Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

На склонах глинистых холмов, выпиравших из пепельно-серых и красноватых песков, там и сям зеленели чомучи — громадные травянистые растения с шаровидными, словно подстриженными, вершинами. Было только начало мая, но чомучи уже слегка пожелтели — это к особенно жаркому лету.

Редкие кустики не то серой, не то блекло-голубой полыни виднелись всюду и казались давно омертвелыми. Впечатление было обманчиво: полынь покрылась лёссовой пылью. Вблизи караванной дороги лежали развалины древней крепости, помнившей Тамерлана.

Пересекли влажную низину — старое русло могучей реки, ушедшей, по неведомым законам, на сотни верст к западу. Отряд очутился на щебенчатой равнине, покрытой травой. Колхозные овцы паслись под присмотром двух чабанов.

— Салам алейкум! — приветствовали чабаны пограничников, как знакомых.

Зеленую равнину вскоре сменили пески. Попадались и такыры — голые, ровные глинистые пространства. В пору весенних дождей вода держится на такырах месяц-два; но дождей давно уже не было, такыры затвердели; кони выплясывали на них, словно на льду, и бежали веселее. Радовались и всадники, уставшие от бесконечной качки на осыпающихся барханах.

Кончался такыр — и опять пески. Легкий ветер тянул с юга, и за отрядом неотступно шло облачко пыли.

Несколько раз палящее солнце прочертило горизонт с востока на запад. Знойные дни сменялись холодными ночами. Они опускались на Каракумы так же быстро, как поутру возвращалось тепло.

Пограничники спешили, поэтому Шаров и вышел из оазиса раньше, чем караван с водой и фуражом. Однако выдерживать быстрый темп лошади долго не могли: Шаров вел отряд, минуя караванные дороги, по азимуту. Лошади увязали в сыпучем песке, и приходилось идти смешанным маршем: час — верхом, полчаса — ведя лошадей в поводу, десять минут отдыха. С наступлением сумерек продвигались только пешком. Часто попадались норы черепах. Песок так был изрыт ими, что груженая лошадь могла сломать ногу. Темнота сгущалась быстро, и не оставалось ничего другого, как останавливаться и ждать восхода луны.

С наступлением сумерек и люди, и лошади чувствовали облегчение. Над барханами, едва не задевая крыльями песчаные гребни, летали козодои. Длиннохвостые тушканчики совершали головоломные прыжки.

На привале начиналось чаепитие, дежурные варили галушки.

Чтобы спастись от ночного холода, пограничники устраивали себе теплые лежанки по старинному туркменскому способу: отрывали на склоне бархана неглубокие ямки, наполняли их раскаленными углями и опять засыпали песком.

Над океаном песков мерцали звезды. Тишина, гнетущая тишина царила вокруг.

Шаров и Булатов почти не спали. Где же караван? Неужели он действительно прошел мимо, не заметив дыма сигнальных костров?

На седьмой день пути запас воды в отряде иссяк. Каравана все не было…

«Ах, сейчас бы хоть один, только один глоток воды!..» Булатов почему-то вспомнил поход самонадеянного царского генерала Маракозова через Каракумы в Хиву. Генерал хвастливо уверял, что пустыня страшна лишь для трусов, и отправился в путь с запасом сушеной капусты, лимонов и коньяка, без достаточного количества воды. Две тысячи солдат и пять тысяч лошадей нашли себе могилу среди песков…

На восьмые сутки еще одна беда обрушилась на отряд: прервалась радиосвязь с Джураевым.

Весь вечер радист выстукивал на ключе:

«Пятерка, Пятерка, слышите меня? Отвечайте! Я — Тройка! Настраивайтесь! Раз, два… Пятерка, слышите меня?..»

В отряде уже все спали, кроме часовых, а Шаров и Булатов все еще сидели около радиста и ждали. Но рация джураевского отряда не отвечала. Что же случилось с Касымом? Может, у него испортилась рация? Хорошо, если так, потому что молчание пятерки могло означать и гибель отряда. Неужели осторожный, расчетливый Джураев ввязался-таки в бой с бандой?

С восходом луны Шаров приказал поднять людей, и отряд продолжал свой путь на северо-восток.

Луна взошла мутная, подернутая серой пеленой — предвестие бури.

