Теперь он выглядел заинтересованным. Он откинулся назад с недоверчивой усмешкой на лице.

— Я буду принадлежать к руководству? На это он надеется? — Он ударил кулаком по столу. — Через мой труп, так ему и передайте. — Он сузил глаза, разглядывая ее. — Эта система шпионажа — она работает в обе стороны. Я могу использовать вас, как Грэхем однажды предположил. Я могу питать вас своими идеями и позволять вам передавать их ему. При вашей преданности ко мне, которую вы так чувствительно обнаружили, вы можете работать на него и действовать в моих интересах.

Теперь она использовала его слова. Она вытащила их наружу:

— Вы закончили?

Розанна просунула голову в дверь:

— Ричард, ваша встреча.

Кэролин знала, что это предупредительный сигнал, что ей больше нельзя задерживаться, и вышла из комнаты.

Однажды вечером, в середине июня, Кэролин пообещала посидеть с детьми Хилари, но, когда приехала, оказалось, что та изменила свои планы.

— Я сегодня рано закончила. Но все равно, спасибо, что пришли. Что вы теперь будете делать — пойдете обратно домой?

Кэролин выглянула в окно на теплое вечернее солнце и почувствовала сильную тоску по свободе Низин.

— Пойду погуляю. Подышу свежим воздухом.

Когда Хилари открыла наружную дверь, чтобы выпустить ее, Кэролин скользнула взглядом вверх по лестнице.

— Ричард здесь, — сказала Хилари. — Вы хотели его увидеть?

Она поспешно замотала головой.

Хилари проводила ее до ворот.

— Отличный вечер. — Она помахала рукой на прощанье и вошла в дом.

В Низинах воздух был мягкий и как бы ласковый. Холмы, покрытые пятнами зарослей кустарника, возвышались вдали, пересеченные хорошо протоптанными тропами, изрытые то там, то здесь огромными оврагами, которые врезались в склоны, закрывая свои собственные тени. Далеко к югу было видно море, голубовато-серое при вечернем солнце.

Кэролин прислонилась к бетонному столбу — части ограды, сооруженной для скота. Она бессмысленно смотрела прямо перед собой, не воспринимая ничего, кроме своих собственных мыслей. Она давно не говорила с Ричардом. Она видела его в библиотеке, но он не подходил близко. Грэхем также избегал ее. Она подозревала, что у того на этот счет было соответствующее распоряжение. Итак, он однажды что-то упустил, и теперь не должно быть опасности, что это повторится.

Она услышала шаги, но не оглянулась: люди часто проходили здесь, когда гуляли с собаками.

— Кэролин? — позвал человек, стоящий за ней.

Ее голова дернулась назад. Это был Ричард. Она ничего не сказала, просто пошла вперед. Он пошел рядом. Он смотрел в ее сторону, и ее сердце готово было разорваться.

— Я устала, — сказала она наконец и села под кустом, надеясь, что он пойдет дальше. Однако он остановился и сел позади нее. Когда она повернула голову, ее волосы попали в кустарник и застряли там. Она рванулась, но волосы не хотели отцепляться. — Эти дурацкие волосы, — выпалила она, — дурацкие волосы. — И рванула сильней. В ее глазах теперь были слезы от боли.

Ричард наклонился и терпеливо освободил ее волосы.

— Они тебе, должно быть, нравятся, иначе бы ты их состригла, так ведь?

— Почему ты здесь? — набросилась она на Ричарда. — Я тебя не приглашала. Однако, — добавила она кисло, — тебе непременно нужно общество женщины. Любой женщины, даже меня.

Он улыбнулся цинично.

— Мне? Мне нужна женщина? За всю мою жизнь мне никогда не нужны были женщины.

Он опять уселся на землю.

— У меня перед глазами все время стоит ужасный пример моей сестры. После того как я узнал, что она собой представляет, и обнаружил путем наблюдений, что она является характерным представителем своего пола, это заставило меня держаться подальше от женщин большую часть моей жизни.

Определенно, он должен знать, что делает ей больно, подумала Кэролин, тогда почему он это говорит? Чтобы предостеречь ее? Чтобы поставить ее на место просто знакомой по работе?

— Ты невозможен, просто невозможен, — взвилась она.

