Все волны в природе подчиняются одним и тем же законам. И накат морской воды на берег, и рождение звездных туманностей, и движение сигарного дыма в токах воздуха, и колебания прекрасной дамы, выбирающей кавалера на сегодняшний вечер, — все непредсказуемо, все таит в себе загадку! Так и взрывные волны: вроде бы ходят где хотят, а на самом деле все их пути поддаются изощренному анализу пытливого ума.

Таковым умом в данный момент являлся Берг, очнувшийся, вследствие более здорового образа жизни, ранее своих товарищей по несчастью. Впрочем, сейчас они все выглядели одинаковым образом: серые пыльные мумии, две лежащих, одна стоящая.

Взрывные волны иногда творят чудеса, минуя отдельные закоулки. Так маленький залив, отделенный от океана узкой косой, блаженствует и отдыхает, в то время как рядом гигантские валы прибоя с ревом дробят в щебень куски прибрежных скал. Произошедший взрыв, не пощадив ничего живого в радиусе полгостиницы, сохранил целым небольшой уголок, в котором и лежали три героя. Взрывная волна прошла мимо и вынесла три стены, оставив одну целой и невредимой.

Стоящая мумия прокашлялась, потрясла лицом, и в ней проглянули черты Берга. Придя в себя, Берг удивился переменам, произошедшим с гостиницей за столь короткий промежуток времени его отсутствия. Во-первых, над ними было не совсем чистое петербургское небо — крышу снесло до основания. Во-вторых, рядом не оказалось пола и вследствие этого можно было легко попасть на первый этаж. В-третьих — и это чудо! — на нем не было ни малейшей царапины, все члены ходили без малейшего напряжения, в голове не шумело, и кровь из носа не шла. Убедившись в собственной целостности, он занялся Путиловским. Франк не был заинтересованным в расследовании лицом и поэтому мог немного подождать.

Путиловский очнулся сразу, как только Берг сдул с его лица мелко измельченную штукатурку.

— Что это было? — спросил Павел Нестерович, оглядывая архитектурные излишества и недостатки, воздвигнутые созидательным взрывом всего за долю секунды.

— Похоже, было не меньше пуда, — оценил Берг, поводя очами вкруг себя. — Как вы себя чувствуете?

— Чувствую, — признался Путиловский, уже познавший три года назад последствия взрыва. — Все хорошо, — добавил он, проведя инспекцию частей тела и головы. — А где Франк?

— Вот, — сказал Берг, указывая на якобы спящего Франка, уютно примостившегося между кадкой с финиковой пальмой и перевернутым креслом, защитившим голову спящего от приличного кирпича, тем самым сохранив для потомства все будущие Франковы мысли.

— Помогите мне!

Путиловский перевернул кресло, и они стали совместными усилиями затаскивать в него Франка, напоминая двух муравьев, тянущих слишком большую для них серую гусеницу.

Затем Берг растерянно оглянулся вокруг, восстанавливая картину мира до сотворения взрыва: что-то мешало ему чувствовать себя полностью счастливым и избежавшим смерти. Путиловский тоже наморщил лоб, вспоминая. Морщиться было больно, на лбу под пылью открылась свежая царапина.

— Дуся! — первым вспомнил Путиловский. — Дуся была здесь!

— Дуся! Дуся! Ко мне!! — истошно закричал Берг и замер, прислушиваясь к тишине.

Вдали послышались звуки пожарного колокола — это первые дружины по зову главного брандмейстера спешили к месту взрыва. Но ничего не горело, взрывы такой силы гасят пожары.

— Дуся... — прошептал Берг, вспомнил все и заплакал. Слезы текли по лицу, прокладывая в пыли мокрые бороздки и застывая на щеках серыми комочками,— Дусечка моя...

— Экхм, — прокашлялся из кресла Франк. — Пива... полцарства за пиво...

«Авель», отказывая всем, провел карету Плеве от Мариинского театра до Министерства внутренних дел, убедился в целостности министра и, чтобы не терять времени и денег, удачно взял седока до Лесного, где располагались дачи не.самых богатых чиновников. Ехать пришлось далековато, к Серебряному озеру на 2-м Мурин-ском проспекте. Редкие дома стояли далеко друг от друга, наезженных дорог было мало, так что и туда, и обратно пришлось попетлять. Но Созонов привык к своеобразному труду извозчика и находил успокоение и радость в таких длинных пустых перегонах, когда никто тебя не понукает, ты не понукаешь лошадку, все идет своим чередом и всегда можно остановиться у трактира, выпить чайку и задать сенца трудолюбивой скотине.

