Начался шторм, вспышки молнии, отражаясь от водной глади, врывались в столовую. Сэл и Изабель ничего не замечали. И лишь когда в дверях появилась первая пара, чтобы выпить перед обедом коктейль, Изабель сразу умолкла. Сэл, будто пробудившись, поднял на нее глаза.

— Продолжайте, — ласково произнес он, словно обращаясь к возлюбленной.

— Марко, — смущенно прошептала она, кивнув на пожилую пару, с любопытством заглядывающую в дверь.

Какое-то мгновение Сэл тупо смотрел на «божьих одуванчиков», затем, спохватившись, вскочил на ноги.

— Черт побери! Мне нужно переодеться к обеду. — Он посмотрел на нее. — Так вы будете сегодня вечером петь?

Не поднимая глаз, она покачала головой:

— Я не могу, Марко.

— Вы же хотите стать певицей. А значит, рано или поздно придется петь перед публикой.

Бросив на него взгляд, она сказала:

— Знаю, знаю. Но не сейчас.

Сэл отключил микрофон и сунул в карман сигареты.

— Вы правы. Это ведь первый день. Хотите, поработаем еще завтра? Пройдемся по другим песням?

Она посмотрела ему в глаза:

— Да, да, очень хочу...

Сэл закрыл старую потрепанную тетрадь, в которую записывал незнакомые мелодии, и положил ее на крышку спинета, поверх других нот. Еще раз взглянув на седоволосую пару, стоявшую в ожидании у дверей, он обратился к девушке:

— Изабель, — так вас называют ваши друзья? — Сэл улыбнулся.

Она пожала плечами с выражением глубокой серьезности на лице.

— Да, это мое имя.

— А уменьшительное имя у вас есть?

— Что?

— Уменьшительное имя. Ну знаете: Скинни, Кид или что-нибудь в этом роде?

Она покачала головой.

— Нет, только Изабель.

Сэл осторожно снял с ее свитера нитку.

— В таком случае я буду звать вас... Я буду звать вас Изи. Вам нравится?

Она улыбнулась.

— Раз вам нравится, значит, и мне тоже.

Сэл взял ее легонько под руку и повел к двери.

— Завтра в два часа здесь. Идет?

— Да.

— Вы выходите в Рио?

— Да.

— Обещайте мне, перед тем, как корабль причалит... — Они уже были в дверях и, когда направлялись к трапу, прошли мимо пары пожилых аргентинцев, внимательно посмотревших на них. — Вы должны, — Сэл понизил голос до шепота, — спеть для пассажиров. — Он указал на столовую.

Она усмехнулась, серьезность сбежала с ее лица, и оно совершенно преобразилось.

— Обещаю, Марко, — ответила она тоже шепотом, и Сэл почувствовал, что его пенис пробудился, словно животное после долгой спячки.

«Не делай этого, старый козел, — приказал он себе. — Не делай этого!»

— О'кей, Изи, — он улыбнулся ей и кивнул в сторону трапа, — а теперь идите в каюту, а то ваш отец подумает, что вы свалились за борт или кто-нибудь вас похитил.

— Хорошо. — Она просияла, но вдруг на лицо набежала тень, и улыбка погасла. — Вы будете играть за обедом, Марко?

— Конечно, Изи. — «Изабель» звучало как-то слишком официально. — Но давайте хранить в секрете то, чем мы занимались сегодня. «А в чем, собственно, дело? Я же не трахал ее. И все-таки...» Сэлу казалось, что Маклишу лучше не знать о том, что Изабель поет. — Пусть это останется между нами. — Он нежно коснулся ее руки. «Я обрабатываю ее. Я думал, что для меня все уже в прошлом. Я обрабатываю ее». — Между мной и вами.

Она согласно кивала, словно догадываясь о значении его слов.

— Хорошо, Марко.

— А сейчас, — он указал на трап и строго сказал: — Идите.

Сэл провожал ее взглядом, пока она шла. Дойдя до трапа, Изабель оглянулась:

— Марко...

— Да?

— Спасибо. — И она побежала вниз.

