Пираты согнали офицеров в штурманскую рубку, находившуюся ближе к корме. Питер Сточ оставался лежать там, где упал. Энни, огромный и окровавленный, в рваной рубахе, обнажавшей рану, помог Гарри Стоуксу отнести Макинтоша в каюту и уложить на койку. Врачей среди пассажиров не было. В салоне первого класса жена американского бизнесмена кричала на пирата, который играл со стеклянным глазом ее мужа, катая протез по стойке бара. Остальные пираты сновали по каютам и стаскивали ценности пассажиров в кучу. Так работала их демократическая система: все ценности в одну кучу, и никакого жульничества. Тем не менее на одежду законы демократии не распространялись: несколько пиратов уже щеголяли в новых соломенных канотье, а один вырядился в смокинг, который ему очень нравился, хотя и был велик.
В штурманской каюте капитан Бристоу сказал:
— Надо бы тебе рану перевязать, Долтри. Задело тебя изрядно, парень, не позавидуешь.
Ин Коу приказал рулевому следовать назначенным курсом в Гонконг. И «Чжоу Фа» как ни в чем не бывало спокойно делал свои шестнадцать узлов в час. Было двадцать два часа сорок пять минут. Вошел молодой китаец и «гринером» ткнул в сторону Энни:
— Пойдем, отправишь сообщение в Гонконг, что все в порядке.
— Да пошел ты… — огрызнулся Энни.
Вмешался капитан Бристоу:
— Долтри, делайте, что вам говорят. Это приказ.
В сопровождении троих пиратов Энни спустился в радиорубку. Достал из кармана открученную от передатчика деталь, вернул ее на место и передал сообщение в Гонконг, до которого «Чжоу Фа» оставалось пройти еще пятьсот миль.
— Все отправил честно, без хитростей, — сказал он Ин Коу. — Кажется, один из твоих ребят разбирается в азбуке Морзе, или я ошибаюсь? Ты же сказал капитану, что знаешь ее. Получается, я всю дорогу был у вас под колпаком?
— Я знаю азбуку Морзе, — подтвердил Ин Коу. — Хочешь, сяду на твое место? И передам «типпи-типпи-тап», сообщение по-китайски!
Ин Коу был в хорошем расположении духа. Невысокого роста, весьма привлекательной наружности, с лицом монгольского аристократа и телом гепарда, он никогда не улыбался, и его гладко выбритое лицо красивой лепки казалось жестоким. Во всяком случае, Гарри Стоукс не мог отвести от него глаз. В подходящий момент Гарри извлек из кармана кольцо с ключами и потряс ими перед носом Ин Коу:
— Видишь, это ключи от сейфа.
С этими словами он выбросил всю связку как можно дальше в открытый иллюминатор.
Ин Коу лишь рассмеялся и пошел в радиорубку, где демонстративно под охраной сидел Энни. Он уже успел отправить такое сообщение: «Шалтай-Болтай свалился во сне». Как только радиограмма ушла, он повторил ее еще дважды, пользуясь заранее оговоренной частотой. Вскоре пришел ответ по-китайски: «Сообщение получено. Слышу вас хорошо». Чтобы случайно переговоры не оказались перехваченными, радист мадам Лай был краток.
Для захвата парохода «Чжоу Фа» мадам Лай потребовалось двадцать девять отборных бандитов и… Энни Долтри, который по собственной воле ввязался в это дело. В результате четверо убитых и пятеро раненых, двое из которых умерли на следующий день. Команда парохода потеряла третьего помощника капитана Питера Сточа, двух охранников-сикхов и кочегара-малайца, получившего шальную пулю в голову. Раненые Макинтош и высокий сикх были в тяжелом состоянии.
Морфия в судовой аптечке не было — и это в Китае, буквально наводненном наркотиками! Стодди лежал на койке в своей каюте, Энни сидел рядом. Макинтош страдал от сильных болей, ноги у него отнялись. Очевидно, пуля прошла через брюшную полость и застряла в позвоночнике. В каюте также находился капитан Бристоу.
Вошел пират, совсем мальчишка, он принес трубку и опиум. Энни размельчил опиум запалом и почти насильно засунул трубку в рот Стодди. После нескольких затяжек тому стало легче.
Специально выведенный из строя и заедавший револьвер пираты у Энни, конечно же, конфисковали. Любое оружие было отобрано ими у всех членов команды. Однако Энни удалось выпросить свое назад, разумеется разряженным. Ли Юн Фэнь, правая рука Ин Коу, толстый, добродушного вида пират в синем деловом китайском костюме, вернул револьвер Энни в каюте Макинтоша.
— Плохой револьвер, — сказал толстяк, самодовольно ухмыляясь.
