«По-прежнему не можем точно определить, где находимся. Очевидно, в 225 милях на северо-восток от базы. Наверное, мы находимся над Мексиканским заливом».

И после этих слов наступила пронзительная тишина. Наземный диспетчер Дон Пул решил, что летчики или сконфужены, или сошли с ума: указанное ими место находилось в совершенно противоположной стороне горизонта!

В 17.00 стало ясно, что пилоты на грани нервного срыва, кто-то из них кричал в эфир: «Черт побери, если бы полетели на запад, то попали бы домой!» Затем голос Тейлора: «Наш дом – на северо-востоке…»

Триста самолетов и 21 судно обшарили каждый квадрат, но ни море, ни воздух, ни леса на материке ни слова не сказали о том, куда делось патрульное звено. Не удалось обнаружить даже малейших следов пропавших.

В район предполагаемого местонахождения пропавшей эскадрильи срочно была направлена большая «летающая» лодка «Мартин Маринер» с тринадцатью членами экипажа. Она предназначалась специально для спасательных работ и могла совершать посадку даже на штормовое море.

Спустя некоторое время она передала на командный пункт несколько обычных радиосообщений. Из них было выяснено, что гидросамолет находится где-то совсем рядом с пропавшими. А затем эфир смолк. Отчаянные попытки операторов установить с ним связь были тщетны.

В 19.04 диспетчерский пункт в Майями зафиксировал едва слышимые сигналы-позывные 19-го звена, которыми никто, кроме них, не мог воспользоваться. Они были приняты через два часа после того, как у «Эвенджеров», по расчетам специалистов, горючее должно было кончиться!

Эксперты пребывали в полном недоумении: куда в таком ограниченном районе могли исчезнуть шесть самолетов с 27 летчиками на борту? Вопрос этот многих ставил в тупик, и многие пытались разрешить эту загадку.

Известно, что самолеты «Эвенджер», даже полностью израсходовав топливо, способны были довольно длительное время продержаться на воде. Этого времени было бы вполне достаточно, чтобы эвакуировать все экипажи на спасательных средствах. Кроме того, летчики прошли курс выживания в аварийных условиях и имели специальное снаряжение для таких условий.

А куда делась «летающая» лодка «Мартин Маринер», которая и с пустыми баками могла держаться на плаву сколько угодно? Последние слова радиста с этого гидросамолета были «о сильном ветре на высоте 180 метров». Почему ни один из самолетов, на которых была исправная радиоаппаратура, не передал сигналов бедствия?

В США была создана специальная комиссия, но никто из ее членов так и не мог высказать сколько-нибудь достоверную версию. Один из специалистов в отчаянии даже заявил: «Можно подумать, что “исчезнувшие пилоты” улетели на Марс. Никто, черт побери, не знает, что же там произошло».

Комиссии пришлось завершить свою работу ни с чем. И до сих пор целый ряд вопросов так и остается не решенным. Например, почему океан казался летчикам «странным», а солнца они вообще не видели? Почему показания компасов были ошибочными? Почему не обнаружено никаких следов катастрофы? И КТО ЖЕ ПЕРЕДАЛ ПОСЛЕДНИЕ СЛАБЫЕ ПОЗЫВНЫЕ?

Роберт Льюис, второй пилот самолета, носившего имя «Энола Гэй», с которого только что была сброшена атомная бомба, с содроганием отвернулся от того, что предстало его взору. «Боже мой, что мы наделали?!» – с ужасом воскликнул он. Под ним была пылающая Хиросима, город напоминал «таз кипящей черной нефти». Позже летчикам долгое время казалось, что они чувствуют запах поджариваемой человеческой плоти…

Приказ бомбить японские города американский президент Гарри Трумэн отдал 31 августа 1945 года: «бомбить после 2 августа, как только погода позволит».

Погода «позволила» 6 августа. Над Хиросимой в это время было безоблачное небо и светило солнце. Город славился красотой и каким-то чудом избегал кошмара воздушных ночных налетов, хотя всю весну и лето жители прислушивались к гулу сотен американских «сверхкрепостей», пролетавших на огромной высоте.

