Сказание Печатной группы (с. 68):

…ревут рози великаго князя по всем землям, поиде весть по всем градом ко Орначу, к Риму (в изд.: Криму. —А. 3.), к Кафе, к Железным вра-том, ко Царюграду на похвалу: Русь поганый одолеша на поле Куликове, на речке на Непрядве. Воздадим хвалу Руской земли!

И1:

Шибла слава к Железным вратом, к Риму и к Кафы по морю и к Торнаву и оттоле к Царюграду на похвалу: Русь великая одолеша Мамая на поле Куликове (У далее: на речьке Напряде. — А. 3.) {л. 219 об.}.

В Сказании Основной группы этого фрагмента нет. Совершенно иной он и в К-Б. Слова «ко Орначу» перекликаются с «Ворнавичем» (С) и «к Каранаичи… и к Которнов» (У). В К-Б помещен иной текст («воды возпиша, весть подаваша по… моремъ»). Наиболее близок конец отрывка к С, где «Русь поганых одалеша».[Упоминания о «вести» и предлога «по» в К-Б и Печ. недостаточно для установления между ними текстологической связи: все остальные списки Задонщины этих особенностей не знают.] Слова «по всем градом» близки «по всим землям» С и «по рожнымь землям» К-Б.

Итак, из восьми отрывков Задонщины, помещенных в Сказании Печатной группы и отсутствующих в Основной группе, два (2, 7) отсутствуют в К-Б, но есть в И1 и сходных; четыре (1, 4, 5, 8) есть в К-Б, но помещены в Печатной группе по Задонщине Пространной редакции. И вместе с тем Задонщина имела еще некоторые черты Краткой (3, 6), которые отсутствуют в списках И1, У, С, или чтения, имеющиеся как в К-Б, так и в С (в отличие от позднейших И1 и У).[По Л. А. Дмитриеву, автор Печ. пользовался протографом К-Б, более близким к авторскому тексту Задонщины, чем дошедшие до нас списки {Дмитриев. Вставки из «Задонщины». С. 432). На наш взгляд, это был текст Пространной редакции Задонщины, сохранивший еще некоторые черты Краткой, которые позднее в дошедших до нас списках Пространной Задонщины уже отсутствуют. О близости Печатного извода к списку С писал О. Кралик (Krälik. S. 35–36).]

Поэтому отдельные чтения Печатной группы Сказания можно использовать при восстановлении архетипа Пространной Задонщины.

Сложнее выяснить отношение Пространной редакции Задонщины с группой Ундольского Основной редакции Сказания о Мамаевом побоище. Эта группа представлена ранним лицевым списком Ундольского (XVI в.)[ГБЛ, собр. Ундольского, № 578. Опубл.: Шамбинаго. Сказание. С. 13–55.] и сходными с ним.[См.: Повести. С. 450; Шамбинаго. Повести. С. 260–261. В списках этой группы плачут Федосья Микулина и Марья Дмитриева жена, а их утешает Евдокия, в уста которой вложены причитания коломенских жен. Близкий текст плача см. в списке ГИМ, собр. Уварова, № 492 (Царского, № 310) (Шамбинаго. Повести. С. 266). К этой группе восходят списки: ГИМ, собр. Уварова, № 378, ГИМ, Музейское собр., № 2596, (40039), ГБЛ, Музейное собр., № 3155. Все они конца XVII–XVIII в.] В ней, возможно, сохранились отдельные чтения, лучше Основной группы передающие особенности данной редакции Сказания. Вместе с тем в группе есть и следы влияния на нее Задонщины. Так, уже предисловие Задонщины Пространной редакции (по спискам У, С, Ж) близко к этой группе Сказания. Здесь есть вставочная фраза о том, что Дмитрий Донской «говорит у Микули у Василевича на пиру», как бы перекликающаяся с началом Задонщины и Никоновской летописью.[Шамбинаго. Сказание. С. 21; ср.: ПСРЛ. СПб., 1897. Т. 11. С. 51; Повести. С. 49.] Позднейший характер этого текста в списке собр. Ундольского, № 578 явствует из несогласованности с последующим: (говорит) «з братом с своим… и воеводами, здумаша, яко и сторожу уготовати тверду в Поли». Вставка сделана в полном соответствии с контекстом Никоновской летописи, хотя ее формулировка («говорит», а не «советовавше») имеет и черты сходства со списком Задонщины («говорит князь великий»). В Никоновской летописи и Сказании группы Ундольского есть сходные уточнения «на реци на Чюру на Михайлови»[Шамбинаго. Сказание. С. 38; ср.: ПСРЛ. Т. 11. С. 58.] (в отличие от «межу Чюровым и Михайловым» У).

