— Рановато для прогулок, — проговорила Луиза. — Может, они решили сбежать от нас?

— Может и так.

— Здорово, что они снова вместе. Я совсем не думала, что все пройдет так гладко… ее приезд сюда и все остальное. — Луиза потерлась щекой о щеку Далтона.

Вдруг посреди этого блаженства он вспомнил, что должен сердиться на Луизу, ведь она рылась в его сейфе. Его женщина не верила, что он не оставит ее после того, как отправится в мир иной! Вспомнив тот момент, когда он застал ее за перебиранием бумаг в своем сейфе, Далтон отстранился.

— Что случилось? — спросила Луиза.

— А то, черт дери, что ты не веришь мне.

Луиза буквально отпрыгнула назад.

— Тебе что, обязательно начинать все сначала?

— Я просто только что вспомнил об этом.

— Я же попросила прощения, — проговорила она. — Неужели твоя гордыня настолько велика, что теперь ты будешь хранить обиду всю свою оставшуюся жизнь?

Далтон прищурился, разглядывая заснеженные поля. Лошади выглядели на снегу темными точками. Далтон наблюдал, куда направляются эти точки, и размышлял о том, когда они вернутся. «Свою оставшуюся жизнь». Ему захотелось узнать, сколько же это? Далтон почувствовал, как в его голове сгущается туман и в этой пелене растворяются все воспоминания. Сейчас он еще что-то осознает, но не пройдет и часа, как снова будет спать. Далтон хотел что-то сказать, но так и не смог вспомнить что…

— Мою оставшуюся жизнь? — спросил он, стараясь выиграть время.

— Да. Ты все время теперь будешь на меня сердиться?

— Может быть, — бросил Далтон. — Может, и буду.

Луиза вздохнула и медленно ушла, предоставив Далтону возможность покопаться у себя в голове. Что же он хотел сказать? Далтон блуждал взглядом по белым просторам и заметил белых гусей, летящих на юг. На светлом небе был отчетливо заметен темный силуэт стаи птиц, и Далтон знал, что если бы сейчас он был в седле там поблизости, то услышал бы звук, похожий на гром грозы.

Белые гуси.

Далтон подумал о своем старом друге, Шолдерблэйде, который говорил ему, что белые гуси — самые счастливые создания на свете. Они находят свою пару и остаются вместе навсегда. Далтон принял эти слова близко к сердцу. Луиза думала, что он не предложил ей выйти за него из-за Джеймса и его преданности своей матери. Но Далтон не сделал этого по другой причине. Он верил в преданность белых гусей, в их бесконечную любовь друг к другу и в единственную любовь на земле.

Для Далтона его первой и единственной любовью была жена — Розалинда. Он потратил всю жизнь, убеждая себя в этом: он не снимал ее портрет, держал на виду ее медаль и не менял название ранчо Ди Ар.

Далтон — Розалинда.

Белые гуси. Выглядывая из окна, Далтон думал о Дейзи и Джеймсе. Оказались ли они достаточно умными для того, чтобы понять, что им представился еще один шанс? Судьба соединила их вместе, чтобы они в последний раз попытались все наладить. Ведь для этого у них есть все, что нужно, — их любовь, и от них требуется просто решить, оставаться ли им вместе или нет.

В горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и во здравии…

Далтон моргнул, стараясь не заснуть, сбросить с себя тяжелое покрывало старости. В болезни и во здравии. А любила бы его Розалинда так, как любит сейчас Луиза, несмотря на его жалкое состояние? Далтону пришлось признать, что когда он смотрел в глаза Луизе, то видел там тот же самый безумный огонь страсти, который горел еще в то время, когда Далтон был настоящим жеребцом. Она определенно не могла желать его, но все еще обращалась с ним как с настоящим мужчиной.

Белые гуси.

Далтон смотрел, как большой клин покружил над верхушками деревьев и приземлился на поле. Ему было интересно, сколько лет этим птицам и сколько дальних перелетов они совершили в паре. Получается, что если бы он был гусаком, то провел бы двадцать восемь зим вместе с этой гусыней в соседней комнате. И у него с Луизой было бы гораздо больше дальних перелетов, чем с Розалиндой.

— Луиза! — позвал Далтон.

