Подводя итог сказанному о своей клубной команде, я должен признаться вот в чем. Если можно говорить о характере команды, то он, наверное, был неуравновешенным. Больше, чем надо, подверженным настроению. В чем-то своевольным, строптивым. Но в иные моменты это была команда настоящих бойцов.

     Наверное, я и сам чем-то похож на свою команду, как сын бывает похож на мать...

     «Если говорить о Коноваленко, то, вероятно, ни один другой игрок горьковского "Торпедо" за всю историю существования этого коллектива не сделал для него больше, чем он, не отдал ему больше, чем он, не был ему более верен так, как он».

     Всеволод Бобров. «Звезды спорта»

     Тренер – ведущая фигура в спорте. Учитель. Наставник. Всему голова. Поэтому свои наблюдения и размышления на эту тему я решил объединить в отдельную главу.

     Я уже упоминал о тех, кто поставил меня в ворота, сделал вратарем. Под их влиянием сформировался мой спортивный характер. На взаимоотношения с некоторыми моими учителями я, уже сам ступив на этот нелегкий путь, несколько пересмотрел свои взгляды, по-иному оценил и свои поступки, и поведение тренеров.

     Но начать мне хотелось бы с человека, который не являлся тренером ни по профессии, ни по должности. Однако он всегда был с нами, всегда рядом, и всегда – нужен нам. Уже закончив играть и став тренером юношеской команды, я взял его себе на подмогу, упросил, хотя к тому времени Николай Нестерович Мамулайшвили вышел на пенсию.

     Мамулайшвили – администратор нашей торпедовской команды, удивительной доброты и огромной душевной щедрости человек. Сам Анатолий Владимирович Тарасов говорил, выступая в 1969 году во Дворце культуры автозавода на встрече с болельщиками, что в горьковском «Торпедо» немало перспективных игроков, но есть в команде один человек, который ни разу не выходил на лед, не забросил ни одной шайбы, и тем не менее, дай он согласие, Тарасов немедленно взял бы его к себе в ЦСКА.

     – Меня многие известные тренеры к себе работать звали, но я не пошел, – признавался после этого тарасовского заявления Николай Нестерович. – Ведь не ушли же из команды ни Виктор Коноваленко, ни Игорь Чистовский, ни Саша Федотов... И я не мог уйти. Я вот порой думаю: если бы все они поддались на уговоры, что бы осталось от «Торпедо»? Не стало бы в Горьком хоккея, как это случилось с футболом.

     Футбол – первая любовь Николая Нестеровича. В 1932-м Мамулайшвили приехал из Тбилиси на еще строившийся автогигант на Волге. Работал конструктором и играл за «Торпедо» в футбол. В 1950 году закончил футбольную карьеру. Но с «Торпедо» не расстался – стал начальником команды. Принимал поздравления, когда торпедовцы дважды выходили в высшую лигу, переживал, огорчался, когда они из нее «вылетали». Со многими футболистами пришлось ему повозиться. Многих он вырастил, как хороший садовод выращивает дерево из крохотного саженца. Один из его воспитанников стал известен на весь мир. Это Слава Метревели. Юноша подружился с горьковскими футболистами в своем родном Сочи, где команда была на предсезонном сборе. Да так и уехал с ребятами на Волгу, в незнакомый город. Поиграв немного за «Торпедо», переехал в Москву к одноклубникам. А остальное вам наверняка известно.

     Когда же футбольную команду взял под свою «опеку» завод «Красное Сормово», Мамулайшвили, коренной автозаводец, как он любил себя называть, остался в «Торпедо». Только уже в команде хоккеистов. Сколько хорошего он сделал для всех нас – не счесть. И любили его все, и отцом команды прозвали. А он, не без гордости, конечно, любил поправлять:

     – Какой же я отец, я уже дедушка. Вон Оля Коноваленко в школу пошла, Димка Чистовский и Сережка Жидков тоже совсем большие стали. Да и другие внучата подрастают...

