[139] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 163.

[140] “Воспоминания о Владимире Ильиче Ленине” т. 2, с. 349.

[141] “Красный архив”, 1934, т. 1(62), с. 238.

[142] Там же.

[143] Там же, с. 239-240.

[144] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 22, с. 300.

[145] В.И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 48, с. 169.

[146] Там же, с. 172.

[147] В. Haйдус, Ленин в Польше, с. 54.

[148] См. Юзеф Серадский. Польские годы Ленина, с. 19-20.

[149] “Красный архив”, 1934, т. 1(62), с. 241.

[150] В И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 23, с. 55.

[151] Там же, с. 57.

[152] Там же, с. 58.

[153] Там же.

[154] См. Ю. Бернов, А. Манусевич Ленин в Кракове, с. 181.

Годы ссылки, огромная работа, нервное напряжение эмигрантской жизни изрядно подорвали здоровье Владимира Ильича. А тут еще Базедова болезнь, обнаружившаяся у Надежды Константиновны. Надо обязательно отдохнуть.

Давно слышал уже Владимир Ильич о Закопане. Писал даже о нем Горькому: “Эх, кабы можно было Вам поближе... Ежели бы здоровье позволило, перебраться в здешние галицийские курорты вроде Закопане, отыскать место в горах здоровое, на два дня ближе к России...” [1]

Но в Закопане - много приезжих. Там людно, шумно. А если поселиться чуть в стороне от курорта? Ну, хотя бы в семи километрах от него, в Поронине? Дачников там немного. Раскинулись же вокруг покрытые хвойными лесами живописные горы. Немаловажно и то, что жизнь там дешевая.

Но Владимира Ильича тревожит: не отразится ли переезд в Поронин на сношениях с Петербургом, не ослабнут ли связи? Он просит Багоцкого разузнать все о почтовых сообщениях с российской столицей.

- Выяснилось, - сообщает тот,- что нужно отправлять корреспонденцию всего на несколько часов раньше, чтобы она попадала на тот поезд, с которым Владимир Ильич посылал ее из Кракова.

Это вполне устраивает Ленина.

Крупская пишет свекрови в Россию:

“Сегодня мы отправили уже вещи в деревню.

...Сами двигаемся через три дня. Ужасная возня была с укладкой, ведь мы на 5 месяцев выбираемся в Поронин...” [2]

И уже из Поронина Владимир Ильич сообщает сестре:

“Это около гор Татр (Татры -горы прикарпатские, высотой до 2600 метров. Швейцария да и только! Прим. В. И. Ленина.), в 6-8 часах железной дороги от Кракова к югу - сообщение и с Россией и с Европой через Краков...

Место здесь чудесное. Воздух превосходный,- высота около 700 метров...

Население - польские крестьяне, “гурали” (горные жители), с которыми я объясняюсь на невероятно ломаном языке, из которого знаю пять слов, а остальные коверкаю русские. Надя говорит мало-мало и читает по-польски.

Деревня - типа почти русского. Соломенные крыши, нищета. Босые бабы и дети. Мужики ходят в костюме гуралей - белые суконные штаны и такие же накидки,- полуплащи, полукуртки... Надеюсь все же, что при спокойствии и горном воздухе Надя поправится. Жизнь мы здесь повели деревенскую - рано вставать и чуть не с петухами ложиться” [3].

Но не в самом Поронине, а в километре от него - в крохотной гуральской деревушке Белый Дунаец поселяются Ульяновы. “Вилла”, о которой сообщает в Россию Крупская, стоит на тихой улице, метрах в двухстах от шоссе. Это всего лишь скромный крестьянский дом. Принадлежит он Терезе Скупень.

- Пан, наверно, какой-то профессор или ученый,- говорит та,- приехали они издалека, у них большой сундук с одеждой и плетеные корзины, полные бумаг. А книг! Целая телега!

Внизу дома - две комнаты. Одну отводят матери Надежды Константиновны Елизавете Васильевне. Во второй - спальня. Внизу же кухня. Как и во всех квартирах Ульяновых, предназначено ей служить и гостиной. А в мансарде - рабочий кабинет Ленина с деревянными полками, которые заполняют привезенные из Кракова комплекты газет, журналы, книги, брошюры.