Она не торопилась. Наверное, она чертовски злится на него и дает ему время лишний раз подумать — заодно успокоится и сама. Прошло целых три или четыре минуты. Оставшаяся жизнь утекала прочь, и с каждой секундой ее оставалось все меньше.

— Луиза! — взревел Далтон.

Наконец она возникла в дверях. На ней все еще было зеленое платье, волосы так же распущены, а в глазах по-прежнему горел огонь. Скорее всего, он оторвал ее от зеркала у туалетного столика, так как раньше не заметил ни теней, ни накрашенных ресниц, а теперь весь ее безупречный макияж был на месте.

— Звал? — холодно поинтересовалась она.

— Ну-ка подойди, — произнес Далтон и протянул руку.

Луиза не обратила на это никакого внимания, как настоящая дама, которой она и была. Далтон не убрал руку, но удерживать ее в вытянутом состоянии было чертовски тяжело, и он едва удерживался в кресле. Далтон собрал всю свою волю в кулак, стараясь скрыть стыд, переполнявший его. Слава богу, что он остановил ее прежде, чем она прочитала это злосчастное завещание. Далтон не хотел причинять Луизе боль.

— Возьми мою руку, дорогая.

— Это еще зачем?

— Затем, что ты любовь всей моей жизни.

Луиза посмотрела на него сверху вниз немигающим взглядом. Далтон рассматривал ее и молился, чтобы Господь не дал ему забыть позвонить Вэйну Хардингу, своему адвокату, в Дюбойс, сразу в девять, как только откроется его офис. Наверное, Далтон просто не хотел думать о своей смерти, представлять, как Луиза продолжит жизнь без него. Но где именно, по его мнению, она должна была жить?

— Жизнь длинна, — проговорил Далтон, — но заканчивается в один миг.

— Твоя жизнь еще не закончилась, — ответила Луиза.

— Я — старый, усталый ковбой.

— А я — старая, усталая певичка из салуна.

— Ты — моя прекрасная Луиза, — произнес Далтон.

Она покачала головой, но Далтон видел, что эти слова были ей приятны. Луиза старательно скрыла свою улыбку. Далтон подумал о Дейзи и Джеймсе и решил: пусть они будут белыми гусями. Некоторым людям в жизни дается больше, чем одна-единственная любовь, если только они не окажутся настолько глупы, чтобы упустить ее.

Когда Луиза взяла Далтона за руку, в душе у него воцарился покой. У них с Луизой все будет хорошо, он знал это где-то в глубине души: надо только не забыть позвонить своему адвокату. Но как же Джеймс и Дейзи? С ними все совсем не так. Далтон оглядывал ранчо, земли, которые он и его сын так любили. В сердце старика теплилась надежда, что их семья и дальше продолжит жить на этой земле и оберегать ее. Их семья: Джеймс, Дейзи и Сейдж.

Они и те, кто будет потом.

Отвратительная дорога ждала их впереди, но Дэвид убедил Сейдж, что им все же надо выбраться из засыпанного снегом ветхого строения и попытаться вернуться на основную дорогу. Дэвид жил в Вайоминге и знал, что, хотя солнце светит сегодня, не стоит обманываться кажущимся спокойствием: следующая буря не заставит себя долго ждать. Серебряные тонкие облачка высоко в голубом небе свидетельствовали именно об этом.

Они отыскали лопаты в подсобке. Сейдж помогала, как могла, но каждый раз, как она поднимала лопату, полную снега, незамедлительно чувствовала резкую боль в животе. Некоторое время спустя она присела отдохнуть, позволив Дэвиду делать всю работу. Ей было нелегко не тревожить его. Сейдж буквально ходила за ним по пятам. У нее на языке крутились миллионы вопросов, она хотела доказать, что он действительно Джейк.

Когда Дэвид откопал машину, он вынес всех животных из домика и погрузил в авто, а затем вернулся, чтобы помочь Сейдж. Печка в машине работала на полную мощность, выгоняя в салон такой горячий воздух, как из топки. Дэвид проверил уровень топлива. Они уже проехали много миль с того момента, как в последний раз заливали полный бак, и теперь возникла необходимость искать заправку. Сейдж молчала. Она дала Дэвиду выехать на основную дорогу. Правда, они один раз застряли, но он подключил полный привод и благополучно вывез их на ровную, твердую поверхность. Как только они набрали скорость, Сейдж немедленно снова взялась развивать свою теорию.