Магеллан подошел к столу и расположил фотографии так, чтобы удобнее было их разглядывать.

— На героя он не похож.

Зунига задумчиво покачал головой.

— Шеф говорит, что он убил четверых причастных к этому делу. Так ему его осведомитель сказал. Четверых мафиози. Причем очень крупных.

— Все четверо американцы. Понимаешь? Американцы. — Магеллан холодно улыбнулся. — Американцы все трусы и бездельники. Убить гринго ничего не стоит.

Первые семь лет жизни Магеллан провел в публичном доме и видел, как к его матери непрерывным потоком тянулись пьяные молодые техасцы. С одним из них мать убежала, а сына отправила к своему брату в пустыню Чихуахуа. Горькие семена, брошенные в душу одинокого, никому не нужного ребенка, проросли и со временем принесли еще более горькие плоды.

Глядя на Магеллана, рассматривавшего снимки, Зунига сказал:

— Убить проще простого, если все как следует подготовить.

Магеллан снова холодно улыбнулся.

— С чего это ты так разволновался, hombre[26]? Может, духу не хватит прикончить гринго, своего земляка?

Зунига медленно поднялся со стула, выпрямился, расправил плечи. В наступившей тишине Магеллан весь напрягся, в упор посмотрел на Зунигу: что-то сейчас будет?

Но после недолгого молчания Зунига сказал:

— Пойду посплю немного, я плохо переношу самолет. — И направился в спальню.

— Послушай, — крикнул Магеллан ему вдогонку. Зунига остановился. — Лучше всего это сделать на берегу, — продолжал Магеллан, — когда он бегает там.

Индеец пожал плечами, словно бы говоря: «А где же еще?» — и закрыл за собой дверь.

Зунига проснулся от холода. Раздевшись догола, он лег прямо на покрывало, а кондиционер после захода солнца так выстудил комнату, что она превратилась в настоящую морозильную камеру. Индеец пошарил выключатель, зажег ночник и. жмурясь от яркого света, посмотрел на лежавшие возле него часы. Было начало одиннадцатого. Зунига встал, схватил со спинки стула брюки, быстро натянул их.

В соседней комнате он тоже включил свет и увидел на мраморном кофейном столике термос, бокалы с вином, ведерко с растаявшим льдом, а также сваленные в беспорядке сандвичи... Зунига налил себе из термоса еще горячего кофе, взял сандвич: Рядом с подносом лежали сигареты разных сортов, на любой вкус. Зунига распечатал одну, достал сигарету. Отыскал спички с фирменной маркой отеля, закурил, взял чашку с кофе и вышел на балкон. Затягиваясь, он пил маленькими глотками теперь уже чуть теплый кофе и смотрел вниз. Даже ночь не принесла прохлады, но, замерзнув в спальне, Зунига наслаждался теперь теплом. На западе небо над океаном было красновато-черным, казалось, раскаленное солнце выжгло сетчатку в глазах вселенной.

Далеко внизу — номер Зуниги и Магеллана находился на последнем этаже — пара пожилых европейцев играла в теннис. Причем игра протекала в таком стремительном темпе, а мяч посылался на половину соперника с таким ожесточением, что Зунига лишь диву давался. А за теннисными кортами, на пляже, сияющем яркими огнями, праздную публику в бикини развлекали уличные певцы. Они пели грустные песни об утраченной любви, о тоске и надежде.

Зунига докурил сигарету и, бросив ее вниз, наблюдал, как она упала на асфальт, рассыпавшись искорками, словно маленький фейерверк.

Он вернулся в номер, принес в столовую свой «атташе» и расположился с ним за обеденным столом. В «атташе» в специальном защитном футляре из пористой резины лежал автоматический пистолет MAC-10. С благоговейной осторожностью индеец вынул его и стал разбирать. Снял затворную раму и вытащил возвратную пружину, отвинтил ствол и все эти детали аккуратно сложил на столе. Затем щеткой с жесткой густой щетиной стал его чистить. И тут он услышал доносившиеся из спальни Магеллана звуки: ритмичные удары кровати о стену и сладострастные стоны девицы.

