Возможность показать зрителю, что сейчас происходит в твоем городе, в другом городе, в другой стране, — одновременность свершения и восприятия, — беспредельно увеличивает нашу зоркость, делает нас «вездесущими». И это великое качество телевидения надо использовать не от случая к случаю, а всегда. Подобно волшебному зеркалу, оно может во мгновение ока забросить нас в заоблачные высоты, погрузить в морские пучины, перенести «за тридевять земель», как в сказке, войти неслышно в любой дом и показать все, что совершается в нашей стране чудесного в тот самый миг, когда оно совершается. Ни у кого нет таких безграничных возможностей — только у телевидения!.. Но почему-то оно не очень любит улетать за тридевять земель и даже не очень любит ходить в гости. Оно предпочитает принимать гостей у себя. А это — дело совсем другое. Там, где мы могли бы видеть происходящее, мы слышим пересказ происходившего. Вместо события мы видим свидетеля, который с таким же успехом мог выступить и по радио. Эти передачи из студия составляют подавляющее большинство в программах Всесоюзного телевидения. А надо бы подумать о том, чтобы почаще выходить в большой мир и показывать нашу советскую жизць во всем ее многообразии и богатстве.
Что может заменить путешествие по Выставке достижений народного хозяйства? По Музею В. И. Ленина? Музею Революции или Историческому музею? Музею реконструкции Москвы?.. Картинки? Беседа? Нет! Здесь есть неуловимая, но в то же время очень существенная разница. Лектор с картинками, появившийся на экране, пришел к вам домой. Присоединившись к экскурсии по выставке, по музею, по Москве, по Ленинграду, Тбилиси, Севастополю, Новосибирску, Варшаве, Хельсинки, вы переноситесь в большой мир. Есть же разница между туристом, который видят новые земля, и теми, кто слушает отчет о его поездке! Самое понятие «телевидение» означает «далековидящий». Не отнимайте же у нас этой возможности, товарищи из телевидения! Почаще переносите нас на металлургический завод, на репетицию симфонического оркестра, в хореографическое училище, на автомобильный завод, ка читку новой пьесы, на лекцию большого ученого, на кинофабрику. И покажите не полуминутную съемку: «Вот идет плавка». Покажите самый процесс труда — от засыпки руды до выпуска готовой продукции. Покажите, как собирается автомобиль. Как рождается симфонический концерт. Покажите работу над кинокартиной, будничную, трудную, напряженную работу огромного коллектива — актеров, режиссера, оператора, осветителей, художников, ассистентов, гримеров. Дайте послушать лекцию, которую ученый читает не в студии — перед красным глазком телекамеры, а в аудитории, перед студентами, — увлеченно, в привычной обстановке, не думая о телевидении. Поведите нас на вокзал, к прибывающим поездам. Покажите работу аэропорта. Дайте послушать школьный урок. Мы хотим побывать на почтамте, на ссыпном пункте, на скотном дворе, на еще не введенной в строй линии метрополитена. Перенесите нас в Ленинградский или Таллинский порт, на улицу Горького, на Крещатик, на Невский — просто так: посмотреть, походить, постоять и подумать. И поговорить — не избегая импровизации, а рассчитывая на нее. Времена, когда самый крохотный текст было принято читать по бумажке, прошли. Важны мысли — яркие, умные, свежие, умение говорить дельно. И никого не должны страшить отдельные запинки в поисках нужного слова. Важно, чтоб люди, выступая по телевидению, говорили своим языком, каким говорят дома и на работе, а не вспоминали бы штампованные, гладкие фразы, сотворенные на бумаге, которые и произнести невозможно — так веет от них истасканным канцелярским слогом. Вот если такая информация будет, если сведущий инженер, учитель, председатель колхоза, киноработник, хороший экскурсовод, начальник аэропорта расскажут обо всем этом, — расскажут будто бы даже не телезрителям, а этой небольшой группе людей, которые ходят с ним по школе, по цеху, по выставке, — если удастся наладить передачу такую широкую, увлекательную, не снятую на кинопленку, а импровизированную, «живую», то откроются новые — безграничные — возможности телевидения.