     Пожалуй, и верно – дедушка. Если отец – тренер – олицетворение строгости, жесткости, то Нестерыч всегда был олицетворением мудрости и милосердия. Он знал нас, как своих детей. Всех до единого. По глазам мог определить, какое у кого настроение, случилось что или нет. И если видел, что требуется его помощь, принимал самое деятельное участие. Или находил такие слова, которые действовали на наши «раны», как бальзам. Удивительная была у этого человека способность – успокоить каждого вовремя сказанным словом! Нам казалось, что сам он никогда не волнуется. На самом деле, конечно, было не так. Я уж потом заметил, что ему коробки папирос на игру не хватало. А еще он очень не любил возвращаться в Горький после поражений – как будто вся вина лежала на нем одном. И нам всегда приятно было порадовать Нестерыча победой.

     Как-то долго думали, что же подарить ему на день рождения – 28 февраля. Каждый раз этим вопросом задавались. Но всегда что-то изобретали. А тут – ничего придумать не можем. Решили у него самого спросить.

     – Выиграли бы в этот день у «Крылышек» – вот был бы мне подарок!

     Впрочем, другого ответа нельзя было и ожидать...

     Всей стране известно имя замечательного спартаковского тренера Александра Ивановича Игумнова, который открыл в своей спартаковской школе на Ширяевом поле в Москве целую плеяду выдающихся игроков: братьев Майоровых, Вячеслава Старшинова, Александра Якушева, Владимира Шадрина, Виктора Шалимова и многих других.

     Нечто подобное сделал для горьковского хоккея Николай Иванович Дунаев, первый мой тренер, о котором я уже упоминал. Он обладал необычайным даром разглядеть в мальчугане характер и по каким-то признакам определить перспективы его физического развития. Все знают, что от этих двух параметров в основном и зависит успешное развитие спортсмена. Но не все умеют точно увидеть эти черты в зародыше.

     Дмитрий Николаевич Богинов, роль которого в моей спортивной судьбе одна из главных, признавался, что своими открытиями в Горьком обязан беспристрастному и объективному суждению Дунаева о целом ряде игроков, которые в последующем заняли ключевые позиции в команде. Он имел в виду вратаря Юру Максимова, Гену Крутова с Володей Солодовым, Роберта Сахаровского, Толю Орлова, Гену Крыгина и других ребят. И я был в этом числе. Любопытно, что Николай Иванович не только мог увидеть «хоккейное дарование», но и четко определял его будущее амплуа.

     Становление команды мастеров, все ее самые большие победы связаны уже с именем Дмитрия Николаевича Богинова. Он приехал в Горький из Ленинграда. В то время мы мало что знали об этом человеке. Он никогда не козырял тем, что воевал, что у него много боевых наград, а, верно, это помогло бы ему быстрее завоевать авторитет в команде. Но Богинов, видно, с этим и не торопился, считал, что авторитет зарабатывают, а не получают за старые заслуги. Он и нас потом этому учил – уметь быстро «забыть» об успехе и начать все с нуля. В спорте нельзя без этого умения: бешеный темп нашей игры не прощает минутного расслабления.

     На первых порах активная деятельность Богинова подвергалась ревизии со стороны людей, ревниво, с недоверием относившихся к его появлению в «Торпедо». Дело доходило до казусов. Как-то ветераны, узнав случайно, что новый тренер в прошлом слесарь-инструментальщик, зазвали его в инструментально-штамповый корпус, где многие из нас работали, и устроили Богинову небольшую проверку. «Нечаянные» вопросы были один хлеще другого: какой зазор должен быть между пуансоном и матрицей на таком-то материале? А если на таком? Каким сверлом надо пользоваться для прохода под резьбу? Как сделать отверстие более подходящее, если оно не отвечает калибру? И так далее. «Экзамен» этот Дмитрий Николаевич выдержал. Убедившись в хорошей профессиональной подготовке нового тренера, торпедовские старожилы его приняли.