Вечером, играя под тихий перезвон бокалов и звяканье ложек о китайский фарфор, он поймал себя на том, что не может отвести глаз от Изабель. Он старался. Он очень старался. Героически продираясь сквозь песенку «Туман», которую играл, он сосредоточенно уставился на лампочку под потолком, но тут же снова перевел взгляд на Изабель, она сидела за капитанским столом, его отделяло от нее всего тридцать футов. Он изо всех сил пытался следить за тем, как официант аккуратно разделывает рыбу, отделяет мясо от хребта и выкладывает на тарелку толстой черной женщины, но тут же оказывалось, что он смотрит на Изи, а она на него. Наконец Сэл резко отвернулся, открыл свою тетрадь и начал пробегать глазами записи. «Ранняя осень» — он никогда не играл этой мелодии. Сэл сосредоточил все свое внимание на нотах. Но чтение с листа всегда давалось ему с трудом. Он больше полагался на слух. Так было и сейчас. В третий раз просматривая ноты, он не выдержал и снова взглянул на Изабель. Девушка усмехнулась и подмигнула ему. От неожиданности Сэл громко рассмеялся. Сидевшие за столиками стали оглядываться. Джемелли пристально посмотрел на него, а его сестра Ангелина, настоящая итальянская матрона, сверлила его взглядом более острым, чем у телохранителя мафиози.

Сэл уставился на свои руки и замер, не поднимая глаз. Вдруг он почувствовал, как кровь прилила к лицу. «Боже, я краснею», — подумал он и услышал радостный, беззаботный девичий смех. Изабель смеялась над ним.

Сэл то и дело бросал быстрые взгляды в сторону Джемелли. И когда выколачивал из спинета тяжелые ритмы для Маклиша, пока тот пел, точнее, мычал на всю комнату «Постучи три раза», обращаясь к мощным грудям Мэгги Пуласки, и когда стыдился, если Маклиш брал слишком высокую ноту и «пускал петуха». Но вот он опять встретился с Изабель взглядом. По ее пухлым губам скользнула, а потом разлилась пленительная улыбка, и Сэлу показалось, что они одни в комнате. Не только в комнате — во всем мире. Позже, лежа на койке, в темноте каюты, уставясь в черный непроницаемый мрак, он задавал себе один и тот же вопрос: «Что со мной? Что, черт возьми, я делаю?» Он сел на кровати и закурил. Какая-то малявка, какая-то писуха улыбнулась ему, и он готов бежать покупать ей розы. Поглупел, что ли? Он тряхнул головой. Более безопасного места ему не найти. Или он забыл, почему он здесь? Его пытались убить, и Малыш Джонни наверняка не отказался от своего намерения. Продержаться на этой посудине годика три-четыре. А потом за давностью дело забудется. Неужели ради какой-то девчонки-истерички, сексуально озабоченной богачки он станет рисковать? Он сам нарывается на неприятности. Но, Бог мой, как она поет! Ни разу в жизни он не слышал ничего подобного. Откуда такой талант? Чего только не сделаешь с таким голосом! Пресвятая Дева Мария, Изабель неповторима. В этой маленькой бразильской злючке возродилась сама Билли Холидей. Как такое могло случиться? Но он слышал ее. Слышал собственными ушами. Боль, тоска, сарказм, цинизм, страх и страсть, красота и безобразие — все это переплелось в голосе девчонки-подростка. Просто невероятно!

Сэл стал одеваться. Который час? 2.30. Она сейчас на палубе. Ждет его. Он уверен. Да, она ждет. Скажет, что не может уснуть, и под каким-нибудь предлогом затащит к себе в каюту. Чтобы он ее трахнул. Сэл наперед знал, как развернется ее дерьмовая затея. Он натянул свитер, положил в карман сигареты и вышел. В ярко освещенном коридоре никого не было. Корабль погрузился в сон. Полная луна в светлом, холодном небе появилась над морем как неоновая вывеска: «Еда. Напитки. Прелюбодеяние. Смерть». Сэл облокотился о поручни, вытащил сигарету, зажег... «Я начинаю отсчет, — сказал себе Сэл, — и прежде, чем дойду до двадцати... — Он навалился всем телом на поручни. — Один, два, три...» В ярком свете луны где-то в миле от корабля вынырнул кит. «Двенадцать, тринадцать...» Корабельный радар бесшумно вращался в рубке, прислушиваясь к ночи. «Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать...»

— Эй, — услышал он за спиной голос и обернулся.

В своем свободном черном пальто с капюшоном она была ослепительно хороша.

— Привет, — отозвался Сэл.

Она приблизилась к нему, положила на поручни руку в перчатке — великолепная лайка от Джемелли де Жанейро.

— Никак не могу уснуть. — Она устремила взгляд на море, потом на луну. — Я не перестаю думать.