической направленностью неустанно и писал, и выступал с речами о судьбах Европы и всего человечества, чем Вы, господин рейхскомиссар. Я прошу Вас простить меня, что посылаю Вам свою нобелевскую медаль. Конечно же, она для Вас совершенно бесполезна, но мне нечего больше послать Вам»[439].

Шла война и в Европе, и по всему миру, но почта работала. Уже через неделю после того, как Гамсун отправил свою медаль в Берлин, он получил в ответ слова благодарности от Геббельса. Тот писал, что смущен и не может принять этот знак уважения. Но все же обратился к Гамсуну со следующей тирадой: «Если Вы имеете в виду лично меня и мою общественную деятельность, то я принимаю ее как выражение Вашей причастности к борьбе за новую Европу и счастливое общество»[440].

Однако в письме Геббельса ничего не было сказано о возможной встрече фюрера и литературного корифея, который пожертвовал свою нобелевскую медаль в знак веры в Германию.

Дело в том, что в отношении фюрера действовала целая система беспрецедентных мер безопасности. Все его встречи должны были проходить в обстановке строжайшей секретности, время и место сообщалось участникам непосредственно перед встречей, было строжайше запрещено каким-то образом обсуждать это публично или в частных контактах.

В тот самый день, когда Геббельс подписал свое письмо Гамсуну и проставил на нем дату, Гамсун уже снова находился в Берлине, второй раз за этот месяц.

В первой половине дня 22 июня 1943 года из аэропорта Форнебю, в предместье Осло, курсом на Берлин вылетел самолет, на борту которого находился Кнут Гамсун. Через какое-то время самолет приземлился в Темпельхофе. Отсюда Гамсуна привезли в находящийся неподалеку отель «Адлон», где он переночевал. Здесь же ему пришлось срочно отвечать на письмо, которое он получил перед самым отъездом из Нёрхольма. Письмо было от дочери Виктории, в котором она сообщала, что умерла ее мама, первая жена Гамсуна, — ей было всего шестьдесят. В связи с этим он прервал свое двенадцатилетнее молчание по отношению к дочери: «Я думаю о твоей матери, я ее благословляю, ее невинную душу, которая вознеслась на небеса»[441].