Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Помню, — продолжал Джованни, скользя взглядом по крышам домов и узким улочкам, — помню, как бегал здесь. Мы приехали в самый канун Рождества, и я видел, как запрягали лошадей в — как же они называются — дай Бог памяти, — одним словом — специальные снежные повозки...

— Сани.

— Да, да, сани. Бегу, бывало, изо всех сил, цепляясь за... за... сани, и мчусь по деревне. Я тогда бегал быстрее всех. — Он сокрушенно покачал головой, словно укоряя Бога за то, что сыграл с ним такую жестокую шутку. — Трудно поверить, правда?

Сэл, не зная, что на это сказать, промолчал.

— Я смотрел на спускающихся с гор лыжников, — продолжал Джованни, — высоких и стройных, и твердил отцу, что хочу быть похожим на них, высоким и сильным. Я так мечтал ходить на лыжах! — Джованни устремил взгляд в пространство. — А отец только смеялся. Он был большим человеком, мой папа, но война все отняла у него. Лучшего друга я никогда не имел. — Старый калека отпил, еще немного из чашки и проникновенно взглянул на Сэла.

— Изабель рассказала, в прошлом году вы потеряли отца.

«Прости, папа, я виноват перед тобой».

— Да, это так.

— Очень сочувствую вам. Примите мои соболез...

— О чем болтают два старца, — спросила, склонившись над балюстрадой террасы, Изабель. Она появилась неожиданно, запыхавшаяся от быстрой ходьбы, с нежным румянцем на смуглых щеках. — Вы должны смотреть на меня! — От нее исходил пьянящий аромат осени и яблочного сидра.

— Надеешься, что толпа зрителей будет следовать за тобой по пятам, — шутливо заметил Сэл.

Изабель бросила быстрый взгляд на отца, скорее лукавый, нежели застенчивый, и мягко проговорила:

— Вовсе не по пятам. — Она перегнулась через перила, привлекая к себе Сэла, и поцеловала, впившись губами в кончик его языка. Изабель захватывала его все глубже и глубже, крепко сжимая, пока боль не стала нестерпимой. Тогда она разжала губы и рассмеялась ему прямо в рот. Его пенис встрепенулся, подобно спящей собаке, почуявшей запах крови.

— Изабель! — Джованни не сводил с нее укоризненного взгляда, а она в ответ только смеялась.

— Ну! — Изабель отпустила перила и теперь стояла на поросшей травой земле, плавно уходившей вниз к сказочному городу с площадкой для мини-гольфа.

— Смотрите же на меня! И чтобы не отвлекались ни на минуту!

— Можешь в этом не сомневаться! — крикнул Сэл ей вдогонку.

— Смеется точь-в-точь как мать, — прошептал Джованни и перекрестился.

Изабель направилась к мавританской крепости, где Эрик прохаживался между двумя минаретами, едва доходившими ему до пояса. Она оглянулась, помахав рукой, и опять крикнула:

— Наблюдайте за мной! — Для Сэла и Джованни ее голос прозвучал далекой музыкой.

— Она во всем похожа на мать, — продолжал Джованни, пристально глядя на Сэла. — Вы любите ее, Марко? И она вас тоже?

Сэл Д'Аморе. Он был смущен. Они с Изабель ни от кого не скрывали, но и не афишировали своих чувств, их любви ничто не угрожало.

— Джованни, я слишком стар для...

— Я женился на ее матери, когда мне было пятьдесят три, а ей — восемнадцать.

«Но я-то помоложе», — с удовлетворением подумал Сэл.

Джованни достал из кармана сигару и попытался ее раскурить. Это было непросто. Настоящий ритуал.

— Марко, — сказал он наконец, — я должен поговорить с тобой.

«О, черт, неужели ему предстоит мужской разговор из серии каковы-твои-намерения-в-отношении-моей-дочери? Такого с ним еще не бывало. Впрочем, все в жизни бывает впервые».

Джованни положил сигару на скатерть и снял с цепочки, подвешенной к поясу, золотой перочинный ножичек.

— Знаешь, Марко, моя Изабель, мать Изабель... я с ней не прожил и года. — Старик тщетно пытался своими скрюченными пальцами открыть ножичек. — Всего одиннадцать с половиной месяцев. — В глазах Джованни отразилось отчаяние. То ли при воспоминании о безвременной кончине жены, то ли из-за неспособности справиться с перочинным ножом. Тогда Сэл взял его у Джованни и легко извлек лезвие. — Всего одиннадцать с половиной месяцев, — повторил Джованни. — Это было как... — Он попробовал щелкнуть пальцами, но они не повиновались. — Это была жизнь, настоящая жизнь. Потом все кончилось.

Сэл обрезал кончик сигары.

— Да, Джо, я понимаю.

Джованни улыбнулся и подался вперед всем своим маленьким, уродливым телом.

