Служит ли порка истинным наказанием для китайцев? Энни принадлежал к тому разряду людей, что любят проговорить вопрос в голове с тем, чтобы тот прозвучал громко и отчетливо, и лишь затем начинают обдумывать его со всех сторон. По своему богатому опыту Энни знал, что существует только один способ по-настоящему осмыслить некоторые проблемы, например порку. Вопрос как заноза сидит в башке, не давая ни минуты покоя. Затем он постепенно перекочевывает в дальние отсеки мозга, где обычно рождаются и хранятся сны, мечты и тому подобное. Если извлечь оттуда вопрос раньше времени, то ответ будет поверхностный, сведется к банальной причине наказания, а суть останется неразгаданной.

В тот момент, когда Энни погрузился в размышления о порке, в бар вошел Фред из Филадельфии. Вначале он, не обратив внимания на Энни, задержался у стойки бара с каким-то парнем, по виду итальянцем. При этом и сам Фред, в вызывающем полосатом костюме, был похож на итальянца. Он производил впечатление человека здорового и процветающего. Когда же он увидел Энни Долтри, на его до этого безмятежном лице появилась неестественно широкая улыбка. Так, превозмогая недуг, улыбается тяжелобольной при виде старого друга, пришедшего навестить его. Энни тоже расплылся в улыбке и похлопал ладонью по столу, где уже стоял десерт — яблочный штрудель. Подобное приглашение Фред просто так не мог отвергнуть.

Тем не менее Фред Олсон предпочел бы поспешно удалиться. Об этом мечтал бы любой, оказавшийся на его месте. Однако он покорно двинулся к столу Энни все с той же широкой улыбкой, скрывавшей стремительно нараставший страх.

Фред подошел к столу, чуть подался вперед и протянул Энни руку. Внушительных размеров ладонь Энни мягко стиснула кончики пальцев Фреда (совсем недавно он точно так же сжимал пальцы Хью Льюлина). В этот момент у Энни мелькнула мысль: «Ведь этому меня научили китайцы». Год назад Долтри никогда бы не пожал руки Фреда. Теперь же он сказал:

— Садись, дружище. Ты легок на помине: только что подумал — вот бы сегодня вечером Филли заглянул сюда, очень уж нужно его повидать.

Энни почувствовал, как в его ладони зашевелились пальцы Фреда, пытаясь высвободиться, но он еще сильнее сжал их.

— Глотни, хороший шнапс. — И Энни левой рукой подвинул бутылку поближе к Фреду. — Где это ты прятался все это время?

— Я бы и рад спрятаться, но не мог — был занят с одним клиентом. Рад видеть тебя. Долго ж мы не встречались. — Фред сел, поскольку так и не сумел высвободить пальцы. — Хочешь, давай завтра пойдем к нему вместе.

— Фред, ты же знаешь, что китайцы ведут себя словно роли в театре играют. Они и воспитаны в полном убеждении, будто мир — это сцена!

Фред поспешно кивнул:

— Шекспир…

— Фред, я пытаюсь понять, что же китайцы за люди? Ну вот, например… — Энни сделал паузу, чтобы наполнить стакан Фреда. — В тюряге, как только они начинают наглеть, их бьют палками. И все равно некоторые из них отказываются работать. Эти сукины дети не знают, что значит подчиняться старшим. Они даже не хотят носить по кругу пушечные ядра!

Указательный палец Энни начертил на столе круг. Фред глазами проследил за этим жестом, стараясь понять, где кроется ловушка.

— Так вот, тюремщики лупят их, Фред, устраивают им настоящую порку. Я пытался там поговорить с людьми на этот счет. С моральной точки зрения для Британской империи это недопустимо. Британия считает себя цивилизованной страной. — Энни засунул в рот оставшийся кусок штруделя. — Я не одобряю порку. Тридцать лет назад можно было получить сто пятьдесят плетей. Позже число ударов сократили до шестидесяти, затем плетку заменили ротанговыми палками, сейчас число ударов ограничено тридцатью шестью, и это они называют наказанием для низших слоев общества! Улавливаешь тенденцию? Насколько мне известно, британцы в общей массе не садисты, конечно, если не принимать в расчет, как они обходятся с домочадцами. Более того, побывавшие здесь престарелые леди подвергают критике подобные экзекуции. Понимаешь, к чему я клоню?

Фред кивнул, выказывая глубокое внимание к теме.