— Позвольте, — скажете вы. — Писателей упрекают за то, что они изображают в романах технологические процессы, а вы предлагаете избрать этот путь телевидению?!
Отвечу.
Писателей упрекают только в том случае, если описание производственных процессов долженствует заменить собою раскрытие характеров. Но в книге, где автор рассказывает, как человек изобрел тепловоз, теплоход, самолет, подводную лодку, телеграф, телефон, телевизор, радио, микроскоп, телескоп, космическую ракету, стал далеко видеть, далеко слышать, далеко говорить, далеко ездить, далеко плавать, высоко и далеко залетать, глубоко нырять, видеть невидимое и, наконец, оторвался от земли, — такую книгу никто не станет критиковать за подробный рассказ о том, как сделан электромагнит для телефонного аппарата, элерон для крыла самолета или герметический шлем космонавта.
И если даже рассказы о технических изобретениях могут быть увлекательными, то насколько же интереснее рассматривать все это своими глазами — по телевидению! Я, телезритель, хочу побывать на автоматической телефонной станции. Хочу знать, как создается книга, проследить ее путь от стола ученого до книжной полки. Хочу знать: где находится Палата мер и весов? Как сохраняются эталоны меры и веса? Как действует механизм часов, тикающих у меня на руке? Время от времени телевидение показывает нам цехи Государственного часового завода — девушек в белых косынках, с пинцетами, с лупой в глазу, склонившихся над микроскопическими деталями. Но зрителя интересуют не только люди, которые делают это, но самый процесс изготовления и сборки деталей. Он хочет изучить этот крошечный агрегат как коллективный труд сотен людей. Хочет воспринять часы как чудо человеческого искусства. Он мечтает узнать, как собрана его автоматическая ручка. Как изготовлена оправа и кто шлифовал стекла его очков? Как сделай транзистор? Скрипка, звуки которой он слышит по радио? Фортепьяно, сопровождающее игру скрипача? Это долгоиграющая пластинка? Тем лучше: покажите, как изготовляется долгоиграющая пластинка!
На столе искрится в бокалё вино. Дымится положенная ка край пепельницы душистая сигарета. Возле бутылки — свежий батон, кусок острого сыра. Рыжий помидор. Желтые яблоки. Изящный дагестанский кувшин. Цибик чая. Рассыпавшиеся куски пиленого сахара. Кто создал все это? Через чьи руки это прошло? В каждой вещи, которыми обставлена твоя комната, которые стоят на столе и виднеются сквозь раскрытую дверцу шкафа, заключен труд страны. Расскажите о нем, товарищи! Покажите, куда идет продукция завода, колхоза, издательства… Устраивайте «День открытых дверей» — передачи из научных институтов, лабораторий. Покажите, как работает само телевидение. Сколько людей и сколько труда стоит за сегодняшним номером газеты. Телезритель хочет знать все. Он хочет рассмотреть каплю под микроскопом. И вместе с астрономом — через сверхмощные линзы — увидеть далекие миры.
Что это? Телевизионная информация? Или телевидение выступает здесь в качестве своеобразного университета?
И то и другое.
Не умаляя значения Всесоюзного общества «Знание», можно смело сказать, что с такой наглядной формой пропаганды науки, передового опыта и самого уклада советского общества, основанного на вдохновенном труде, пожалуй, не сравнится ничто.
Вы, может быть, спросите:
— А что же, телевидение в этом аспекте до сих пор ничего не показывало?
Нет, конечно, показывало. Но, исключая спортивные передачи, на недостаток которых грех было бы жаловаться, показывало мало, редко, случайно. Межу тем, здесь необходима система. И если все задачи Программы КПСС будут претворены в увлекательные телевизионные повести, не декларативные, а конкретные, образные, изобретательные, то более наглядной, оперативной и массовой формы пропаганды и агитации представить себе невозможно!
Но одного вечернего времени на это не хватит. Надо расширить часы телевещания. Надо превратить дневные передачи в своеобразную репетицию с публикой, в своего рода «прогоны», какие бывают в театрах перед премьерой. И лучшее из того, что будет по этой части достигнуто, повторять в вечернее время по первой программе.