Вот и сейчас он малость не доехал до Финляндского вокзала, спешился и пошел к сбитенщику погреться горячим варевом, к которому привык за эти месяцы. Лошадка тут же ткнулась мордой в пристроенную торбу и захрустела сухим разнотравьем. От лошадиной спины дымился парок, такой же шел от кружки со сбитнем. Из-за пазухи Созонов достал пирог с капустой, с наслаждением прислонился распрямленной спиной к саням и стал вечерять.

Взор его устремился к небу, к чертогам Господним, где ему в скорости придется предстать перед Очами и держать ответ за все свои грехи, в основном будущие, поскольку до сих пор Егор не грешил даже и в мыслях. Представляя себе небесную встречу, он для полноты картины радостно зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел нечто, что в первое мгновение принял за знамение и подтверждение своим мыслям.

По ту сторону Невы над домами поднялся яркий шар, завис невысоко над крышами и стал меркнуть снаружи, в сердцевине своей оставаясь светящимся. Отсюда он напоминал серый гриб-дождевик (такие собирали у них в деревне; пропущенный грибниками, он созревал и превращался в пустотелый кожаный мешочек, из которого при нажатии выпыхивал бурый дым). Потом донесся глухой звук, будто что-то лопнуло.

— Пожар! — уверенно сказал стоявший рядом бритый мещанин с Выборгской стороны.

— Какой те пожар?.— резонно возразил служивый из инвалидов. — Разорвалось там что-то!

Я такие взрывы в турецкую кампанию часто видывал. Солидная штукенция! На шрапнель похожа, только шрапнель куда жиже будет.

Какое-то туманное соображение заставило Созонова быстро дожевать пирог, запить остатками сбитня и хлестнуть лошаденку, только разговевшуюся сеном. Чем ближе он подъезжал к месту взрыва, тем сильнее росли в его душе подозрения, и к тому моменту, когда он выехал к оцепленному пожарными обозами зданию гостиницы, уже не оставалось никаких сомнений: Алексей взорвался!

Городовые только-только составляли оцепление, командовал ими совершенно пыльный господин с серым лицом. Созонов попытался сунуться ближе, но порядок стал восстанавливаться, и сразу же к нему подскочил бравый усатый человечек:

— Куды прешь, дурень? Что там позабыл? Пшел вон!

— Правдюк! Твою мать! Гони всех в шею! — Грузный большой мужик пробежал мимо, распекая всех и вся, — Нечего! Нечего! Идите спать! Тоже мне, цирк приехал!

Созонов не стал противиться, отошел в сторонку и прислушался. Отовсюду сыпались различные обоснования произошедшему, начиная от кары Божьей за грехи веселых постояльцев гостиницы до японских шпионов, ошибшихся адресом и подорвавших гостиницу, спутав ее с Генеральным штабом вследствие незнания основ русского языка. Но среди всех пустых разговор-цев один сразу сказал Созонову всю правду. Громко шептались две бабушки, по причине расстройства здоровья не спавшие и следившие через окно за улицей перед гостиницей. Такое бдение заменяло им и театр, и газету.

— ...Смотрю я, бежит по улице приличный молодой господинчик, простоволосый, в руке шапка, а за ним один с собакой и два пустопорожние. Вот как они все гуськом вбежали в гоштиницу вовнутрь, так анадысь и жахнуло! У меня все стекла повыбивало, чуть без глазынек не осталась, но Бог миловал. Заткнула раму подушками — и сюда!

— А зачем? — спросил Созонов.

— Что зачем? — удивилась очевидица. — Так сейчас градоначальника ждуть, претензии будет спрашивать. А ежели я без стекол осталась, так и претензию запишут. И помогут вдове. Знаешь, милый, почем нынче стекла-то? Никакой пенсии не хватит стекла вставлять! Динамитчики во всех гоштиницах, почитай, будут бонбы взрывать, а простому человеку отдувайся!