- Уже четверть часа массируем... Не запускается...
Мне не хочется ни спрашивать, ни кричать. Уже все бесполезно. Значит, мозг погиб, значит, сердце стояло не две минуты... Даже не дотянули до отделения реанимации... Все-таки лучше, когда умирают в палате, через несколько дней. Родные привыкают к мысли о потере.
Она, наверное, только издали смотрела утром, как везли мальчика в операционную. Может быть, провожала каталку. Видел ее в халате, наверное, помогает, работает в отделении за пропуск. Многие матери так делают - нам подспорье (нянечек мало, не идут). Мальчик не простился с ней, дети обычно спят от лекарств, что дают перед наркозом.
С полчаса я еще сидел, безучастный, боялся выйти, встретить. Они массировали еще, вводили адреналин в сердце, дефибриллировали, тельце его дергалось от ударов тока, такие трогательные пальчики, ноготки с черными каемками... На осциллографе лишь вялые волны. Сокращений нет.
- Бросьте... Безнадежно.
Но они не слушали и продолжали. Им - Н., Васе, Алексею, сестре - хотелось оживить. Не могли примириться со смертью.
Пошел. Все равно нужно выходить. Другой двери нет из операционной. Тихо отворил, выглянул.
Мать стояла на лестничной площадке, вцепившись в перила, и смотрела на двери. Бросилась ко мне. Хрипло:
- Как?
- Он умер.
Отпрянула. Осела на лестницу. Не закричала. Я прошел вниз к себе. Не остановился утешать.
Чем? Какими словами? И по какому праву?
Домой. На улицу. В темноту.
Но в нижнем коридоре, перед ожидальней, какая-то женщина бросилась ко мне на шею с криком:
- Доктор, дорогой! Он умер! Как это могло... С трудом освободился. Плачет.
- Я бабушка Володи... Скажите, что случилось? Ведь он уже был...
Значит, ей уже сказали, пока я одевался. Ну что ж, и я ей тоже скажу правду.
И рассказал все. Что при зашивании раны Н. повредил сосуд и от этого умер больной.
- Значит, вы виноваты?!
- Да.
- Скажите, кто этот врач? Как его фамилия? И я тоже сказал: врач Н. Довольно прикрывать! Пусть отвечают сами... С тем и ушел...
Вечер и утро все думал о том же: как избежать ошибок. Надумал только одно, давно известное: повысить ответственность через организацию, дисциплину и строгость. И личный пример. Вечером перед сном, пока Лазарь Бергман играл мне Скрябина, набросал план очередного выступления на конференции. Он и сейчас передо мной...
Так по плану и прошла эта конференция.
Сначала наш обычный порядок: хирурги доложили - двенадцать операций на сегодня, потом рассказали о вчерашних, я тоже.
- О второй моей операции я скажу в конце.
Доклады дежурных теперь сильно упростились. Больные без аппаратного дыхания ночь проводят хорошо. Подумать только, раньше до семи человек бывало на искусственном дыхании. Врачи и сестры буквально валились с ног.
- Перейдем к главному. К вчерашнему случаю и что из него следует...
В августе дела шли хорошо, в сентябре - хуже. Делаем ошибки. Примеры: погиб мальчик с боталловым протоком. На прошлой неделе - неполное исследование, ошибка в диагнозе... Были кровотечения, реторакотомии, нагноения.
- Право на ошибку... "Не ошибается тот, кто ничего не делает" - не утешайтесь этой формулой. Действительно, ошибки неизбежны, кто оперирует сложных больных, и много. Но в пропорции!
Это введение. А теперь о вчерашнем.
(Рассказал о подробностях. В том числе и о матери, и о бабушке, и о стыде за себя и за клинику. Эмоционально.)
- Специально о докторе Н. Хороший парень! Много мне ассистировал, приятный. Работает вроде бы безотказно.
Но в прошлом году погиб больной от кровотечения в плевральную полость после его пункции. Смерть прошла незаметно, больной был исходно тяжелым.
Затем: только у моих больных были две реторакотомии после его зашивания раны. Последняя - на прошлой неделе. Считаю: небрежно делал гемостаз. Тогда не ругал. Но не забыл. Я редко забываю.
