Но это уже было позже, когда стал играть в команде мастеров. Пока же я играл за юношей. Но в команде утвердился прочно. Для меня это было важно – надо было как-то решать вопрос со школой. Дело в том, что для себя я решил пойти на завод.

     Начался учебный год. Отец настаивал, чтобы я учился, хотя бы седьмой класс окончил. Я начал было ходить в школу, но, глядя на своих сверстников, которые постоянно прогуливали уроки, и сам стал прогуливать. Удивительное дело – мальчишеская солидарность! Наверное, я мог бы заставить себя сидеть на уроках. Но, как теперь говорят, это было «непрестижно» для нашей компании. Только маменькины сынки и «зубрилы» тихо сидели на уроках и примерно поднимали руку. Зато они пищали от легкой затрещины и бежали жаловаться после каждого щелчка по лбу. За что их уважать? Мы чувствовали себя гораздо взрослее многих своих одноклассников.

     В общем, когда отец стал распекать меня за прогулы, я сказал, что в школу больше не пойду, пусть устраивает меня на завод. В то время четырнадцати-пятнадцатилетние ребята работали. И таких было немало, особенно среди тех, у кого на фронте погибли отцы. Семье помогали. У меня такой необходимости не было, отец всегда говорил, мол, прокормлю, одену, обую – учись! Но я слишком стремился к самостоятельности.

     К тому же и деньги понадобились. Просить у родителей мне становилось стыдно. Добывать, как некоторые, каким-то мелким обманом, хитростями определенно не хотелось.

     Я считал, что лучше зарабатывать – «рабочая косточка» сыграла свою роль. Занятия спортом тоже, безусловно, уберегли меня от участи многих моих сверстников – стать уличным шалопаем, а то и преступником.

     Я пообещал отцу, что поступлю в вечернюю школу, и он сдался.

     – Хорошо, – говорит, – пойдем в отдел кадров.

     Так началась моя трудовая биография.

     В отделе кадров было очень много народу. «Все хотят на завод», – подумал я с опасением, что меня не возьмут. Но отец был настроен очень спокойно, здоровался с людьми. Значит, его тут знали и мне нечего опасаться. Действительно, отец скоро вышел из кабинета, куда он отнес мои документы, и сказал:

     – Пошли.

     Мне подобрали работу по возрасту и оформили рабочий пропуск. Через два дня мы шагали с отцом в инструментально-штамповый корпус.

     Завод поразил меня гигантскими размерами. Это целый город, с улицами, перекрестками, со своим транспортом, даже железная дорога тут была. И огромные, бесконечно длинные корпуса. Много газонов, аллей, попадались даже, как в парке, беседки и скамеечки для отдыха.

     Ну а уж когда мы пришли в цех, я только и сказал:

     – Вот это да!

     Мои представления о нашем автозаводе, рядом с которым мы жили, где работали родители, не шли ни в какое сравнение с тем, что я увидел. Ряды станков тянулись до горизонта. Это было грандиозно.

     Позднее я увидел и сборочные цехи, и главный конвейер, где плыли автомобили марки «Победа», постепенно обрастая деталями, и, сверкающие, выезжали своим ходом.

     Завод навсегда покорил меня своей мощью и четким ритмом. Он был и остался для меня олицетворением человеческого труда. И навсегда, как и для тысяч других рабочих и служащих, заводской коллектив стал родным. Где бы я ни был, я гордился, что принадлежу к славной семье автозаводцев, хотя никогда не говорил об этом. Я всегда чувствовал завод как свой тыл, как свой дом, куда я вернусь отовсюду и где всегда для меня найдется место. Поэтому и не страшны мне были превратности спортивной судьбы. И я рад, что не изменил своему автозаводу, хотя искушения были.

     В инструментально-штамповом корпусе работал наш земляк, из-под Камышина, который и сагитировал отца приехать на строительство автозавода, большой мастер, фрезеровщик дядя Ваня. Я уже говорил о нем. Он хотел взять меня в ученики, но опять подвел мой маленький рост: фрезерные станки большие, мне до них не дотянуться! Посоветовались, говорят, давай к строгальному поставим. Но токарный станок мне понравился больше. Тут же выяснилось, что требуется ученик токаря-револьверщика в крепежный цех. Туда меня и определили.