В группе Ундольского есть две фразы о кованой рати, близкие к Задонщине Пространной редакции: «Сказывают, вою с нами 400 кованой рати» и ниже: «вою с нами седьмдесят тысящь кованой рати удалыя Литвы». Они явно разрывают целостный текст и являются вставками. Только в группе Ундольского встречаем дополненный текст: «и побегоша в поле неуготованными дорогами в Лукоморие, скрегчюща зубы своими, дерущи лица своя» и «а река Мечь вся запрудилася трупом татарским».[Шамбинаго. Сказание. С. 28, 32, 45, 48.] В списке собр. Ундольского, № 578 и сходных нет ряда эпизодов, близких к Задонщине (в том числе выезда Дмитрия — «стук стучит… в славнем граде Москвы», плача Мамая и др.). Возможно, это является результатом сокращения первоначального текста. Некоторые тексты извода У, возможно, лучше сохранили чтения протографа Основной редакции Сказания, а некоторые появились под влиянием Пространной редакции Задонщины. Вопрос этот еще требует исследования.

В Летописной повести о Мамаевом побоище совпадений с Задонщиной нет.[М. А. Салмина считает, что Повесть была источником Задонщины (Салмина М. А. «Летописная повесть» о Куликовской битве и «Задонщина» // «Слово» и памятники. С. 376–383). Ее доводы не убеждают нас. Так, «эпизод на костях» Задонщины близок не столько к Повести, сколько к Сказанию Распространенной редакции. Рассказ о трофеях содержится и в Никоновской летописи. Название литовских князей «Полоцким» и «Брянским» встречается и в Сказании, и в Никоновской летописи. Элементы структурной близости концовки списка С к Летописной повести (см.: Krälik. S. 15) нуждаются в специальном изучении, но и они, очевидно, связаны не с Повестью, а с Никоновской летописью.] Наиболее полно черты сходства с Задонщиной обнаруживаются в Основной и Летописной редакциях Сказания. Общие места между этими памятниками, как правило, по стилю резко отличаются от церковно-поучительного и чисто воинского описания событий в Сказании, привнося в него черты эпического, народного повествования. Уже это наводит на мысль о том, что одним из источников Сказания была Задонщина, причем в Краткой редакции, где лирико-эпические места составляют основную ткань повествования. На этот факт обратил внимание Л. В. Черепнин, считавший, что «в „Сказании“ достаточно сильны религиозные мотивы. Но вставки из „Задонщины“, удачно вкрапленные в изложение, придают ему характер бодрой, проникнутой оптимизмом, воинской повести».[Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV–XV веках. М., 1960. С. 593.] Л. А. Дмитриев также считает, что Сказание имело своим источником Задонщину, причем первоначальной редакции, которой, по его мнению, свойственны были и черты К-Б, и списков И1, У и С.[Дмитриев. Вставки из «Задонщины». С. 385 и след.] Вопроса о том, что Сказание могло влиять на Задонщину, он даже не ставит, как и не дает конкретного ответа о том, что же представляла собою первоначальная редакция Задонщины. Посмотрим на соотношение общих фрагментов в Сказании и Задонщине обеих редакций.

Первый общий фрагмент — обращение Дмитрия Донского к князьям:

Сказание: [Повести. С. 50, ср. с. 85, 124. В Летописной редакции «братия моя».]

Братие князи русские, гнездо есмя князя Владимера Святославича киевъского.

Краткая редакция: [Тексты Краткой редакции Задонщины даем по К-Б, Пространной — по И1 с важнейшими вариантами по У и С.]

Братъеца моя милая, русские князи, гнездо есмя были едино князя великаго Ивана Данильевича {л. 124–124 об.}.

Пространная редакция:

Братья и князи руския,[В С вместо четырех слов: князи смо руски.] гнездо есмя великого князя Владимеры Киевъскаго {л. 217}.

Чтение К-Б «Ивана Данильевича» (как будет показано ниже) первично. Но если так, то Задонщина Краткой редакции в данном случае явилась более ранним источником, чем Сказание.[А. Вайян считает, что в данном случае Сказание использовало позднюю версию Задонщины (Vaillant A. Les recits de Kulikovo: «Relation des Chroniques» et «Skazanie de Mamai»//RES. Paris, 1961. T. 39, fase. 1–4. P. 87.] Второе общее место памятников говорит о сборах рати Дмитрия Донского: