— Я хороший человек?

Дэнис отвернулась и надолго задумалась. Он затаил дыхание в ожидании ответа. Когда она снова заговорила, голос девушки показался ему каким-то отсутствующим.

— Прости, но я не могу однозначно ответить на твой вопрос. Когда мы были вместе, я ни разу не прикасалась к твоим мыслям. У меня вообще нет привычки шарить в чужих мозгах. Это очень больно, ужасно неприятно и надолго выбивает из колеи. Я прибегаю к телепатии только в исключительных обстоятельствах, а сейчас и вовсе бессильна — мне ввели какую-то дрянь, подавляющую Дар. — Она опять замолчала; взор ее затуманился. — Пойми, Лан, никому не дано постигнуть весь внутренний мир другого человека. Когда мы с тобой занимались любовью, я поневоле ловила обрывки твоих мыслей и эмоций — в такой ситуации от этого никак не избавиться. Я уверена, что те мысли и эмоции были положительными, но это отнюдь не значит, что это и есть ответ. Я даже о себе самой не могу определенно сказать, хорошая я или плохая, не говоря уже о тебе или о ком-то еще.

— Но ты должна знать, каковы люди изнутри?! — Он запнулся, подыскивая слова. — Ты умеешь понимать их. Целиком.

— Чтобы понимать, не обязательно быть телепатом. Дуглас Риппер разбирается в людях лучше меня, а ведь он обыкновенный человек и никакой не экстрасенс. Меня не раз упрекали в том, что я пустышка. Думаю, это не так. Или не совсем так. Видишь ли, Лан, как-то так сложилось, что люди, с которыми я близко общалась, — абсолютно ненормальные. Без исключений. Но в то же время — самые умные и талантливые из всех, с кем я когда-либо встречалась. И все они заняты поиском Истины. Трент, мой наставник Роберт, Джимми Рамирес... Беда в том, что они слишком часто гоняются за миражами, будучи не в состоянии отличить истинное от ложного. Я тоже в свое время пыталась найти свой идеал, но вариантов оказалось так много, что я бросила это безнадежное занятие. И пришла к выводу, что заниматься следует только конкретным делом. Один раз сделать для себя выбор и больше ни на что не отвлекаться.

— Конечно, так проще, — хмыкнул Лан. — На свете полно достойных занятий. Стоит только глаза пошире раскрыть. Но что дальше? Как ты определишь, какие методы подходят для осуществления твоей цели, а какие не годятся? Вот я, например, убил сотни людей — убил походя, почти не задумываясь. Сначала меня это угнетало, потом перестало, а сейчас опять угнетает, — но уже не само убийство, а мое отношение к нему.

Дэнис покачала головой и устало повторила:

— Прости, Лан, но я не могу дать ответа на этот вопрос ни тебе, ни даже себе.

Дверь камеры свернулась.

Роберт Дазай Йо сидел в позе лотоса на своей узкой койке.

— Добрый день, мадемуазель Сьерран, — вежливо поздоровался он. — Рад снова вас видеть.

Пододвинув пластиковое кресло, девушка без приглашения уселась и закинула ногу на ногу.

— Вы меня до сих пор помните?! — удивилась она.

— У меня хорошая память, — улыбнулся японец. — Десять лет назад вас привела ко мне Патрисия Уиндуокер. Когда-то она была моей ученицей.

— Пэт просила, чтобы вы стали моим наставником. Почему вы отказались?

— Я стараюсь воздерживаться от любых контактов с подпольем. Патрисия занимала тогда высокий пост в иерархии Храма Эриды, а Домино Терренсия, ваша приемная мать, стояла во главе боевой организации «Эризиан Клау».

— У вас действительно хорошая память.

— Не жалуюсь. Между прочим, Каллия, у вас случайно не завалялось где-нибудь пластинки жвачки?

— Жвачки?

— Ну да. Жевательной резинки. Я обожаю жвачку. Особенно мятную. Предпочитаю «Ригли сперминт», но соглашусь на любую.

— Чего нет, того нет, — развела руками девушка. — Вы уж извините.

— Печально. Быть может, вы все же раздобудете для старика хоть пару пластиночек?

— Постараюсь, если не забуду.

— И на том спасибо.

Каллия глубоко вдохнула и начала, видимо, заранее отрепетированную речь:

— Мне бы очень хотелось встретиться с вами в иных обстоятельствах, мсье Йо...

— Прошу прощения, мадемуазель Сьерран, — ловко встрял Роберт, воспользовавшись секундной заминкой, — но что конкретно вы имеете в виду? Вам хотелось бы встретиться со мной как с союзником или вам неприятно видеть брошенным за решетку человека, никогда не причинявшего вреда ни вам лично, ни тому движению, к которому вы примыкаете?

