Но — внесем ясность — Энни всегда стремился водить дружбу преимущественно с англичанами. Ностальгия по Шотландии — земле, которую он почти не помнил, и пагубная страсть постоянно мимикрировать заставляли его притворяться англичанином. (Он, например, с легкостью мог перейти с кокни на шотландский диалект.) Эта благосклонность к англичанам, странному народу, который (как и китайцы) жил в полной уверенности в своем превосходстве над всеми остальными народами, могла привести к искушению посмотреть с презрением на окружающий мир.

Энни не лез в бутылку по поводу своего заключения. Он нанес серьезный удар закону, по выражению детектива Кеннета Эндрюза, — пошел на риск и проиграл. Но в тюрьме любой проигравший становится животным, приговоренным к несвободе и настойчиво питающим отвращение к силам, сделавшим это. Что ж, если Британская империя в течение шести месяцев тычет человека лицом в его собственное дерьмо, не стоит ожидать, что он будет испытывать горячую любовь и к одному, и к другому. Надо еще добавить свойственное Энни отвращение ко всякой власти. Чтобы определить источник такой антипатии, нужно было бы совершить путешествие в детство, которое каждым взрослым человеком забыто, а Энни в особенности. Именно там крылась причина, почему такой крупный мужчина настаивал на том, чтобы его звали женским именем. А объяснялось все просто: в тюрьме «Виктория» бунтарский дух, до сих пор крепко спавший в его душе, пробудился, достиг высшей точки и готов был вырваться наружу.

— Его есть очень больсой, — сказал Хай Шэн, знаток и владелец тараканов, разглядывая участника, выставленного Энни на забег в четверть четвертого. — Волсебная Птица летать быстло на осень-осень маленький ножка.

Волшебная Птица Надежды, таракан, принадлежавший Хай Шэну и выигравший наибольшее количество призов, по мнению хозяина, был лишь новичком. У Хай Шэна были масса разменных монет разных валют и, кроме того, английские булавки, таблетки аспирина, пуговицы, зубные щетки, крупинки опиума, бинты и пряжка Энни с головой верблюда, — все это служило доказательством его глубокой компетентности и осведомленности.

— Как ты звать твое жилное животное? — скептически спросил Хай Шэн.

— Чемпион Демпси.

На будто лакированной спинке своего таракана Энни вывел белой известью большую букву «Д».

— Ха, Дим Си не есть больсе чемпион.

Возникла пауза. Энни не мог понять, все ли в порядке у китайца с головой.

— Что?

— Джеки Дим Си его есть побить молодой парень.

Энни потер лицо ладонями. На ощупь оно напоминало старую автомобильную покрышку.

— Повтори-ка, чего сказал, — переспросил Энни.

— Джеки Дим Си его побить Чин Тани.[2]

Наконец до Энни дошло, почему он не может понять китайца. Джин Танни — из морских пехотинцев, шустрый и дерзкий, — прославился тем, что был побит престарелым Гарри Гребом. Танни — он полутяжелого веса; да, прошлым летом он вызывал Джека на бой, но тот лишь посмеялся.

— Шэн, дружище, — небрежно произнес Энни, — тот, кто рассказал тебе эту байку, просто посмеялся над тобой.

Губы на круглом, толстом лице Хай Шэна сморщились — не улыбка, а знак почтительности. Мужчины сидели в уборной, имевшей всего три дырки, в которые и справлялась нужда. Это был своего рода «клуб» для глубокомысленных разговоров.

— Тот, кто попотчевал тебя этими россказнями, просто дурачился, сынок, — сказал Энни.

Однако Хай Шэн продолжал утверждать, что Чин Тани так и летал вокруг чемпиона, а Дим Си был похож на старика. Все происходило на открытом воздухе, шел дождь, удары молодого парня были сильными и неожиданными. Хай Шэн, конечно, знал эту историю, потому что в Гонконге страшно любили биться об заклад. Ставили на все: и земное, и неземное. А Хай Шэн держал ухо востро.

Наконец Энни признал, что судьба настигла Джека-Тигра. Энни никогда не оспаривал тот факт, что китайцы сильны в вопросах судьбы. Эту тему они всегда изучали с особым интересом.

