— Час. Потом мне надо принять душ и идти на встречу с Джимми Рамиресом.

— Тогда мы пропустим сегодня медитацию и начнем с растяжки.

Дэнис глубоко вздохнула.

— Раньше, когда я танцевала, то не чувствовала, будто что-то делаю и это что-то изменяет. Но было куда приятнее.

Роберт встал и жестом пригласил ее присоединиться к нему.

— А теперь тай чи, для расслабления.

Дэнис продолжала, не двигаясь, сидеть в позе лотоса.

— То, чем я занимаюсь сейчас, имеет значение, — сказала она.

— Действительно. Ро дезет энелли.

— Почему ты так странно разговариваешь со мной?

— И правда, почему? — задумчиво проговорил Роберт Дазай Йо и протянул ей руку, помогая встать. — Этот язык, девочка моя, называется шиата, и скоро я расскажу тебе о нем больше. А сейчас давай начнем.

Она встретилась с Джимми Рамиресом ровно в восемь в «Красной Линии». В этом отеле работали двое старинных друзей Трента — Джоди Джоди и Берд, пара бывших беспризорников, вырвавшихся из Фринджа вместе с Трентом и Рамиресом. Берд, не без помощи друзей, наконец-то привык к жизни в патрулируемом секторе. Джоди Джоди, наоборот, с первых же дней привязалась к такой жизни, как миротворец к дешевому вину. В обществе, которое все больше старело, Джимми Рамирес в свои двадцать восемь был самым молодым помощником общественного адвоката в Нью-Йорке.

Дэнис иногда казалось, что перед ней совсем незнакомый человек. Если бы она не знала, что за благопристойным фасадом скрывается бывший уличный воришка и член банды из Фринджа, бывший полупрофессиональный боксер и взломщик, ни за что бы об этом не догадалась по внешнему виду Джимми. Он был красивым мужчиной, никогда не изменявшим себя при помощи биоскульптуры. Смесь гаитянской, белой и пуэрториканской крови составила почти такую же уникальную генную комбинацию, как и ее собственная. Он всегда носил рубашки с длинными рукавами, чтобы не виден был тонкий шрам, отделявший старую часть его руки от новой, выращенной. Пара таких же шрамов украшала его ноги, напоминая о той ночи, когда Джимми и Дэнис вырвали Трента из Центра предварительного заключения Миротворческих сил в Капитолии.

Она иногда гадала, что случилось бы с Джимми Рамиресом, не повстречайся он на жизненном пути с Трентом? Наверное, все сложилось бы по-другому, но так уж вышло, что они оказались вовлечены в очень важные события, и эти события изменили их всех. Хотя она не верила в судьбу, ей подумалось, что некоторые рождаются для того, чтобы исполнять великие предначертания, а другие достигают величия только благодаря случаю.

Ей ни разу не пришло в голову отнести Джимми Рамиреса к последней категории.

Джоди Джоди лично проводила их к столику. Она стала менеджером по обслуживанию посетителей в одном из самых первоклассных отелей Нью-Йорка. Дэнис никогда не знала, как с ней держаться. Блондинка с голубыми глазами и весьма своеобразным чувством юмора, какого Дэнис ни у кого больше не встречала, приветливо улыбнулась и легкой, пружинящей походкой зашагала в глубь зала. Она уже лет пять как не занималась гостями сама, но для старых приятелей сделала исключение. Усадив друзей в самом тихом и укромном уголке ресторана, она склонилась над столиком и с улыбкой поздравила Дэнис:

— С днем рождения, дорогая.

Носительницу телепатического дара приятно удивило, что Джоди Джоди об этом помнит.

— Спасибо.

Они с Джимми почти не разговаривали за ужином. Рамирес принес подарок, завернутый в золотую фольгу, положил его на край стола рядом с собой, но не вручал до тех пор, пока не подали десерт. Дэнис позволила себе ломтик сырного пирога и, доедая его, открыла коробку.

Шляпа.

Девушка медленно вытащила ее из картонки.

Черный котелок с красной шелковой лентой по околышу.

— Знаешь, — помолчав, сказала она, — у меня никогда не было шляпы. Я даже ни разу их не примеряла.

— Примерь.

Она надела, медленно и мягко опустив на волосы фетровые поля:

— Ну как?

Джимми Рамирес посмотрел ей прямо в глаза:

— Стыд и позор, что у тебя сейчас нет любовника. Смотришься классно, как раз так, как я и думал.

— Да?

