Уже десять минут из-под пальцев Сэла непрерывным потоком лилась печаль. Одни — преисполнились восторга, другие — негодования. Две молодые пары немедленно потребовали счет — они платят двести долларов за вечер, а им, да простит их Бог, портят настроение. Зато те, что постарше, были просто потрясены. Они прекрасно понимали: хорошие или плохие, воспоминания есть воспоминания, и это главное. Они придают жизни некую пикантность, как соль, перец или «табаско». И люди с наслаждением слушали, как упивается Сэл своей тоской и горем. Словно извращенцы, которые с непроницаемым видом наблюдают за свершающимся у них на глазах половым актом. Наконец Сэл опустил голову, закрыл глаза и взял несколько заключительных аккордов. Раздались аплодисменты, спокойные, сдержанные, как и полагалось в подобной ситуации. Ведь к психоаналитикам обычно не питают дружеского расположения. Когда стихли последние звуки, Сэл почувствовал облегчение, словно тяготившая его тоска отхлынула от сердца, как волна от берега во время отлива.

— Это было восхитительно, — вдруг услышал он над самым ухом мужской голос. — Я обожаю этот нью-орлеанский стиль.

Сэл наконец открыл глаза, без малейшего, однако, желания увидеть говорящего.

Перед ним стоял человек лет пятидесяти, с крючковатым носом, упитанный, седовласый, довольно высокого роста, любитель слабого пола, сидевший в одиночестве за столиком у стены. На выгоревшей голубой майке, надетой поверх «бермудов», была надпись ПУЛА[28]. Ежегодный пикник, 4 июля 1983 года". Сразу бросалось в глаза, что американец изрядно набрался.

— Заказать вам что-нибудь выпить? — спросил он.

Сэл внимательно на него смотрел, а про себя думал:

«Еще один свалился на мою голову. Выпьет со мной, а потом непременно прикончит, наверняка его подослали».

— Почему бы и нет, — ответил Сэл. Его пальцы, словно вырвавшись из заточения, снова скользнули по клавишам, он стал наигрывать мелодии в стиле «дельта».

Американец поднял вверх палец, желая привлечь внимание официантки. Таких выпивох остальные выпивохи узнают безошибочно. Недаром Сэл сразу его приметил.

— Меня зовут Джек Голд, — представился американец, протягивая Сэлу здоровенную лапищу. Сэл пожал ее левой рукой, продолжая правой играть. — Я всегда был поклонником джаза, — продолжал Голд, достав из кармана сигарету, — когда жил в Лос-Анджелесе. Мне импонирует ваша манера исполнения. И вообще, я больше всех инструментов люблю пианино. — Он взял с ближайшего столика толстую свечу, поднес к кончику сигареты, зажатой в зубах, и стал ее раскуривать. Затем заглянул Сэлу в глаза, заметив: — Но только не тогда, когда играет Гектор.

Сэл невольно хихикнул:

— Самый счастливый из всех, кого я когда-либо встречал.

— Вы слышали что-нибудь подобное? — спросил Голд. — Сплошная какофония.

— Играет он действительно плохо, — согласился Сэл.

— Мягко сказано. — Он пыхнул сигаретой. Лицо его от постоянного виски покрылось тонкой сеткой сосудов.

— Зато вы прекрасный музыкант. Что за мелодию вы сейчас наигрывали?

— Да так, просто импровизировал.

— Ах, вот оно что! А то я думал: почему она мне незнакома? Ведь я хорошо помню старые джазовые мелодии.

Подошла официантка.

— Вам текилу? — спросил американец и обратился к официантке: — Двойную порцию текилы, а мне повторить.

Сэл снова заиграл, что-то очень грустное.

— Послушайте, — лукаво улыбнулся Голд, — я знаю, вы, джазисты, не любите играть по заказу, но есть мелодия, которая мне очень дорога. Интересно, вы знаете ее?

Спрятавшись в свой кокон, Сэл мечтал полностью отдаться привычной тоске, чтобы ему никто не мешал. Но к Голду почувствовал что-то вроде симпатии, пусть только как к собутыльнику.

— Какую же мелодию вы имеете в виду? — В мрачном голосе Сэла зазвучали теплые нотки. — А, наверняка «Повяжи желтую ленту»?

Голд укоризненно покачал головой:

— Ну и ну, за кого вы меня принимаете?

— Извините, — улыбнулся Сэл. — Так о какой мелодии вы говорили?