— И несмотря на все это, в тюрьме продолжают пороть этих чертовых китайцев. Почему так, Фред?

— Энни, я думаю, они хотят, чтобы китайцы боялись Бога, — после короткой паузы высказал Фред первое, что пришло ему в голову.

Не дослушав фразы, Энни уже закивал большой головой со скошенным набок носом и безобразно остриженными волосами, а его указательный палец заходил из стороны в сторону, как стрелка метронома.

— Нет, Фред. Не-ет! Тюремщики хотят таким способом унизить китайцев. При этом они задаются вопросом, почему узкоглазые испокон веков секут друг друга? Самих-то китаез никогда не заботило строительство тюрем. Вместо этого они просто секли, клеймили каленым железом, отрубали конечности…

Энни подался вперед и понизил голос:

— И все это, Фред, с целью унизить. И пороли китайцы друг друга всегда публично, на глазах у толпы. Вначале сдирали штаны, а потом лупили по голой заднице. И китаезам плевать на боль, страдания и всякие прочие переживания, а знаешь почему?

— Нет, — признался Фред.

— Да потому, что для них все это не имеет значения. Не битье и не рубцы от него доставляют им страдания, а сам знак унижения, который остается до смерти. И после нее унижение следует за китайцем на тот свет, где решается вопрос о его новом воплощении. И вот появляется этот парень на небесах, ну, или в каком ином месте, куда душа отлетает после смерти, и там его спрашивают: «Эй, приятель, а за что это тебя выпороли? Что ты натворил?» — Энни замолчал, он глядел прямо в глаза Фреда, сильно взволнованный собственной речью. — «И вот за это ты воплотишься в таракана!» Тебе такой поворот известен, Фред?

— Нет.

— Так вот, любой при таких словах теряет не какую-то там гладкую задницу, а — лицо. Люди любят рассуждать о «лице», но они и понятия не имеют, что это на самом деле такое. Для обычного китайца это все, что он сделал за свою жизнь. Лицо и есть сама жизнь. Это — гордость чокнутых, Фред. Ладно, ты сейчас хочешь сказать: «Черт подери, можно ли найти какое-нибудь извинение для британцев, которые в тысяча девятьсот двадцать седьмом году секут китайцев? Это же нецивилизованно! Ведь на флоте порку прекратили уже несколько лет назад».

Фред медленно покачал головой:

— Ничего такого я не скажу, Энни. Все знают, ты с узкоглазыми на короткой ноге.

Энни пустым взглядом обвел бар, провел ладонью по лицу, затем влил в себя остатки шнапса.

— Я так и думал, Фред. Ты совершенно прав. Китайцев лупят, чтобы они боялись Бога.

Фред приободрился и закивал, а Энни наполнил его стакан до краев. Казалось, он о чем-то глубоко задумался.

— Знаешь, Фред, ты помог мне заглянуть в самую суть Британской империи. Страх не дает британцам возможности отказаться от порки. Вот в чем дело. Откажись они от этого варварства, и китайцы тут же подумают: «Эти блондины очень ослабли, пора резать их на куски».

Энни мрачно хохотнул и, вытирая рот салфеткой, отодвинулся от стола; Фред поддержал его, рассмеявшись на пол-октавы выше.

Промокнув рот салфеткой, Энни отодвинул свой стул от стола.

— Фред, мне пора. Завтра вечером я буду здесь. И ты давай приходи. Хочу тебе о Яве рассказать.

Фред растянул рот в глупой улыбке и закивал:

— Ну конечно, дружище.

Энни поднялся и, легонько похлопав Фреда по плечу, направился к выходу. Он не стал спрашивать о своем счете, зная, что Фред заплатит.

Выйдя на улицу, Энни нацепил шляпу. Моросил дождь и делал мутным свет газовых фонарей, который сливался с таким же блеклым отблеском заходящего солнца.

Энни свернул на хорошо знакомую боковую улочку. Здесь находилась популярная в округе продуктовая палатка, от которой местным жителям было больше пользы, чем от «Стоффера». В палатке продавали угрей и другую рыбу самых экзотических видов. Щуплые старики в синих мешковатых рубахах и широких штанах сидели под навесом, ели и обсуждали свои дела; над горшочками с угрями поднимался дымок; повар большим ножом разрубал рыбью тушу. Целое семейство котов проживало возле палатки. Коты и рыбьи кишки были повсюду. Ароматы здесь были потрясающие (если только вы любите Гонконг).