Сначала тихий, ветер часам к семи утра набрал силу. Барханы закурились. Все кругом стало желто-серым, зыбким, тонкое скрипучее пение песков не предвещало добра. Часам к девяти совсем потемнело. Столбы взметенного ветром песка, покачиваясь, поднимались выше барханов и стремительно перемещались.

Свист ветра заглушал все звуки. Песок не сыпался, а лил и хлестал сверху, с боков — отовсюду.

Люди и лошади легли, прижавшись друг к другу. Нельзя было не только поднять головы, но даже глубоко вздохнуть.

Буря бушевала чуть ли не целые сутки, и когда унеслась на запад, Шаров пошел по компасу к колодцу Бурмет-Кую в надежде найти караван. Каравана там не было, а вода в колодце была соленая. Возможно, караван и останавливался у Бурмет-Кую, но, обнаружив в колодце воду, непригодную для питья, отправился дальше…

Так они потеряли друг друга в центре великой пустыни — отряд пограничников и караван с драгоценным грузом воды и фуража. Тщетно через каждый час пути зажигал Шаров новые и новые сигнальные костры.

На другой день отряд подошел к Бак-Кую, В колодце валялся дохлый верблюд.

Установили рацию, опять вызывали Джураева, и опять Пятерка не отвечала.

Булатов и Шаров стояли на гребне высокого бархана.

— Ты видишь? Видишь? — быстро заговорил Булатов. — Вон там, вдали, озеро! Вон за теми кустами, за саксаулом!

Вдали не было ни озера, ни кустов. Всюду вздымались только желтые гигантские волны песка. Горизонт струился, и в знойном мареве измученный жаждой человек мог видеть озера, реки, города…

Отряд двинулся к третьему колодцу.

…Достигнув дна и освободившись от веревки, которую тотчас вынули, Булатов присел на корточки и ощупал дно по окружности: сухой песок.

Постепенно глаза привыкли к полумраку, и Булатов убедился, что опасения проводника Ислама были не напрасны — до чего же ветхи стены сруба!

На дне колодца было душно, но зато не так жарко, как наверху. Булатов даже порадовался тому, что спустился сюда, и, дожидаясь Киселева с Никитиным, стал насыпать саперной лопатой в ведро песок. Раз, два, три… И вдруг лопата уперлась во что-то твердое. Опять басмачи сбросили в колодец дохлого верблюда? Но почему же не пахнет падалью?

С ожесточением копая, Булатов вспомнил все дни тяжелого перехода по пустыне и вчерашний мираж. Как реально виделось озеро!

В колодец спустились Киселев и Никитин. Втроем они откопали колоду, служившую прежде для водопоя, — о нее и ударилась лопата Булатова.

— Басмачи постарались! — зло сказал Киселев. — Их работа…

Спустя тридцать минут Киселева и Никитина сменили Сахаров и Садков.

Рядом с колодцем, на поверхности, медленно рос холмик песка, смешанного с углем и золой давних костров. К исходу второго часа неимоверных усилий песок в ведре чуть-чуть повлажнел, а еще через полчаса, когда песок вытряхивали на землю, он уже сохранял форму ведра.

Радостное волнение охватило лагерь. Обессиленные жаждой люди подползали к колодцу. Некоторые поднялись и стали оттаскивать песок от сруба. Лошади, чуя влагу, поворачивали головы в сторону колодца, неторопливо ржали.

«Вода будет», — написал Булатов на вырванном из блокнота листочке и послал записку наверх Шарову.

— Скоро пойдем на поиски Джураева! — громко объявил командир бойцам. «Только где же его искать?» — с тревогой подумал он про себя.

Прошло еще минут двадцать, однако песок, вытряхиваемый из ведра, почему-то опять начал рассыпаться. Ислам пощупал его, сокрушенно покачал головой.

— Снег таял, в глубину ушел.

Объяснение было правдоподобным, но до чего же не хотелось его принимать! Измерили веревкой глубину колодца: тридцать один метр. Шаров знал, что в здешних местах средняя глубина колодцев — тридцать девять, и запросил секретаря партбюро:

— Стоит ли дальше копать?

— Без воды не поднимусь! — ответил Булатов.

У него кружилась голова, он едва держался на ногах, но его не покидала уверенность, что воду добудут.

13
{"b":"200988","o":1}