Но жители Хиросимы не знали об уготованной им участи. Понедельник 6 августа начался так же, как и другие дни войны. Первый сигнал тревоги прозвучал еще в полночь – с 5 на 6 августа. Тогда появилась большая эскадрилья американских самолетов, но города они не бомбили. Около восьми часов утра японские наблюдатели заметили в небе три самолета, но решили, что те будут заниматься разведкой, и тревоги не объявили. После двух ночных воздушных тревог на третью уже мало кто обратил внимание. Люди продолжали заниматься своими обыденными утренними делами.

^{Атомный дом и мемориал жертвам атомной бомбардировки в Хиросиме}

А «Энола Гэй» с бомбой, носившей ласковое имя «Малыш», уже отправилась в полет, после которого история человечества изменилась навсегда. В 8 часов 16 минут утра по японскому времени атомный заряд взорвался. По данным японской прессы, бомба была сброшена с высоты восемь тысяч метров на парашюте и взорвалась на высоте 550 метров от земли. Между раскрытием парашюта и взрывом прошло около одной минуты, а потом появился невиданный до тех пор гриб.

Все увидели вспышку, но звука не услышали. Беззвучная вспышка расколола небо и превратила Хиросиму в пылающее нутро доменной печи. Только находившиеся на расстоянии 30–40 километров услышали необычно сильный взрыв, скорее даже, похожий на раскат грома, и лишь потом увидели ослепительное пламя.

На расстоянии до трехсот метров от эпицентра взрыва люди буквально испарились, превратившись в тень на мосту, на стене, на асфальте. Или превратились в пепел… Смертоносная молния отпечатала на камне одного из мостов тени девяти пешеходов. Они сгорели, испарились, не успев даже упасть. Те, кто находился в радиусе одного километра в зоне эпицентра, получили смертельную дозу ионизирующего излучения, у погибших вываливались внутренности, лица после ожогов превращались в куски мяса. В центре взрыва не спаслись даже те, кто скрывался в убежищах. Находившиеся на расстоянии до полутора километров получили сильнейшие ожоги, еще дальше – погибали под рушившимися зданиями.

Возникшая после взрыва огненная буря сожгла буквально все на площади в десять квадратных километров. Деревья, растения – все живое застыло без движения, без красок. Сосны, бамбук и другие деревья были опалены и приобрели буро-коричневый цвет.

Хиросиму постигла не скорая тотальная смерть, не внезапный массовый паралич и не мгновенная гибель. Мужчины, женщины и дети были обречены на мучительную агонию, на увечье и бесконечно медленное угасание. В первые часы и дни после катастрофы город не был похож на тихое кладбище. Хиросима не была похожа и на город, уничтоженный войной. Так мог выглядеть только конец света. Человечество как будто уничтожило само себя, а выжившие казались самоубийцами-неудачниками.

Хиросима оставалась живым городом, только полным беспорядочного движения. Это был город мук и страданий, в котором день и ночь ни на минуту не прекращались крики и стоны беспомощно копошащихся людей. Все, кто еще как-то мог ходить или ковылять, чего-то искали: воды, чего-нибудь съестного, врача или просто лекарств. Искали своих близких и часто находили, когда муки тех уже закончились.

А через два дня, около десяти часов утра 9 августа, атомная бомба была сброшена на город Нагасаки. До этого над городом тоже появились американские самолеты и была объявлена тревога. Затем был отбой, и когда над городом снова появились два самолета, на них уже не обращали внимания.

Нагасаки разделен большой горой на две части: старый и новый город. Бомба упала и взорвалась над новым городом, а старый пострадал меньше, так как распространению смертоносных лучей помешала гора. Но в центре взрыва температура достигала 10 000 °C. При такой температуре плавились камни и песок, черепица на крышах домов покрывалась пузырями. Начавшийся пожар быстро распространялся, и люди в панике бежали, сами не зная куда. Огненная лавина, неся смерть, вызвала воздушную волну чудовищной разрушительной силы. Она неслась со скоростью 700 метров в секунду, в то время как самые сильные тайфуны достигают скорости 60–80 метров в секунду. Даже в небольшом городке Куба, находящемся на расстоянии 27 километров от Нагасаки, вылетали стекла в окнах.