В 1675 г. в Якутском остроге, по сообщению воеводы А. Барнешлева, у русских и «иноземцев» не было панцирей. (ДАЙ. 1859. Т. VII, № 71: 331). Служилые должны были получать куяки, как и другое оружие, из казны, причем в первую очередь — верхушка служилых (КПМГЯ. № 189: 233―234). В том же документе читаем: «Якуты и тунгусы куяки… сами делают, и для твоих государевых служб у якутов в твою великого государя казну служилым людям куяки емлют». Юкагиры также в качестве ясака поставили в 1650 г. «десять куяков якутских да четверы нарушны, шапку железную», 287 пластин «куяшных» и две большие пальмы (Белов 1952. № 66: 194). В 1678 г. охотские казаки просили себе на помощь у якутского воеводы 60 конных служилых в куяках, причем и лошадей, и доспехи русские взяли у ясачных якутов (ДАЙ. 1862. Т. VIII, № 44-5: 158). Также воины получали куяки в качестве добычи (ДАЙ. 1859. Т. VII, № 3: 10, 36; КПЦ. № 42: 116). Таким образом, куяки имели местное происхождение (ср.: Антропова 1957: 219). Однако неясно, подвергались ли данные брони переделке в соответствии с русскими традициями или нет. Какие-то различия существовали между более распространенными куяками русских, якутов и эвенков. Так, опись казны в Индигирском остроге за 1650 г. отмечает четыре государевых куяка, «да государев же якутцкой куяк, а в нем 180 полец, да два государевых же панцыря да куяк ламутского дела» (Белов 1952. № 67: 196; ср.: № 57: 172; КПМГЯ. № 39: 90). Якутские доспехи, по-видимому, отличались от эвенкийских, которые имели крылья, защищающие затылок и левую руку (Антропова 1957: 219). Возможно, именно эти щиты упомянуты при перечислении элементов тунгусской паноплии в документе от 1678 г. (ДАЙ. 1862. Т. VIII, № 44-5: 158). Подобное прикрытие затылка и рук имелось у ительменских, корякских, чукотских панцирей, а также у доспехов азиатских и островных эскимосов. Возможно, данное прикрытие не использовали служилые.
Кроме того, в XVIII в. служилые продолжали употреблять шлемы различных типов, использовавшихся в предшествующем столетии. У русских в XVII в. основными видами шлемов были шеломы с округлой, оканчивающейся небольшим острием, тульей, не имеющие забрала, иногда с защитой для ушей; шишак со шпилем, оканчивающимся навершием, и железная шапка — каска с отогнутым нижним краем (Винклер 1992: 278―281; ср.: Стрелов 1916. № 41: 132). Вместе с тем, как и на Востоке, употреблялись небольшие округлые шлемы с кольчужной бармицей, закрывающей также лицо, известные на Руси под названием «мисюрки». Чукотское предание называет шлем Якунина-Павлуцкого, имеющий защиту лица с прорезями для глаз, «котлом» (Богораз 1900. № 128: 333; № 146: 390). По-видимому, речь идет о мисюрке, имевшей бармицу и кольчужную защиту для верха лица (Винклер 1992: 278. Рис. 371). В корякском фольклоре так описывается вид шлема: «…шапки носят, как котлы наши» (Жуков 1974: 65). Очевидно, речь идет о «железной шапке», имевшей округлую тулью и потому похожей на перевернутый котел (ср.: Зиннер 1968: 158).
О распространении защитного вооружения среди сибирских служилых известно немного. В уже упоминавшейся отписке якутского воеводы упоминается, что жители Якутска не имели у себя в собственности кольчуг, в то же время служилые обладали куяками: из 250 русских, которые, по словам казаков, готовились к покорению бунтовщиков-якутов, у 100 были куяки (1675 г. ДАЙ. 1859. Т. VII, № 3: 24). Следовательно, 40 % служилых имели доспех.
