Не давая дышать, крик наложил на мое лицо липкие руки. Он с силой стиснул грудь, заставил волосы на затылке зашевелиться от ужаса. Зайдясь в конвульсии, начал дергаться один глаз.

На загривке пошевелился заинтересовавшийся чем-то ингибитор, пробуя мои нервы на ощупь.

Локализуем и успокоимся.

Вслед за криком пришел другой звук, вполне узнаваемый. Низкий гул, исходящий из зала. Люди «Клина».

Сидя на койке со скрещенными ногами, я разжал кулак. На стеганое одеяло упали марки с болеутоляющим.

Перед глазами что-то замелькало.

Я видел мертвых марсиан. Так четко, словно какой-то дисплей проецировал изображение прямо на сетчатку.

Этот стул, он…

…не дает мне заснуть.

Кружатся пятна света и тени…

…это погребальная песнь по чужой скорби…

Я чувствовал…

…я видел лица марсиан, выражавшие алмазно-головокружительное ощущение боли, вовсе не мертвые…

…а огромные, нечеловечески выразительные глаза с застывшим в них…

Вздрогнув, я отбросил наваждение прочь.

Нечеловеческий крик накатился снова. Он прошел вдоль по натянутым нервам, въедаясь в самом деле до мозга костей. Вордени спрятала лицо в ладонях.

Я не должен чувствовать себя так, – утверждала часть моего сознания. Не в первый раз приходится…

Нечеловеческие глаза. Нечеловеческие крики.

Вонгсават начала рыдать.

Я ощутил, как это чувство нарастает во мне, увлекая по спирали куда-то вслед за ушедшими марсианами. Ингибитор снова напрягся.

Нет, только не это.

Как только понадобилось, тренированное подсознание методично и холодно отсекло человеческую эмоцию. Я встретил это с радостью, словно любовник с созданного Вордени виртуального пляжа. По-моему, даже улыбался.

А в стороне от нас, мыча на разделочном столе, умолял о милосердии Сутъяди. Слова выходили из его рта изувеченными, словно их рвали плоскогубцами.

Взявшись за сжимавший локоть эластичный гипс, я решительно потянул его вниз, к запястью. Повязка сместила биостимуляторы. Через сломанные кости прошла резкая волна боли.

Сутъяди закричал. В голове будто захрустело битое стекло, отозвавшись в сухожилиях и хрящах всего тела. Ингибитор…

Спокойно. Холод. Холод.

Гипс достиг запястья и свободно повис. Я потянулся к первому из биостимуляторов. За мной могли наблюдать через «жучки» Ламона, хотя такое и казалось маловероятным.

Сейчас в меню были иные моральные ценности. Наконец – для чего наблюдать за арестантами с железными сторожами на шеях? Какой смысл? Доверь службу машине и займись чем-то более важным.

Сутъяди все кричал.

Взявшись за конец биоволокна, я осторожно надавил. Ты вовсе этого не делаешь, – звучало внутри напоминание. Просто сидишь и слушаешь крики умирающего. За два последних года так было не раз и не два, переживать не о чем. Обычное дело.

Подсознание Посланника четко блокировало любые источники адреналина, не позволяя выйти из состояния холодной отстраненности. По-моему, этот приказ я дал на уровне более глубоком, чем осознанная мысль. Сидевший на шее ингибитор шевельнулся и пересел чуть пониже.

Что-то легко отпустило нить биостимулятора, и она вышла наружу.

Слишком короткая. Черт-черт-черт… Спокойно. Холод. Еще крики Сутъяди.

Взявшись за конец второй нити, я покачал ее из стороны в сторону. Почувствовав, как нить зашевелилась под кожей, я понял, что и эта слишком короткая.

Подняв взгляд, я заметил, как Люк внимательно смотрит на меня. На губах Депре застыл немой вопрос. Улыбнувшись – специально, чтобы ничего не объяснять, – я взялся за следующую нить.

Нужной мне оказалась лишь четвертая. Я чувствовал, как она ходила в мышечной ткани вдоль и вокруг локтевого сустава. Прилепленный к руке единственный клочок эндорфинной наклейки делал болевые ощущения почти умеренными. Мешало только нервное напряжение, охватывавшее все мое тело. Хлебнув еще одну порцию свежеприготовленной лжи – абсолютно ничего интересного на горизонте не наблюдается, – я потянул сильнее.

