Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Задолго до того как пал Иерусалим и мы были разделены и отправлены в изгнание, отдельная группа людей из нашего народа была избрана для того, чтобы нести священные слова нашей веры в наших сердцах и передать их нашим потомкам. Моей предшественнице была передана Песнь Мариамь, так же как истории о мужчинах были переданы мужчинам. Моя дальняя матушка запомнила слова и хранила их в своем сердце. Она поклялась раскрыть эту тайну своим дочерям, чтобы героические свершения наших предков не канули в вечность.

Персы отпустили нас всех, кроме меня, потому что я приглянулась человеку, который сделал меня своей рабыней и дал мне новое имя. Он не понимал, что я последняя из многих сестер, получивших священную миссию. Он запретил мне думать об этой миссии, которая была моим призванием еще до моего рождения, ибо она была призванием моей матери и матери моей матери и восходила к нашей самой первой матушке, Еве.

Но теперь я сбежавшая рабыня. Меня казнят, если поймают. Я убежала от своего хозяина не ради себя, но ради поколений, которые придут после меня, и еще потому, что при рождении мое тело и вся моя жизнь были посвящены охране священной книги.

Я знаю, что меня ищет мой персидский господин. Я сумела совершить побег ночью, друзья помогли мне подняться на лодке вверх по реке к городу Мари, откуда я направилась на юг по караванному пути, который приведет меня в Иерусалим.

Но Иерусалим далеко на западе, а я очень устала. В этом городе я нашла хорошее убежище от зимних дождей и бурь, мешавших мне в путешествии. Здесь, пока я жду улучшения погоды и прячусь от стражников моего господина, я запишу историю, отпечатавшуюся в моем мозгу подобно тому, как след стила отпечатывается на влажной глине. Я сохраню в этой глине жизнь и слова той, которая сказала нам, что Бог создал нас не для смерти, а для исполнения наших судеб; той, которая научила нас, что даже в самое мрачное время всегда восходит солнце и Бог освещает нас своим живительным светом; той, которая сказала нам, что Бог присматривает за всеми нами, даже за маленьким цыпленком, еще не вылупившимся из яйца; и той, которая поведала нам, что Бог всегда помогает нам и прощает грехи наши, чтобы мы могли попасть в рай.

И теперь моя последняя просьба: хотя сейчас я во тьме, скоро я увижу свет. Я не боюсь смерти, ибо я вернусь к Отцу нашему, который есть весь свет на земле. В последние часы своей жизни я прошу лишь об одном: кто бы ни нашел это место и мои останки, я умоляю вас найти моих сестер в Иерусалиме и отдать им эту книгу, потому что это их наследие. И передайте им, что перед смертью я думала о них».

— Песнь Мариамь, — пробормотал Гленн. — Неизвестная книга Библии, потерянная из-за пленения и гибели Есфири.

— Тогда кто такая «жена астронома»? Мариамь? — спросила Кэндис, остро ощущая, что Гленн принес с собой в каюту резкий запах моря. Она подумала, будет ли и от нее пахнуть морем? — В Пятикнижии Моисея, сказано, что Мариамь была певицей и танцовщицей, вероятно, и музыкантом. Раз мы знаем, что Мариамь приходила к дочери фараона и рассказывала про настоящую мать ребенка, отсюда следует, что она могла какое-то время оставаться во дворце, может быть, живя там вместе с Моисеем. — Кэндис представила себе яркий, четкий, цветной образ: фреска из гробницы Нахта. Он был астрономом, а его жена музыкантом. Возможно ли, что женщина, изображенная на фреске, была на самом деле Мариамь, сестрой Моисея? — Гленн, что написано в Песне Мариамь, если Фило Тибодо так сильно хочет заполучить ее и ради этого даже готов убить человека?

Он посмотрел на свое кольцо.

— Что? — спросила она.

— Помнишь, я считал, что тайное общество, к которому принадлежали мои родители, было религиозным орденом? Я вспомнил еще кое-что. Вещи, забытые мною давным-давно. Кэндис, александрийцы — атеисты.

— Тогда зачем им неизвестная книга Библии?