Его напарник развлекался с проституткой. Это нисколько не удивило индейца. Не в первый раз отправлялся он с Магелланом на задание, и не было случая, чтобы тот, перед тем как идти на дело, не брал на ночь шлюху. И после — тоже. Риск обострял чувственность, и оттого близость с изощренной проституткой приносит особое удовольствие.

Зунига перестал чистить свой MAC-10 и весь обратился в слух. Девица буквально ржала, как молодая кобылица, Магеллан же что-то мурлыкал в такт энергичным движениям. И еще он любил в таких случаях разговаривать. Зунига привинтил ствол пистолета к рукоятке и снова закурил, не сводя глаз с двери Магеллановой спальни. Он считал Магеллана дьяволом, порождением сатаны, хотя и на его совести было немало загубленных душ. Чего только не пришлось пережить Зуниге, и он давным-давно понял: с помощью шантажа многого можно добиться. Но не всякий способен на насилие, даже ради достижения своей цели. Тут нужен талант, дарованный самим Богом, как, например, голос у певца или умение производить в уме сложные арифметические вычисления, наконец, десятидюймовый трахальшик. Есть талант, так и пользуйся им. Затем он тебе и дан. Зунигу толкнули на насилие обстоятельства. Другое дело Магеллан. Однажды он убивал человека весь день, хотя мог это сделать в одну секунду. Зунига видел это собственными глазами. Магеллан упивался мучениями своей жертвы, что Зунига считал смертельным грехом.

Зунига уже закончил сборку пистолета и протирал его тряпкой, смоченной специальным составом, когда за стеной послышался ликующий крик Магеллана. На какое-то время наступила тишина, после чего дверь распахнулась, и в гостиной появился Магеллан с обмотанным вокруг бедер гостиничным полотенцем. В открытой двери спальни Зунига хорошо видел сидевшую на краешке кровати проститутку. Она расчесывала длинные светлые волосы, и ее здоровенные, как подушки, груди плавно раскачивались в такт движениям руки. Это была Марта, девица Адольфо Ромо.

Открывая бутылку рома, Магеллан тихо посмеивался:

— Она принесла сигареты. Ну а я получил еще кое-что. — Массивная золотая цепь украшала шею Магеллана. На правом плече белел старый шрам, на заросшей груди поблескивали капельки пота.

— Хочешь ее? — спросил Магеллан. — Бери, она — твоя.

Индеец продолжал заниматься пистолетом. Магеллан налил себе в бокал еще рому, добавил кока-колы и снова хихикнул.

— Она говорит, что мы оба ей нравимся.

Не поднимая глаз, Зунига заметил:

— Ромо удивится, куда это она подевалась.

Магеллан потряс стакан, и в нем зазвенели кубики льда.

— Плевать на Ромо. Он — глупая свинья. — Он снова рассмеялся. — Эй, гринго, послушай. Я трахал эту шлюху в зад, и мой трахальщик весь в дерьме. — Магеллан запрокинул голову и громко захохотал, находя это очень забавным. Потом перевел наконец дух и шумно вздохнул. Допив ром с кока-колой и ставя на стол бокал с остатками льда, объявил: — Пойду отмоюсь от этой шлюхи, — и направился в душ, блаженно поглаживая себя по животу.

Вскоре Зунига услышал шум льющейся воды и снова бросил взгляд в открытую дверь спальни. Проститутка одевалась у него на виду, прямо перед дверью. Она втиснула свой пышный зад в брюки, напялила туфли на высоком каблуке и уже собиралась надеть блузку, когда заметила, что Зунига смотрит на нее. Она тут же повесила блузку обратно на ручку двери, подошла чуть ли не вплотную к Зуниге и вперила в него взгляд. Затем, чтобы как-то привлечь его внимание, протянула ему флакон с белым порошком. Зунига мгновение молча смотрел на него, потом взял, высыпал чуть-чуть кокаина на ноготь большого пальца, втянул в одну ноздрю, потом в другую и закрыл флакон. А когда Марта хотела его забрать, выразительно посмотрел на нее и сунул флакон в карман.

— Если Адольфо Ромо явится сюда тебя искать, придется пристрелить его, — проговорил Зунига, вставляя магазин с двадцатью патронами в свой MAC-10, — а заодно кокнуть и тебя. — Он щелкнул затвором, и теперь оружие таило в себе смерть, готовую поразить жертву в мгновение ока, подобно гремучей змее.