— Я знаю. Вот почему я никогда не был женат. Я живу один, я — одиночка, и это потому, что со мной невозможно жить вместе.

Она разорвала листок папоротника на кусочки.

— Ни одна женщина никогда не будет тебя терпеть, — сказала она злобно.

Он спокойно ответил:

— Ты абсолютно права. Я сам осознаю свои недостатки.

Это означало предупреждение. Она выбросила остатки папоротника, отряхнула руки, встала и ушла. Добравшись до ворот, она прислонилась к ним, вглядываясь в линию горизонта до тех пор, пока горизонт не расплылся и не исчез. На ощупь она нашла платок и промокнула глаза.

Она пошла дальше и спустя некоторое время оглянулась. Ричард стоял у ворот, от которых она только что отошла, устремив взгляд к линии моря. Она перелезла через дыру в заборе и заметила, что он последовал за ней. Он медленно шел на некотором удалении и не имел никакого желания догонять ее.

Ее взгляд последовал за замысловатым, пляшущим полетом птицы. Когда та взлетела выше и растворилась в небе, она пожалела, что не может избавиться от своей оболочки и последовать за птицей, освободившись от страданий своего разбитого сердца, безнадежной любви, которая поймала ее в клетку.

Она доехала домой на автобусе и посмотрелась в зеркало на туалетном столике. Ее мысли, в отчаянии от несчастья, обратились к себе. Она ненавидела себя, свое лицо, все, что принадлежало ей. Она стряхнет с себя оковы прошлого, настоящего и избавится от многого в своей собственной индивидуальности. Что-то должно сдвинуться с места. Завтра, когда у нее будет свободный вечер, она обрежет свои волосы, и ничто не заставит ее изменить свое решение. Ничто.

Парикмахер посмотрела непонимающе на водопад золотистых волос, которые она собралась состричь.

— Вы уверены? — спросила она. — Вы хотите, чтобы я это все состригла?

Кэролин, желая, чтобы девушка перестала возражать, сказала твердо:

— Совершенно уверена. Я устала от них. — И чуть было не добавила: «И от всего, что с ними связано».

— Они так прекрасны, — не унималась девушка. — Потребуются годы…

Наконец она вздохнула и начала стричь. Когда все кончилось, волосы лежали шелковыми прядями на полу.

Итак, все кончено.

В своей комнате, раззадоренная подобным злым триумфом, она ощупывала рукой пустоту на шее. Когда бабушка встретила ее на пороге, она чуть не заплакала.

— Ох, моя дорогая, — стонала она, — что ты наделала!

— Я их отрезала, бабушка. Большую часть. Теперь я собираюсь их вымыть, и спасибо, что мне не нужно больше ждать так долго, пока они высохнут.

Она прошла в ванную и, не взглянув ни разу в зеркало, вымыла и высушила голову. Теперь волосы мягко ласкали, как золотистая шапочка, ее щеки, и она почувствовала себя опьяненной своей дерзостью. Она бросила вызов в лицо прошлому. Она разорвала оковы.

Ее взгляд, все еще немного дикий, упал на портрет матери. Она взяла его и начала внимательно изучать, отыскивая свои собственные черты, посмотрела на слегка вьющиеся волосы матери. Теперь можно было быть уверенной в ее схожести с этой красивой девушкой, которая была ее матерью.

Сначала она долго изучала это лицо с мягкой улыбкой, потом свое собственное. Она анализировала и делала обнадеживающие сравнения. В конце концов она оставила это занятие. Нет между ними никакой схожести, нет даже намека на нее.

В тот же вечер к ней зашел Шейн. Он пошатнулся, когда она пригласила его войти. Такую реакцию ей придется теперь видеть в течение долгого времени, она это знала.

— Моя милая, — сказал он грустным голосом, — после того, что я вижу, мне придется надеть траур или, по крайней мере, носить черную повязку на руке. Господи, что же заставило тебя сделать это? — Он стонал и становился трагичен. — Твои несравненные локоны! Где они сейчас?

Она не стала говорить ему, что она продала их парикмахеру. Она сказала с улыбкой:

— Я подозреваю, что ты меня не захочешь теперь никуда приглашать. Наверное, я тебя недостаточно украшаю теперь, когда отсутствует моя главная отличительная черта?