Теперь он мог ей рассказать. Он был спокоен. К нему вернулось самообладание. То, что он прочитал в дневнике матери, придало ему сил. Он снова управлял своими эмоциями. «Через два месяца мы с Гленном поедем на Морвен, чтобы провести обряд его инициации в орден. Но я боюсь за жизнь своего сына. Фило все больше и больше становится похожим на безумца. Я чувствую, что Гленн в опасности, и Фило тому причиной. Что мне делать?»

— Морвен — это место, — сказал он. — Не знаю, где оно находится, но Фило там. — Вспомнились последние слова его матери: «Фило нужен мой сын. Его необходимо остановить». — Ставрос сказал, что утром мы прибываем в Салерно. Там сойдем на берег и полетим в Англию. Оттуда начнем искать Морвен и Фило.

«Уже скоро, — думал Фило в предвкушении, — Гленн Мастерс будет удостоен великой чести принести себя в жертву ради священной цели». Возможно, сначала он станет сопротивляться, но в конце концов он был сыном Леноры, и его должны были давным-давно принять в орден александрийцев. Фило был уверен, что как только Гленн осознает свое предназначение, то с радостью расстанется с жизнью.

Он прохаживался, пока Милдред Стиллвотер корпела над глиняными табличками, разложенными под люминесцентным освещением. Для расшифровки кода она использовала ключ — фотокопию каменной таблички Дюшеса, украденную из гостиничного номера Кэндис Армстронг в Пальмире.

Милдред сказала, что со стороны Армстронг было очень щедрым поступком передать ключ, а потом и таблички непосредственно в руки Фило. Чему, конечно же, решила Милдред, поспособствовал Гленн Мастерс, который теперь знал, что являлся одним из них — александрийцем.

— Это то, что мы думали? — спросил Фило, сдерживая свое нетерпение.

— О да, — радостно ответила она. — Сокровище! Одно из самых замечательных в нашей коллекции.

Фило кивнул. Для него помимо исторической ценности таблички означали много больше: двадцать лет его неустанной работы почти подошли к своему логическому завершению. Таблички с Джебель Мара были последним кусочком головоломки.

Бедняжка Милдред, никогда не задававшая вопросов, всегда исполнявшая то, что он ей говорил. Много лет назад она была на пороге замужества и начала новой жизни. Фило не мог этого допустить. Как лучший в мире эксперт по языкам, алфавитам, диалектам и наречиям Древнего Ближнего Востока, Милдред была слишком ценным активом. Он хотел, чтобы она была здесь и работала на него. Он соблазнил ее, да так, что она бросила своего жениха прямо у алтаря.

Милдред сделала паузу в работе и посмотрела на него жадным взглядом. Ее сильное желание тронуло его. Она отказалась от всего, только чтобы быть с ним, она вела сухую жизнь без романов и любовников. Не для нее были мужские объятия и постельные утехи.

Внезапно растроганный ее преданностью и самопожертвованием, он сделал то, что никогда не делал раньше: Фило дотронулся рукой до ее подбородка, повернул к себе ее лицо, наклонил свою седую голову и нежно поцеловал ее в губы. Он не торопился сократить этот момент, потому что это был ее первый поцелуй с мужчиной за тридцать лет, и он же станет последним.

Он отошел от нее. Милдред была не в силах пошевелиться. Ее глаза горели как два солнца, излучая благодарность.

Фило улыбнулся. Ему не было неприятно сделать ей хотя бы такой небольшой подарок. Он мог позволить себе быть щедрым, особенно теперь, когда мир, каким его знали, скоро перестанет существовать.

…Унылое небо над головой, завывания одинокого ветра, ни души, ни птицы, ни растения на многие мили вокруг. Кэндис медленно идет по песку, с каждым шагом проваливаясь все глубже, пока не оказывается по колени в земле и не может сдвинуться. Впереди, между двумя отвесными скалами вади, стоит обожженный Гленн, одна рука торчит прямо в небо, пальцы скрючены, словно когти. Его глаза безжизненны и пусты. Он мертв…

Она завизжала.

Открыв глаза, она поняла, что сидит на кровати. Гленн сразу же оказался рядом с ней и обнял ее. Она прижалась лицом к его плечу.

— Мне приснилось, что ты умер, — прошептала она.

64
{"b":"200266","o":1}