     Моим учителем был Сергей, молодой парень, лет двадцати с небольшим. Сначала я только убирал стружку и поливал станок эмульсией. Бегал на склад за резцами. И смотрел подолгу, как Сергей работает. Он показывал мне, как надо закреплять деталь, как держать резец. И наконец доверил точить втулку для штампа. Я вроде все понял, что и как надо делать. С большим старанием сделал несколько штук. Здорово получилось – мне понравилось. Но оказалось, что я их запорол.

     Много я тогда деталей и резцов испортил! Хватил со мной горя Сергей: акты составлять, терпеть из-за меня вычеты из зарплаты.

     – Да не торопись ты! – твердил он мне. А как не торопиться – хочется сделать побольше, не отстать от учителя. Вроде бы все я делаю так же, как он. Но у него получается и медленно, и много, и хорошо, а у меня – суетливо, мало и плохо. Я тогда впервые задумался: как настоящий мастер умеет работать? В чем его умение заключается? Можно ли этому мастерству научиться? А про себя решил, что научусь обязательно.

     Первую свою ученическую получку всю до копейки принес домой, положил на стол. Отец всегда так делал. Мать почему-то грустно сказала:

     – Вот и младший уже работником стал...

     Месяца через два дали мне свой станок. И хоть не все еще шло гладко – резцы ломались часто, я бегал по цехам в поисках использованных и приносил их Сергею, он мне затачивал, – я постепенно привыкал и к станку, и к работе. Чувствовал, что становлюсь как-то ловчее. Дело пошло легче.

     Полгода проходил я в учениках, потом здесь же, в цехе, окончил школу токарей – там нас теоретически подковали, чтобы мы лучше разбирались в станке, в принципах его работы. Должен сказать, что в этой «школе» мне было интересно учиться. Потому что, наверное, видел, куда и как эти знания нужно приложить. И присвоили мне третий разряд. Стал я полноправным рабочим, хотя до шестнадцати лет и работал неполный рабочий день.

     Конечно, весь свой досуг я теперь с легким сердцем, как бы на законных основаниях, посвящал спорту. Наш цех крупной штамповки был, кстати, очень спортивным. Достаточно сказать, что отсюда в большой спорт пришли такие известные спортсмены и тренеры, как Лев Халаичев, известные в стране велогонщики Александр Ючков и Федор Тараканов, заслуженный тренер СССР по лыжам Александр Ершов, воспитавший нашу олимпийскую чемпионку Алевтину Олюнину. В корпусе были две хоккейные команды – ИШК-1 и ИШК-2. Я играл во второй. В первенстве мы занимали третье место, а первое – ИШК-1.

     На тренировки я теперь ходил почти каждый день. Когда работал в первую смену, спокойно успевал на вечернюю тренировку. А вот когда во вторую – приходилось своевольничать и нарушать трудовую дисциплину. Но не мог же я пропускать целую неделю тренировок. Я делал так: час обеденного перерыва плюс еще два часа – туда и обратно бегом – и около девяти вечера я снова на рабочем месте.

     – Где ты был? – сурово спрашивал меня мастер Сметанин. – Смотри, докладную напишу!

     Я уговаривал его не писать докладную, заверяя, что отработаю эти два часа после смены. Говорил, что не мог пропустить тренировку, потому что предстоит важная встреча.

     – Ладно, – говорил он примирительно, – только смотри отработай – проверю!

     Я всегда честно отрабатывал прогулянные часы. Все уже на работу идут в утреннюю смену, а я – с работы. А потом и Сметанин, и сам начальник цеха Лазарев, – хоть и строгими были людьми, но добрыми и справедливыми, – на мои вечерние отлучки для тренировок смотрели с пониманием, не принимали «административных мер».

     Все это помогало мне расти как спортсмену: я набирал силу, физически и чувствовал себя увереннее в воротах.