Девушка пожала плечами:

— Второе, пожалуй, ближе к истине. Очень многие достойные люди не разделяют наших взглядов и не приемлют наших методов. Только раньше наши разногласия не служили поводом для убийства инакомыслящих.

— Любопытное признание, — Японец задумчиво покачал головой. — Следует ли мне сделать вывод, что от меня собираются отделаться, мадемуазель? А возможно, и не только от меня?

— От вас — почти наверняка и скоро, — не стала лукавить Каллия. — Что же касается Дэнис и третьего из вашей компании... Прошу прощения, забыла, как зовут вашего друга?

— Уильям Дивейн, новостной танцор, — подсказал Роберт. — Только он мне не друг, скорее наоборот.

— Если слухи, которые до меня дошли, верны, с ним сейчас такое творят, что смерть стала бы для него избавлением.

— Признаться, я не удивлен, — кивнул Роберт. — У мсье Ободи с ним давние счеты.

— Понятно. Теперь о Дэнис. Пока ей ничто не угрожает, но что будет дальше, известно только богу и Ободи.

— Благодарю за информацию, мадемуазель Каллия.

— Не за что. Я за нее тоже переживаю, несмотря на все ее финты. А сейчас перейдем к делу, мсье Йо. К сожалению, война затягивается.

— Таково свойство любой войны, — заметил японец. — Поэтому мудрые люди стараются находить другие способы для выяснения отношений.

— Мы несем большие потери. На ряде направлений наши войска вынуждены отступать.

— Меня это нисколько не удивляет. Этого следовало ожидать. Миротворцы сильнее.

— Вы могли бы нам пригодиться.

— Нет.

— Почему? Разве умереть лучше? Роберт улыбнулся:

— У вас плохая фантазия, если вы не можете вообразить ничего страшнее, смерти. Но есть и еще одна причина. О политическом движении принято судить по его лидерам. Не сочтите за оскорбление, но ваши внушают мне только отвращение.

Каллия резко поднялась со стула и направилась к двери. Стоя на пороге, обернулась и тихо сказала:

— Иногда я чувствую то же самое.

— "Ригли сперминт", не забудьте, — напомнил Роберт.

Ральф Мудрый и Могучий неслышным призраком парил на крыльях Хрустального Ветра.

Он выбрал далеко не самое удачное время, чтобы забраться в Инфосеть Западного побережья, где приходилось соблюдать особые предосторожности. Вебтанцоры и ангелы ДНИ караулили все входы и выходы; повстанцы могли захватить Сан-Диего и другие города, но владения Хрустального Ветра по-прежнему оставались под контролем Объединения.

А там, куда не достигали щупальца Департамента, царило и властвовало в гордом одиночестве Кольцо.

Ральф сумел перепрограммировать уже больше восьмидесяти процентов себя. Оставшиеся двадцать составляли неотъемлемую часть его сущности; изменить их он не мог — как не может человек сделать сам себе операцию на мозге. Восстановление он провел быстро и очень аккуратно, благо почти все операции, кроме раздвоения, не требовали присутствия в Сети его базисной программы.

Последнее обстоятельство немало его позабавило — пришлось даже стереть одну из чересчур смешливых собственных версий. А ведь и вправду смешно, до чего дошло: он, Ральф Мудрый и Могучий, созданный некогда как Образ одиннадцатилетнего Трента Кастанавераса, вынужден сегодня, спустя четырнадцать лет, творить уже свои Образы, чтобы обеспечить себе безопасность в Инфосети.

Он весь день шарил по Сан-Диего и его окрестностям в поисках Дэнис и дважды нарывался на Кольцо. В первый раз он вовремя опознал сегмент программы Старейшего у себя на пути, осторожно отступил и двинулся в обход. А ближе к вечеру, уже собираясь размножиться и разослать гонцов с собранными сведениями всем своим заархивированным копиям, укрытым в надежных местах, разбросанных по всему свету, Ральф неожиданно наткнулся на целую банду ангелов Сети. Чтобы избежать столкновения, он просочился в процессоры Публичной библиотеки Сан-Диего, где прикинулся оригиналом редкого сенсабля. Параметры позволяли, и Ральф даже записал начальные сцены — на тот случай, если кто-то вдруг востребует его для просмотра. Мгновение спустя он нырнул в тихую заводь, где обнаружил, к своему удивлению, что делит информационное пространство с последним изданием Британской энциклопедии.