— Какая это была женщина, мама миа! — Глаза калеки озарились счастливым блеском. — Знаешь, я помню каждое мгновение нашей любви. Каждое! Ты улыбаешься, Марко, но это правда. Никогда больше я не испытывал ничего подобного. Никогда. Меня спасла Изабель.

Сэл протянул сигару Джованни, тот взял ее как-то неловко. И продолжал:

— Изабель унаследовала от матери и красоту, и смех, и огонь души... — Сэл зажег спичку, Джованни сунул в пламя зачищенный кончик сигары, долго раскуривал.

— Но в Изабель есть нечто такое, чего не было в ее матери. — Он смотрел на Сэла сквозь облачко дыма.

— В ней... в ней... — Он не мог подобрать нужные слова. — В ней... — Неожиданно солнце зашло за тучи, и на стол легла тень — словно сам Господь задернул на окне штору. На террасе сразу стало темно и прохладно. — Именно это я и имел в виду, — воскликнул Джованни. — Так бывает и с ней.

Сэл с недоумением смотрел на старика.

— Именно так! — Джованни указал на небо. — То она сияет от счастья, то вдруг на лицо набегает облако грусти. Понимаешь? В детстве, бывало, играет с куклой, смеется, потом — раз и голову открутила кукле. Вот так. — Он руками показал как. — А потом, раскаявшись, начинала горько плакать, казалось, сердце у нее разорвется от горя.

Джованни помолчал, испытующе глядя на Сэла, и переместил сигару в уголок губ.

Сэл обернулся и увидел на площадке для гольфа рядом с Эриком Изабель и Карла. Девушка что-то рассказывала, бурно жестикулируя и весело смеясь.

— К чему ты клонишь?

Калека миллионер не сводил глаз со своей смеющейся дочери.

— Хочу, чтобы ты понял, что Изабель хорошая девушка, но иногда может причинить боль.

Сэл согласно кивнул, глядя мимо Джованни.

— Ты должен понять, что нет на земле радости большей, чем любовь. — Старик тяжело вздохнул. — В то же время любовь способна причинить нестерпимую боль!

Снова выглянуло из-за туч солнце, и туман рассеялся. До них донесся веселый смех Изабель. И от этого на душе стало радостней и светлей.

ЛОС-АНДЖЕЛЕС — ФЕВРАЛЬ

Уже вторую неделю в Лос-Анджелесе беспрерывно лил дождь, отмыв небо над лос-анджелесским бассейном почти до голубизны старых вылинявших джинсов, когда «Боинг-747», развернувшись, взял курс на пункт назначения, и сейчас внизу были отчетливо видны хитросплетения вестсайдских автомобильных дорог бесплатного пользования.

— Наш самолет идет на снижение, — послышался искаженный микрофоном скрипучий голос командира воздушного лайнера. — Температура в Лос-Анджелесе плюс пятнадцать градусов, облачно, пятидесятипроцентная вероятность дождя. — Раздался щелчок: микрофон выключили, но через минуту снова включили. — Экипаж корабля, совершающего полет по маршруту Лондон — Лос-Анджелес, рейсом № 365, пользуясь случаем, благодарит находящуюся у нас на борту Изабель за великодушие и отзывчивость. Спасибо, Изабель, за фотографии и автографы. Мы любим вас!

Послышались восторженные возгласы и аплодисменты — особенно усердствовали подростки, поклонники джаза, — и в заднем салоне туристического класса, и даже в салоне первого класса, где прямо перед Изабель сидели три маленькие светловолосые сестрички. Они прыгали на своих сиденьях и громко хлопали в ладоши. Изабель с напускной строгостью приложила палец к губам, но девчушки так разошлись, что остановить их было невозможно. Они широко улыбались и с восторгом взирали на Изабель, словно на сошедшую с иконы святую. И лишь когда Изабель шикнула, девчушки завопили, и их русые головки исчезли за спинками кресел. Сэл знал о сестричках, пожалуй, все, что можно было узнать за четырнадцать часов полета. Звали их Дженифер, Джессика и Эйприл. Им было соответственно: одиннадцать, девять и восемь лет. Они гостили месяц у бабушки с дедушкой в Лейсестере, а теперь возвращались с родителями домой в Гарден-Грав, Калифорнию. Их самой-самой любимой певицей была Мадонна, а теперь стала рок-звезда Изабель, — вот истинный крест, святейшая правда, после того, как они услышали песню из первого альбома «Тропик Козерога». Но что совершенно невероятно, так это то, что Изабель, сама Изабель, сидела позади них в этом огромном, старом самолете. Немного погодя из-за спинок кресел медленно всплыли три русые макушки, послышалось сдавленное хихиканье, и наконец появились три пары глаз, две — голубых и одна — зеленых.

73
{"b":"19995","o":1}