Он очарован природой этих мест. Полюбил и пушистый лес, и горные тропинки, и озера. “Сегодня утром гуляли с Володей часа два,- пишет Надежда Константиновна,- а теперь он один ушел куда-то в неопределенную часть пространства” [4]. На нем широкие у колен и узкие книзу брюки, шерстяные носки до колен, черные шнурованные ботинки, кепка или полотняная шляпа, похожая на тирольскую.

Ленин бродит по холмам, протянувшимся вдоль долины: в ней расположены Поронин, Белый Дунаец, другие деревни. В хорошую погоду взбирается на плоскогорье, начинающееся у самого дома: оттуда открывается широкий вид на горную цепь Татр.

“Владимир Ильич,- расскажет много лет спустя Багоцкий,- ценил то, что, в отличие от швейцарских Альп, в Татрах можно было в течение одного-двух дней взобраться на любую вершину. Ни гостиниц, ни фуникулеров, ни киосков с сувенирами, поражающих обычно своей безвкусицей и пошлостью, в Татрах тогда не было. В нескольких долинах были примитивные туристские хижины - схрониско - с деревянными нарами и соломенными матрацами, часто даже без сторожей; туристам предоставлялась возможность самостоятельно в них хозяйничать, пользоваться дровами и т. д. Только в долине озера Морское око было проложено шоссе и имелась единственная в горах гостиница.

Культура Швейцарских Альп, где можно было доехать до многих вершин на фуникулере, не прельщала Владимира Ильича. Главную прелесть горных экскурсий он видел в преодолении трудностей подъема и в многообразии впечатлений, которые давал самый процесс подъема в горы” [5].

Но хоть Ульяновы и приехали сюда отдохнуть, Владимир Ильич выкраивает на прогулки лишь немногие часы. Он встает здесь чуть свет. Купается в Дунайце. Завтракает. И к восьми утра с дорожной сумкой на плече, на потрепанном велосипеде уже появляется в Поронине, в почтовом отделении. Обычно спокойное и сонное, оно заваливается теперь разноязычными журналами, газетами. Приходят большого формата с цветными иллюстрациями журналы из Америки. Приходят нью-йоркский “Геральд Трибюн”, австрийские “Нейес Винер Цайтунг”, “Нейе Фрейе Прессе”, “Ди Цайт”, французское “Фигаро”, итальянские, английские и конечно же русские газеты. И все это, поражаются на почте, адресовано господину Ульянову!

- Кто такой Ульянов? - спрашивает жена начальника почтового отделения Станислава Радкевича.

- О,- отвечает тот,- он известный русский социал-демократ.

Они видят его через окно. Владимир Ильич присаживается на бревна, лежащие у почты. Тут же быстро просматривает газеты, читает письма, что-то поспешно пишет - может быть, ответы на них.

“Газет имеем много, и работать можно” [6],- сообщает он в Россию. Почти весь день Владимир Ильич у себя в мансарде за большим столом. Только обед отрывает его от рукописей. Но работу Владимир Ильич старается закончить засветло. Ведь нет электричества, а писать при свете керосиновой лампы трудно.

Газеты, которые приходят к нему, дают материал для многих статей.

15 мая 1913 года. Ленин узнает: в воскресенье французские и немецкие парламентарии, встретившись в Берне, повели речь о мире, о путях решения международных конфликтов. И он пишет статью “Буржуазия и мир”. В ней предостерегает: “...было бы громадной ошибкой довериться прекраснодушным речам тех немногих буржуазных депутатов, которые присутствовали на конференции...” [7]

Приходит сообщение об окончании всеобщей стачки бельгийских рабочих, требовавших изменения конституции, всеобщего и равного избирательного права. Ленин откликается на эту весть статьей “Уроки бельгийской стачки”. Он анализирует в ней причины “малой удачи” [8] рабочих.

17 мая. Из “Русского слова” Ленин узнает об опросе городских управ 158 городов России, проведенном петербургским “Вестником финансов, промышленности и торговли”. Он выписывает результаты этого опроса, подтверждающего, что “промышленный подъем последних лет в России сопровождался, как и всегда, быстрым развитием строительной промышленности” [9]. Выписывает те данные, которые характеризуют тяжелое положение строительных рабочих. И пишет в “Правду” о необходимости их просвещения и сплочения, ибо им “негде искать помощи, кроме как у своей рабочей газеты, у своего рабочего союза, у своих, более развитых, товарищей - пролетариев” [10].