Основным оружием казаков было ружье (пищаль, мушкет, фузея). В 1653 г. солдат выстреливал в бою 3―4 раза, а в длительном сражении делал 12 выстрелов (Богоявленский 1938: 272). В XVIII в. скорострельность ружей была небольшая, меткость еще меньше. Гладкоствольное ружье делало один выстрел за 1,0―1,5 минуты на расстояние 150―200 м, тогда как из нарезного оружия стреляли один раз за 4―5 минуты на 200―250 м (это дистанция для кавалерийского штуцера, который имел более короткий ствол и, соответственно, дальность выстрела была меньше, чем у пехотного) (Маковская 1992: 81). Как видим, нарезное оружие было дальнобойнее, но заряжалось дольше, им были вооружены в начале XVIII в. преимущественно верхи служилых. Так, в 1702 г. среди кузнецких служилых имели винтовки 50 % детей боярских и 33 % казаков, тогда как у тюменских пеших стрельцов лишь 7 % было вооружено винтовальными пищалями (Маковская 1992: 67). В Восточной Сибири, на дальней окраине Российской империи, использовались устаревшие образцы огнестрельного оружия. Они уступали лукам как в меткости, так и в скорострельности. Опытный лучник мог выпустить 10―12 стрел за минуту. Хотя сами чукчи и не были особо искусными стрелками из лука, но, тем не менее, они умели стрелять. С другой стороны, лучники-«иноземцы», в отличие от русских, не соблюдали в бою линейного порядка, а действовали разреженной линией стрелков, в которую сложно было попасть из ружья. Это давало дополнительное преимущество чукчам. Поэтому без помощи лучников было трудно вести борьбу со стрелками. Лучников, способных на равных тягаться с чукчами, русские обычно набирали среди ясачных народов, выступавших союзниками казаков: юкагиров, коряков, эвенов, эвенков, знавших местный способ боя. Да и сами казаки не пренебрегали этим традиционным оружием. Так, еще в последней трети XVII в. конные казаки использовали не только карабины, но и луки со стрелами (ДАЙ. 1859. Т. VII, № 3: 11). Карабин же, дальность стрельбы которого была 100―120 м, уступал луку и в прицельности, и в скорострельности (ср.: Никитин 1987: 57), кроме того, его неудобно было использовать при стрельбе с лошади и перезаряжать. Поэтому сохранение у служилых, в частности всадников, лука и стрел объяснялось не только традицией, но и реальной боевой обстановкой (см.: Медведев 1966: 34). Некоторое представление о колчанном наборе казаков мы можем составить на основании находок на острове Фаддея, где были обнаружены стрелы, в первую очередь охотничьи, русских арктических мореплавателей XVII в. Они имели разнотипные железные, костяные или деревянные наконечники. Древки были тростниковые, камышовые, березовые, яблоневые, кедровые или кипарисовые с оперением из орлиных, лебединых или кречетовых перьев. Из лука стреляли, прикрывая запястья левой руки медным овальным щитком (Руденко, Станкевич 1951: 97—102).
Для ближнего боя конные казаки были вооружены копьями (ДАЙ. 1859. Т. VII, № 3: 11). Копье же упоминается в фольклоре и в письменных источниках в качестве оружия пеших россиян в первой половине XVIII в. (Богораз 1900. № 130: 334; Крашенинников 1949: 483). Пешие служилые умели фехтовать копьем (см.: Иванов 1954: Рис. 28, фиг. 29; Широков 1968: Рис. 7).
Таким образом, вооружение казаков Восточной Сибири лишний раз показывает, как местные условия влияли на его развитие. Ведь одним из основных факторов, влияющих на развитие тактики и вооружения, является способ ведения боя противником. В данном случае противник был вооружен преимущественно холодным оружием, против которого можно было эффективно использовать доспех. Ручное огнестрельное оружие было еще не столь эффективно, как позднее, и подчас уступало по своим боевым качествам луку, что способствовало дальнейшему использованию последнего служилыми. Так, в 1752 г. у селенгинских и нерчинских казаков обычным оружием были, наряду с палашом и шпагой, лук и 30 стрел (Васильев 1916. Т. II: 76). Еще в 1837 г. реестр казаков, посланных на Анюйскую ярмарку, упоминает вооруженных как пищалями, так и луками (Богораз 1934: 52; ср.: Берх 1823: 100). Впрочем, нельзя исключить, что луком были вооружены новокрещеные из сибирских народов, которые в первой половине этого столетия из-за дороговизны ружей и припасов к ним активно использовали лук и стрелы[89].
Сибирские казаки сохранили в XVIII в. старые русские традиции вооружения, которые у них не были прерваны петровскими преобразованиями. Для сравнения отметим, что в XVIII в. традиционное защитное вооружение из стали в сочетании с луком и стрелами еще достаточно широко применялось не только в Китае, Индии, Центральной Азии, Ближнем и Среднем Востоке, Африке, но и, например, у польских гусар.