— Тебе, наверное, не стоит носить ее на людях. Это соблазн, которому слишком опасно подвергать большинство мужчин и некоторых женщин.

Дэнис сняла шляпу и положила ее назад в коробку.

— Думаю, у тебя пунктик насчет шляп.

— У кого, у меня? С чего ты взяла? Да ничего подобного! — Джимми ухмыльнулся. — Ну ладно, есть такое дело. Но совсем крошечный.

Может, из-за вина, что она выпила, Дэнис даже не задумалась, прежде чем задала вопрос:

— Джимми, как это получилось, что ты никогда со мной не заигрывал?

Улыбка тотчас исчезла, и Джимми долгое время молча смотрел на нее. Наконец он хмуро проворчал:

— Ты это серьезно?

— Да.

Джимми явно испытывал неудобство.

— А ты не знаешь! Я имею в виду...

Дэнис тихо ответила:

— Я не делаю этого. Я прикоснулась к тебе однажды, когда в. первый раз встретила, потому что ты меня напугал. Потом узнала, что ты любишь Трента, и в этом больше не было необходимости.

Джимми покачал головой и откровенно заявил:

— В чем-то ты страшный человек.

— Прикосновение... — Дэнис прикусила губу. — Это больно, Джимми. Тебе больно, всему твоему существу. Ты живешь с этой ужасной болью внутри, страдая от насилия и предательств, но тебя это не беспокоит, потому что это твоя боль и ты к ней привык. Но когда я прикасаюсь к тебе, я забираю всю твою боль, всю сразу. Я никогда не делаю этого без очень, очень веского повода.

— Когда я познакомился с Трентом, — задумчиво произнес Джимми Рамирес, — ему было одиннадцать. А мне тринадцать. Тогда Миротворческие силы как раз устанавливали барьеры вокруг секторов патрулирования, обозначая Грани Фринджа. Я родился на территории, оказавшейся за Гранью, в очень бедном районе и очень опасном, даже до Большой Беды. Нравы там были... те еще, — подбирая слова, медленно проговорил он. — У тех людей, среди кого я вырос, уж прости за выражение, трахнуть девушку друга — значило подставить свою шею под нож. Если ты предпочитал мальчиков, тебя высмеивали, били и унижали. Понимаю, что вы с Трентом воспитывались по-другому. Когда я встретил Трента, он показался мне самым странным парнем из всех, кого я знал в жизни. Исключительно крутой белый парнишка, не знавший такого количества элементарных вещей, что я и не представлял себе, с чего начать его обучение. Я почти два года опекал его, а потом он сделал, что-то такое, сейчас и не упомню, что именно, из-за чего старшие Драконы решили, будто он вебтанцор. Они неделю избивали его, пытаясь выбить признание. Он продолжал твердить, что это вовсе не так, потому что не хотел снова становиться рабом, как все люди из вашего окружения. Он знал, что если признается, то Драконы ни за что не отпустят его. Наконец им пришлось решать, убить его или отпустить. Они все еще были уверены, что он вебтанцор, но на них произвела такое впечатление его стойкость, что они позволили ему не танцевать для них.

— Трент мне что-то об этом рассказывал.

— Я ни у кого не встречал такой решимости и отваги, — просто сказал Джимми Рамирес. — Он был лучшим. Трент нравился мне и до этого, но после... — Он пожал плечами. — Он стал моим. Моим братом навсегда. Когда он решил вырваться из Фринджа, я даже не задумался. Он сказал: пошли, и мы — Бред, Джоди Джоди и я — отправились за ним. — Джимми помолчал. — Дэнис, я тебя люблю.

Дэнис смутилась, не зная, что ответить.

— Трент — это лучшее, что со мной когда-либо случалось, — невозмутимо продолжал Джимми. — Он научил меня читать. Если бы не он, я бы сейчас был боевиком в банде или меня бы уже убили. В мире, — с ошеломляющей логикой произнес Джимми, — много женщин. Но за всю жизнь встречаешь только нескольких настоящих друзей.

— Ты ведь знаешь, что Трент не возражал бы, — потупилась Дэнис. — Не то чтобы я сказала «да»...

— Я бы сам возражал. Послушай лучше, — нетерпеливо оборвал ее Рамирес, — этого я еще никому не рассказывал. Когда мне было четырнадцать, в одну из ночей стоял страшный холод, люди на улице просто в сосульки превращались. У нас с Трентом была комната в Храме, но только с одной кроватью и одним