— Маккендрики поощряют своих детей, желая, чтобы они видели в мире прекрасное и впоследствии привносили в него красоту, — молвила она. — Непостижимо, как кланам, вечно занятым войнами, удается чего-то достичь. Мы, наслаждаясь миром, созидаем, а они только разрушают.

— Но это и стало причиной вашей уязвимости.

— Да, но только на время. Разве стоило тратить столетие на военную учебу ради одного мгновения?

Малькольм не сводил задумчивых глаз с огня.

— Ты задаешь этот вопрос бывшему воину. Я должен ответить утвердительно. — Он попробовал переменить позу и поморщился от боли, пронзившей спину.

— Что у тебя болит, Макфейн? Он горько усмехнулся:

— Проще сказать, что у меня не болит.

— Давно ты так мучаешься? Малькольм отхлебнул вина.

— Четвертый год. Я повел свой отряд под знаменами короля Уильяма на бой с одним зловредным английским бароном. Брюхо моего коня проткнули копьем. Конь упал и придавил меня. Я сломал ногу и повредил спину, однако продолжал сражаться. Меня заманили в ловушку, я был обречен. Враг наседал. Я получил несколько ударов мечом; еще один удар — и мне пришел бы конец, но тут подоспел Гэвин и прикончил моего мучителя. — Малькольм видел не огонь, а собственную кровь. Залитый ею, он чувствовал тогда приятное тепло и готовился к небытию. Воин тряхнул головой, прогоняя воспоминания. — Когда я очнулся, Гэвин накладывал швы на мои раны.

— Он сразу вправил тебе сломанную ногу?

— Не помню. Думаю, спустя несколько часов.

— А рука? Кто-нибудь лечил тебе руку после того, как Гэвин зашил рану?

Малькольм оторвался от чаши с вином и взглянул на любопытного мальчишку:

— Откуда этот внезапный интерес к моим болячкам?

Мальчик пожал плечами:

— Я уже говорил тебе, Макфейн, что немного смыслю в искусстве врачевания. — Роб уселся напротив. — Помнишь, как ловко я заштопал тебе рану на руке в ту ночь, когда ты расправился с грабителями? Конечно, другие твои раны не так свежи, но все равно можно облегчить твои страдания. Главное, чтобы ты сам этого захотел.

— Когда мы вернулись, за меня принялся наш лекарь. Меня сжигала лихорадка, и он выпустил из меня дурную кровь. Потом смазал мои раны какими-то зловонными мазями из трав. Когда я пришел в себя, лекарь велел мне лежать.

— И долго ты лежал?

— Не помню. Пока немного не полегчало.

— Я спрашиваю, сколько прошло времени, прежде чем ты принялся разрабатывать руку и ногу, — уточнил Роб.

— На руке разрублены мышцы. Я пытался ее разработать, но боль была слишком сильной. Лекарь посоветовал мне смириться с тем, что теперь моя правая рука всегда будет тоньше и слабее левой.

— Надо было ее разрабатывать, невзирая на боль! — взволнованно воскликнул Роб. — И начинать надо было как можно раньше. А нога?

— Сам видишь: это нога калеки.

— Когда ты начал ее тренировать? Как только срослась кость?

— Я стал ходить, едва немного утихла боль, и постепенно привык к ней. Но она все равно меня не отпускает. Да и хромота не прошла.

— Я говорю не просто о ходьбе, Макфейн. Разве лекарь не советовал тебе делать упражнения для укрепления мышц?

— Они должны были укрепиться от ходьбы и езды верхом.

— Ходьбы и верховой езды недостаточно, — возразил мальчишка. — Мать учила меня: когда конечность сломана или сильно повреждена, надо делать особые упражнения для мышц: недолго, по многу раз в день. Постепенно, по мере укрепления мускулов, упражнения можно продлевать. Это лучшее лечение.

— Я смирился с тем, что уже не буду прежним, — обреченно проговорил Малькольм. — Сейчас я хочу одного: не чувствовать боли. — Он сделал большой глоток вина.

— Перестань глушить боль вином. Пора испробовать другие способы.

Малькольм уставился на дерзкого недоросля. С какой стати он терпит его непочтительные речи?

Потому, должно быть, что Роб обезоруживающе простодушен. К своему удивлению, Малькольм получал удовольствие от общения с ним.

— Какие, например?

— Хотя бы горячую ванну. Она дает мышцам отдых.