— Что ж, от судьбы не уйдешь, — кивнул Энни в знак согласия и помрачнел от нахлынувших воспоминаний. — Джек был особенный — заклятый враг печени и ребер. — (Поджав губы, Хай Шэн кивнул.) — Он настоящий мастер правой руки, удар которой неизменно вырубает противника. Лучший прием против «мельницы» — это хук левой. По крайней мере, он меня не раз выручал.

По справедливости таракан Демпси должен был выиграть забег в четверть четвертого, обогнав Волшебную Птицу Надежды на четыре длины тела. И Демпси не просто выиграл — он убежал. Крупное насекомое, выйдя за финишную черту на четыре дюйма, резко свернуло в сторону и вообще покинуло желоб, презрительно избежав развернутого на финише мешка. Никто не сделал даже попытки раздавить его. Давить проигравших — это одно, а беглецов — совсем другое. Поэтому Демпси ловким и изящным маневром обогнул ловца с мешком и исчез в дренажной канаве.

— Он был виртуозом и эксгибиционистом, — горестно произнес Энни.

Он глубоко переживал потерю доблестного таракана. Естественно, таракан должен выявлять самое лучшее, что есть в мужчине, его хозяине. Хай Шэн расплатился со всеми. Долтри собрал что-то около доллара, кроме того, две английские булавки, маленькую лепешку опиума и старую пряжку с головой верблюда. Хай Шэн тем не менее покачал головой, выражая сочувствие по поводу потери, омрачившей выигрыш.

— Такова жизнь, — резюмировал Энни.

Он похлопал китайца по плечу. А остальным намеревался (вполне добродушно) посчитать ребра кулаками. Китайцам такое обращение не нравилось, но они никогда не протестовали, и это забавляло Энни.

Единственным местом, где «ешки» общались с «ашками» (за исключением уборной), была сточная канава во дворе. Правила почему-то запрещали общение между китайцами и белыми. Боялись передачи «тайной» информации. Пустой болтовни о бунте? Нравственного и интеллектуального разложения? Однако во время тараканьих бегов о запрете забывали. В действие вступал чисто британский принцип: спорт есть только спорт, и ничего более. Тюремные надзиратели тоже любили делать ставки, и так получалось, что сточная канава, с одной стороны, разделяла, а с другой — объединяла обитателей сектора «Е» с жильцами сектора «А» и с охранявшими их длиннобородыми сикхами. Человеческая слабость к азартным играм проявлялась и в ярко выведенных на спинах тараканов кличках — Речной Дьявол, Цветущая Яблоня, Волшебная Птица Надежды и беглец Демпси (Джек-Тигр).

— Шэн, мы с тобой умудренные жизненным опытом люди, — сказал на следующий день Долтри. — Мы любим спорт, и в этом наши интересы совпадают, верно?

— Фелно.

— Очень хорошо. Поэтому, парень, я хочу оказать тебе услугу. Я готов купить у тебя Волшебную Птицу.

— Волсебная Птица не для плодаза.

Это было бесстыдной ложью. На переговоры ушло всего три дня. Энни и сам не знал, что заставило его затеять торг. Возможно, он пытался найти нового чемпиона тараканьего мира. В голове вертелась мысль: до сих пор тебе везло, но сейчас удача изменила тебе. Возможно, толчком послужило то, что Хай Шэн уже давно замыслил продажу и исподволь внушил тебе мысль о покупке.

— Ну что, будешь продавать своего засранца? — усмехнулся Энни. — Он же проиграл.

За таракана он заплатил золотом. Не зря он приберегал свой золотой зуб на черный день. Когда коронку взвешивал дантист-бенгалец, у Энни появилось ощущение, будто его пронзил штык капрала Стрэчена. Четыре грана золота, на тот момент эквивалентные пяти долларам США или десяти долларам Гонконга, — огромная цена!

— Я нести его вам завтла, мистал Энни. Он жить колобка из делево. — И Хай Шэн подписался элегантной закорючкой на расписке Энни.

«Ядерщики» кругами ходили вокруг пирамид, как неприкаянные души в чистилище.

Наступил первый вечер после совершения сделки. Предстояло пережить целую ночь, прежде чем Волшебная Птица Надежды в деревянной шкатулке будет доставлена Энни. Хай Шэн утверждал, что эту шкатулку некогда украшала огромная жемчужина в узорчатом обрамлении из изумрудов, похищенная одним из его прославленных предков в Тяньцзине из приданого императрицы Тзы Си.