Теперь вчерашний случай. Если бы первый - тоже бы смолчал. У каждого бывают самые глупые ошибки. Приходится с ними мириться, если их мало и когда есть масса хорошего, сложных операций.
Заслуги Н.? Диссертацию делает... Но диссертация - это же для себя, больным она не нужна. Операции? Только обычные, простые боталловы протоки и несколько комиссуротомий... Может быть, сделал какие-то интересные предложения? Разработал инструменты? Опять же нет.
Должна быть справедливость. Шофер тоже не нарочно наезжает на прохожих, а его судят. Самое малое - лишают прав, на время или даже совсем. А если смерть, то и в тюрьму. Спрашиваю: пошли бы вы сами, послали своих детей оперироваться к Н.? Я бы нет.
Что делать? Лучше бы ему самому уйти из клиники.
Альтернатива? Простить? Ну уж нет! Если оставим в клинике, то на год в поликлинику, на прием, с отрывом от стационара и, конечно, от операций. На год задержу диссертацию. Лишу должности младшего научного сотрудника. Это если не будет жалобы родных и разбирательства. Если будут - защищать не стану. Так все и знайте впредь: не стану. Должна быть личная ответственность за выполняемое дело.
Я могу сам решить судьбу Н. Но не хочу допустить ошибки... И мне не безразлично ваше мнение. Поэтому o проведем голосование. Мирослав раздаст бюллетени, а вы поставьте знаки: крестик - оставить, кружок - уволить. Мирослав, раздавайте, - и перерыв на пять минут для голосования. Вот Аня несет урну...
Через пять минут конференция была продолжена, Пока считали бумажки с крестиками и нолями, я повторял свои прежние дисциплинарные требования: уже писал о них. В это время принесли сводку и кипу бумажек.
- Оглашаю результаты: 32 - чтобы оставить, 26 - чтобы уволить. Конференция окончена. Н. остается на моих условиях. А вы добренькие... Я, пожалуй, злее.
Доволен ли я был этим решением? Сначала, пожалуй, нет. Как вспоминал мать, бабушку мальчика, так поднималась волна злобы. Потом, спустя несколько дней, примирился. А как бы надо поступить по общечеловеческой морали? Так и не знаю... Если ошибка в деле при полной отдаче своих сил и внимания, то нужно прощать. Нет уверенности в полном внимании у Н., но халатность не допускаю. Лично мне он был скорее приятен. Был, потому что я уже не видел его месяц. Может, он уже и не работает? Спросить.
Если возвращаться к справедливости, то в нашем деле нужно защищать больных не только от нерадивых и халатных, но и от добросовестных неудачников, которые "хотят, но не могут". Не скажу, что хирургическая профессия требует каких-то сверхспособностей, любого среднего можно выучить, но безрукие, растерянные встречаются. Надо их лишать прав, если сами не понимают и не уходят на спокойную медицину.
В мужской раздевалке у нас висел список "жертв": кого выгнали. Сам я его не видел. Но под настроение ребята любят мне напоминать о них. "И этот был хороший, и тот... а вы его выгнали". Вопрос сложный, к нему нужно специально вернуться.
Потом меня упрекали некоторые из сотрудников в минуты откровенности...
- Почему же вы не дали высказаться самому Н.? Или кому другому?
То же самое могут и некоторые читатели сказать.
Думают, что все нужно решать демократически, что справедливость только у большинства. Я в этом совсем не уверен. Н. уже сказал мне тогда, при операции, что он не знает, как повредилась артерия. Он действительно не знает. И я не знаю. Небрежность или случайность - установить невозможно. Знаю твердо - этого не должно было быть. Знаю, что со мной ничего подобного не случалось. И любой из "демократов", если бы касалось его сына, потребовал бы не голосования, а еще большего наказания. Все напрашивается мне параллель с шофером, совершившим наезд. Там часто виновата жертва: выбежал на середину улицы и прочее. Здесь жертва беззащитна, это требует от нас беспощадности к себе и к другим. Не вижу драмы, если двадцатишестилетний врач посовершенствуется годик в амбулаторной диагностике пороков сердца, прежде чем продолжить свою хирургическую карьеру.