— Ванна не приносит мне облегчения.

— Это потому, что ты привык к ледяной воде ручья или горного озера, — объяснил Роб, направляясь к двери. — А я толкую совсем о другом.

Прежде чем Малькольм успел задать вопрос, мальчишка скрылся за дверью. Не прошло и нескольких минут, как дверь снова распахнулась и появились Грэм и Рамси с тяжелой лоханью. За ними следовали Маккендрики с деревянными тазами, наполненными горячей водой. Девушка по имени Агнес принесла полотенце, поспешно присела в реверансе и с облегчением покинула его покои. Малькольм, не меняя положения, равнодушно взирал на пар, поднимающийся из лохани. Он ничуть не сомневался, что все эти ухищрения не принесут ему пользы.

Потом вернулся Роб.

— Чего ты медлишь? Нельзя ждать, пока вода остынет! — возмутился он упрямству пациента. Подойдя к лохани, мальчишки вылил в нее содержимое какой-то коричневой бутыли. В комнате запахло чем-то сладким и едким. — Этот настой из целебных трав облегчит тебе боль, — объяснил Роб, помешивая рукой воду в лохани. — Лежи в воде, пока она не остынет. Когда вылезешь и вытрешься, я вернусь и…

Его серые глаза чуть не вылезли из орбит. Голый Малькольм проковылял мимо него, не понимая, почему парня так смущает вид его израненного нагого тела. Должно быть, мальчишка никогда еще не видел столь уродливых шрамов, да еще так много.

Отвернувшись, Роб стал подбирать одежду, брошенную Малькольмом на пол. Воин зажмурился и погрузился в воду с головой. К своему удивлению, он ощутил наслаждение от влаги и тепла. Высунув голову из воды, Малькольм увидел, что Роб аккуратно складывает его клетчатую юбку. В маленьких ловких руках мальчишки шотландская юбка мгновенно превратилась в аккуратный четырехугольник. Малькольм подумал, что парню не подобает проявлять такое внимание к одежде, особенно если сам он равнодушен к своему внешнему виду.

— Я пока пойду. Лежи.

Теперь, когда огромное тело Макфейна полностью погрузилось в воду, Ариэлла позволила себе взглянуть на него. Она собиралась растереть ему ногу и спину утоляющей боль мазью, но, увидев его нагим несколькими минутами раньше, испытала неведомый ей прежде трепет. Сейчас девушке хотелось одного — удрать от Макфейна как можно дальше.

— Прежде чем уйти, потри мне спину.

— Я… я пришлю сюда Агнес, — пролепетала она.

— Приближаясь ко мне, она превращается в перепуганного кролика, — сказал Малькольм. — Она мне не нужна. Держи!

Он протянул ей мокрую мочалку, но Ариэлла не шелохнулась.

— Боишься, что на тебя попадет капля воды? — съязвил Малькольм.

Она в смятении шагнула к нему и взяла мочалку.

— Какой ужас! Неужели я сейчас увижу твои руки чистыми?

Услышав эти слова, девушка уронила мочалку в воду.

— При нашей первой встрече ты выглядел не лучше меня, Макфейн, — напомнила ему Ариэлла. — Тебе ли укорять меня в нечистоплотности?

— С тех пор я изменил свои взгляды. Здесь, у вас, я не видел ни взрослого, ни ребенка более чумазого и растрепанного, чем ты.

— Это касается только меня, — Она шлепнула Малькольма горячей мочалкой и начала изо всех сил тереть его спину.

— Господи! — простонал он.

Ариэлла почувствовала, как напрягся Малькольм.

— Извини, — пробормотала она и стала водить мочалкой мягче.

Окунув мочалку в воду, девушка легко провела ею по загорелой спине Малькольма, выжимая на нее горячую воду. Потом снова окунула мочалку и начала делать ею круговые движения. Вода, сильно пахнущая снадобьями, стекала по его шее и плечам в лохань, в которую Малькольм погрузился до пояса. Он подался вперед и с облегчением вздохнул. Движения Ариэллы избавляли его от напряжения.

Теплая вода сделала свое дело: девушка заметила, что боль потихоньку отпускает Макфейна. Она провела ладонью по ребрам, позвоночнику, могучим мускулам. Мышцы на спине были так сведены судорогой, что ей казалось, будто она прикасается к камню, а не к человеческому телу. Зная, что источник боли здесь, Ариэлла бросила мочалку и начала разминать онемевшее тело.