Энни тут же разобрал его. Отогнутый боек предстал на всеобщее обозрение.
— О! Вы только посмотрите! — воскликнул Энни. — Мать твою!
Капитан Бристоу взглянул на разобранный револьвер и покачал головой.
Энни посмотрел на него, затем опустил глаза.
— Да он все время был в шкафу моей каюты.
Бристоу опять покачал головой.
— Это все китайчонок Фэн, — сказал Макинтош. — Я никогда не доверял ему.
— И антенну повредили, — сказал капитан, — чтобы заставить нас открыть стальную дверь.
— Именно так. — Макинтош коснулся руки Энни: — Тебе, дружище, повезло. Ты, парень, счастливчик.
Опиум подействовал, и боль утихла.
— Сказать по правде, я никогда не любил эту гадость.
Энни не выносил вида крови. Особенно на ринге: ссадина на лице боксера заставляла его содрогнуться от жалости и приступа тошноты. Поэтому, когда его в три часа утра под конвоем вновь препроводили в радиорубку, он воспользовался случаем и попросил у Ин Коу шланг, чтобы смыть кровь у дверей, ведущих на палубу «А». Его просьба была тут же исполнена.
Под аккомпанемент угроз бандитов лишить его жизни Энни отправил еще одно сообщение.
Стодди Макинтош умер около четырех часов утра, в его каюте в это время находился только Энни. Гарри Стоукс ушел искать пирата в синем костюме (как самого человечного), чтобы раздобыть новую порцию опиума для трубки. Стодди держал Энни за руку, и Энни чувствовал, как постепенно тот слабеет, а по лицу было видно, что душа расстается с телом.
Он стал свидетелем последнего выдоха Макинтоша.
Всегда считалось, что Долтри атеист, однако никто доподлинно не знал, какие убеждения он на самом деле хранил в сердце, ведь он все-таки был склонен к глубоким размышлениям. Несмотря на лживость своей натуры, Энни всегда мечтал обрести истину.
Около трех часов утра Ин Коу сам отправил сообщение, дабы продемонстрировать, что и он умеет это делать. Он даже не спросил у Энни, как работает аппаратура, какой код. Всего лишь дважды наблюдая за тем, как это делал Энни, он читал поступающие сообщения с бегущей ленты, будто настоящий профи. «Как же сообразителен этот мерзавец Ин Коу!» — подумалось Энни.
Высокий сикх, получивший две пули в грудь, не умер. Он был крепкого сложения и, как потом оказалось, с одним легким сумел прожить еще много лет. А сейчас его положили в каюту Питера Джастиса, и люди по очереди дежурили возле него. Ин Коу разрешил офицерам свободно передвигаться, если они вели себя благоразумно и помогали там, где требовалось. Как только у сикха остановилось кровотечение, он в подробностях рассказал капитану Бристоу о событиях, развернувшихся у стальных дверей «цитадели», в результате которых она пала. По-мужски скупо он отметил смелость старшего радиста Долтри, открывшего стрельбу по пиратам из своего неисправного револьвера. Он не стал заострять внимание на падении раненного в бок Энни, которое сделало невозможным закрыть дверь, что и предрешило судьбу «Чжоу Фа».
После этого разговора капитан Бристоу суровым хриплым голосом сообщил Энни, что рекомендует его к награждению медалью колониального правительства Гонконга.
«Чжоу Фа» все утро шел в соответствии с назначенным курсом и в лучах яркого солнца приветственно погудел британскому эсминцу «Афина», патрулировавшему акваторию. Рутинная процедура была исполнена, а сигналы зафиксированы (хотя при дневном свете они принимались не особенно хорошо). Один из пиратов кормил и развлекал пассажиров. На нем была форма старшего стюарда и фуражка с золотым галуном (впоследствии эта фуражка оказалась на голове одного из пушкарей мадам Лай).
Как и предполагалось, многие из пассажиров изъявили желание отправить телеграммы и сообщить, что они прибудут с опозданием. Ин Коу не дал на это разрешения, но не возражал против деловых и личных сообщений пассажиров. Энни было дано задание разъяснить это пассажирам, потому что именно он предложил сохранить обычный ежедневный поток радиосообщений с борта «Чжоу Фа», поскольку молчание могло вызвать подозрения властей. Несколько пассажиров ухватились за представленную возможность. Собравшись в салоне, они горячо благодарили красивого китайского дьявола, стоявшего у Энни за спиной и приставившего к его почкам свой «люгер». Никто из пассажиров не увидел в этом хитрой интриги. В любом случае, как объяснил Энни капитану Бристоу, пираты могли отправлять самим себе фальшивые радиограммы или даже настоящие — родственникам, волновавшимся за их судьбу.