Официантка принесла бокалы, и мужчины прервали разговор, не сговариваясь, дружно выпили по половине двойной порции.

— О старой балладе Джулипа Джексона, — ответил наконец Голд, — «Голубом ангеле».

— Я знаю ее, — тихо отозвался Сэл, и пальцы сами запорхали по клавишам.

— Да, это она, — блаженно улыбнулся Джек Голд при первых же аккордах знакомой мелодии. — Именно это я имел в виду.

— А разве не Ред Гринберг автор «Голубого ангела»? — спросил Сэл, продолжая играть.

— Ред сочинил ее, когда был пианистом в джазе Джулипа. Поэтому Джексону и достались все лавры. — Голд с хитрой улыбкой взглянул на Сэла. — Вам нравится Ред?

— О да. Это один из самых любимых моих бибоп-пианистов[29]. Пожалуй, самый лучший среди белых.

— Согласен с вами. Он мой давнишний друг, — без ложной гордости сообщил Голд.

— В самом деле? — Сэл подумал, что совсем недавно и он кое-что собой представлял.

— В детстве мы с Редом жили на Фаэрфакс-авеню. В Лос-Анджелесе.

— Надо же! А чем сейчас занимается Ред?

— Держит закусочную на Санта-Моники. С музыкой завязал.

«Так же, как и я», — подумал Сэл, продолжая наигрывать нежную мелодию «Голубого ангела».

И оба они, Голд и Сэл, погрузились в мир собственных грез, мир воспоминаний об утраченной любви. Сэл сыграл мелодию дважды, изменив концовку, придав ей более лаконичный, спокойный характер, словно поцеловал на прощанье возлюбленную, повернулся и ушел прочь.

— Это было так прекрасно, — прошептал Голд. — Вы великолепно играете.

Некоторое время Сэл сидел, положив руки на колени, потом взял бокал и залпом его осушил.

— Великолепная музыка, — почти шепотом проговорил он. И, повернувшись к Голду, впервые посмотрел ему прямо в глаза. — Вы здешний житель... простите, как ваше имя?

— Джек. Да, у меня небольшая квартирка в Сан-Хоседель-Кабо. Приобрел несколько лет назад. Прежде служил в полиции и много пил. Сейчас не служу, но по-прежнему пью. Веду безобразный образ жизни. — Он подал знак официантке повторить заказ.

— Будете еще пить?

— Да, но теперь угощаю я. — Сэл извлек из кармана пачки стодолларовых банкнот, взял одну и положил на крышку пианино.

— Черт возьми, — удивился Джек, — музыкант заказывает угощение? Вы что, женаты на богатой любительнице музыки?

Сэл ухмыльнулся:

— Нет. Я здесь просто спасаюсь от несправедливости.

Голд сквозь завесу сигаретного дыма, прищурившись, взглянул на него.

— Так, так. А может, вы сбытчик кокаина?

— Неужели похож? — Сэл вытряхнул из пачки сигарету и закурил.

— Не знаю, как выглядит сбытчик кокаина. Если вы сбытчик, значит, как вы.

Сэл решительно мотнул головой:

— В наркобизнесе я смыслю ровно столько, сколько в буддизме. Нет, совершенно не пригоден для этого дела.

Они выпили новую порцию спиртного, принесенного официанткой.

— А вы тоже здешний житель? — поинтересовался Голд.

Сэл осторожно поставил пустой бокал на стол.

— Вы, кажется, сказали, что больше не служите в полиции?

— Нет, я только сказал, что служил в полиции. — Голд внимательно разглядывал Сэла поверх зажатой в зубах дымящейся сигареты. — Разрешите спросить вас, сынок, вы заметили сидевших в дальнем конце стойки двух парней? — Он повернулся на низеньком вращающемся стульчике и кивнул в сторону бара. — Они уже ушли. Обратили на них внимание?

Сэл устремил взгляд в сумрак бара.

— Нет... не обратил.

— Зато они вас наверняка заметили, потому что охотятся за вами. Питают к вам особый интерес.

— Вы уверены? — после паузы спросил Сэл, взглянув на Голда.

— Я тридцать пять лет оттрубил в полиции, сынок, и копов узнаю за версту. Но эти — не копы.

Сэл задумался, потом с улыбкой сказал:

— Наверняка какие-нибудь фанаты. Они ездят за мной по всему миру.