Бионить вышла наружу. Как выдираемая из песка бурая водоросль, она прорезала на коже правого предплечья глубокую борозду. На мое лицо упали капли крови.

Сутъяди кричал. Распиливаемое по всей длине в двух направлениях, прижигаемое тело не хотело верить в то, что делала безжалостная машина. Его крепкое, ладно скроенное тело.

– Ковач! Что ты, черт возьми, делаешь… – Поймав мой взгляд, Вордени тут же замолчала. Я молча ткнул оттопыренным пальцем в сторону паука, сидевшего на загривке. Потом осторожно закрепил нить и провел ее вокруг левой ладони, обмотав и заведя узел под более толстый конец. Не оставляя времени на размышления, я растопырил кисть правой, быстро и плавно потянув за туго натянувшуюся петлю.

Абсолютно ничего интересного…

Тончайшая, в одну молекулу монокристаллическая нить легко прорезала кожу. Затем как нож в масло она прошла сквозь мягкие ткани и уперлась в основание биопластин интерфейса. Не слишком сильно выраженная боль. Порез, в первый момент не видимый глазу, проявился тонкой кровавой линией и быстро залил всю ладонь красным цветом.

Я слышал, как Вордени учащенно задышала и сразу же – едва ингибитор сделал укол – коротко охнула.

Нет, – говорили мои нервы, обращаясь сидевшему на шее пауку. Абсолютно ничего интересного. А Сутъяди кричал.

Развязав узел, я осторожно вытащил нить и выгнул надрезанную ладонь так, чтобы развести края раны. Засунув палец, я…

Ничего такого. Абсолютно ничего. … разодрал надрез пошире.

Это уже больнее. Черт с ним, с эндорфином. Теперь я наконец получил то, что хотел. Под разорванной мышечной тканью в крови виднелись белая, как снег, поверхность интерфейсных пластин и фрагменты биоцепей. Я снова расширил рану, обнажая площадь, достаточную для решения моей задачи.

А потом, как будто совершенно непреднамеренно, словно потягиваясь в зевоте, отвел руку назад и накрыл ингибитора ободранной от плоти ладонью.

И слегка сжал кулак.

В первую секунду показалось, что удача меня оставила. Да, мне повезло, и мононить удалось извлечь без особых увечий. Удача, что биопластины открылись в неповрежденном виде. За мониторами Ламона никто не следил – такое же везение… Но никакое везение не бывает вечным. В окровавленной руке ингибитор зашевелился… Я услышал, как дала первую трещину шаткая конструкция моего подсознания.

Черт…

Биопластины. Настроенные исключительно на своего хозяина, они враждебны всему постороннему, входящему в непосредственный контакт с интерфейсной поверхностью. Неожиданно пластины ожили и судорожно сжали ладонь, в одну секунду сплющив то, что сидело за моей головой.

Ингибитор сдох с коротким электронным писком.

Преодолевая боль, я замычал сквозь стиснутые зубы.

И потянулся рукой к шее. Потом стал по одной отгибать все еще цеплявшиеся за кожу лапки-проволоки. Начиналась реакция. Отходняк. По рукам и ногам побежали тупые колючки. Боль от ран, распространяясь по телу, перешла в онемение.

Заканчивая свою тонкую, как у сапера, работу, я обратился к Вонгсават:

– Выйди из купола и позови сюда Тони Леманако.

– Кого?

– Сержанта, который вытаскивал нас вчера вечером.

Я больше не видел никакой пользы от сдерживания собственных эмоций. Но подсознание держалось иного мнения. Система Посланника действовала, как и раньше. Пускай колоссальный пресс от крика агонизировавшего Сутъяди сдавливал мозг и рушил нервные окончания – предел моего нечеловеческого терпения не наступал.

– Леманако. Найдешь его вблизи разделочного стола. Скажи, что я хочу с ним поговорить. Нет, стой… Лучше не так. Скажи, что он мне нужен. Срочно, прямо сейчас. Он придет.

Вонгсават посмотрела на полог, закрывавший входной проем. Плотная ткань не могла заглушить диких криков.

– Выйти туда… – проговорила она.