Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Мы бестолково топчемся на своих «конях» у кургана, не совсем еще хорошо уясняя себе, чего требует от нас наш строгий командир.

— Да вы что, безмозглые, что ли? — орет недовольный нами Кодька, толкая нас в спины. — Становитесь вот так — один возле другого… Рядом друг с другом…

Наконец ему удается расставить нас в шеренгу. Начальнически сурово оглядывает он нас и подает команду:

— На первый и второй рассчитайся!..

Мы молчим, не понимая, чего он хочет от нас. Кодька злится.

— Быки непонятные! — кричит он. — Раз команда подана «на первый и второй рассчитайся», значит, надо, чтобы Васька сказал «первый», а Андрей — «второй»… Опять Петька должен сказать «первый», а Колька — «второй»… Неужто вы не видали, как вахмистр учит малолетков?.. Ну, теперь понятно?

— Понятно! — дружно и весело отвечаем мы.

— На первый и второй рассчитайся! — повторяет команду Кодька. — Ну, говори, Васька, «первый».

— Первый! — неуверенно говорит Вася Новичков.

— Второй! — отзывается Андрей Поляков.

— Третий! — смело выкрикивает Петя.

— Дурак! — отчеканивает Кодька. — Тебе надо сказать «первый!»

— Первый! — поправляется мальчишка.

Мимо нас вьется дорога со станции, по ней трусит рысцой пегая лошаденка, везя громко тарахтящую колесами тяжелую повозку. Прижимаясь к оглобле, рядом с лошаденкой бежит маленький рыженький жеребенок-сосунок… Иногда он шаловливо отбегает от дороги в сторону, весь как-то взъерепенивается и, напружинив свой спутанный и белесый, как пучок ковыля, хвост, взмахивает им, задрав красивую головку, призывно ржет… А потом, словно бы испугавшись своего же собственного ржания, взбрыкивает задними ногами и мчится вперед.

Я загляделся на этого забавного жеребенка и прослушал, что скомандовал Кодька.

— Ты что, Сашка, ай оглох? — рассвирепел он. — На первый-второй рассчитайся!

— Здорово, казаки! — послышался с телеги насмешливый, но такой близкий, родной мне голос.

— Па-па! — закричал я, бросаясь к телеге.

Подводчик остановил лошаденку.

— Сынок? — улыбчиво кивнул он на меня.

— Сынок, — ответил отец, сгребая меня в свои ласковые объятия. — Какой же ты большой стал! Я тебя сразу-то среди ребят и не узнал. Ну, как вы тут без меня живете?.. Как Маша?..

— Разве ж ты ее не видел, папа? — испуганно спросил я. — Ведь она ж осенью еще ушла к тебе.

— Как — ушла? — испуганно вскрикнул он. — Я ее не видел.

Я обо всем подробно рассказал ему.

— Вот это дела! — озадаченно сказал отец. — Где же она есть?.. Ай-яй-яй!.. Что же теперь делать?.. Ведь я же, сынок, всю зиму проболел, — как бы оправдываясь, сказал он. — Если б не болезнь, я б давно приехал.

Подъезжая к дому, я умоляюще попросил отца:

— Папа, прогони от нас Людмилу. Прогонишь, а?

— Ладно, — пообещал отец. — Посмотрим.

Новое пальто

Надежды мои на то, что теперь, с приездом отца, вся наша жизнь переменится, не оправдались. Все осталось по-прежнему. Отец и не подумал прогнать Людмилу.

Был он человек слабовольный и подпал под влияние этой злой женщины. Все он делал, как она хотела.

К своему огорчению, я убедился, что отец подружился с Людмилой. Они стали неразлучны. Вместе ходили в гости, вместе встречали гостей… Я слышал, как бывавшие у нас на гулянках мужчины и женщины смеялись, говоря, что скоро справят отцовскую свадьбу.

Замечал я, что наши комнаты начали пустеть. Вещи исчезали. Людмила с разрешения отца продавала их, а деньги они пропивали вместе. По настоянию Людмилы отец продал и корову.

И вот наступила опять осень, и снова мои друзья-ребята стали ходить в школу. Я просил отца, чтобы он записал меня учиться, но ему некогда было это сделать — каждый день он был пьян.

— Ну подожди, сынок, — как-то раз, будучи трезвым, сказал он мне. — Я говорил с учителем. Ты парень подготовленный, он говорит, что ты в любое время можешь в первый класс сесть… Понял?.. Вот сошьем тебе пальто и валенки сваляем, тогда и будешь бегать в школу, а то ж не в чем.

Я с нетерпением ждал обещанного, мечтая о том, как стану ходить в школу, готовить уроки, играть на улице в снежки. Но пошивка пальто и приобретение валенок все откладывались по тем или другим причинам: то денег не было, то портной был занят…

И снова наступила снежная, морозная зима. И снова я, опечаленный, сидел у окна, смотрел, как ребята после школы играли на улице.

В конце января у отца кончились деньги, вырученные от продажи коровы. Они с Людмилой сидели дома злые, скучные. Людмила внушала отцу, что нужно продать дом.

— Зачем он тебе нужен, Илья Петрович? — говорила она. — Хлопот с ним не оберешься. То одно надо ремонтировать, то другое… Лучше снять квартиру. Сколько домов-то пустует в станице! Любой занимай. Каждый пустит на квартиру.

Отцу эти доводы показались убедительными.

Пустовавших домов в станице действительно было много. Большинство зажиточных казаков, проживавших в хуторах, имели в станице дома, и в них никто не жил. И каждый из таких домовладельцев рад был пустить в дом свой квартирантов, лишь бы дом содержался в сохранности…

Однажды отец все-таки принес мне долгожданные валенки. Они были черные, поярковые[6]. Хорошие валенки. Я надел их и от счастья не мог прийти в себя.

— А когда ж, папа, пальто мне сошьешь?.. — спросил я. — Я в школу хочу ходить…

На что уж Людмила терпеть меня не могла, но на этот раз даже и она сжалилась надо мной.

— Пойди же к портному, — сказала она отцу, — пусть поскорее закончит шить ему пальто. А то ведь мальчишке по нужде не в чем во двор выбежать.

Отец во всем слушался Людмилу. Он пошел к портному. Я с нетерпением ждал его возвращения. Пришел он домой уже вечером, пьяный, с таким же пьяным портным.

— Здравствуйте вам, мадам! — сказал тот, кривляясь перед Людмилой. — Мое вам с кисточкой. Хлобыстов Василий Васильич.

— Здравствуйте, — недобрым взглядом окинула Людмила невзрачную фигуру портного. — Откуда ты, Илья Петрович, выискал такого красавца?

Я глянул на портного и прыснул со смеху. Вот это красавец! Длиннющий-предлиннющий и тонкий, как глиста, портной был уродлив. На его голове, словно перья, торчали всклокоченные, черные, как смоль, волосы. На груди лежала большая, взъерошенная борода. Но что особенно примечательно было в портном, так это его правый глаз — огромный, вытаращенный, словно когда-то портной со страху выпучил глаза, а потом, успокоившись, один глаз сумел вобрать в орбиту, а второй так и остался у него навсегда выпученным, застывшим.

Портной вытащил из свертка недошитое пальто и стал его примерять на меня. Затаив дыхание, я беспрекословно во всем ему подчинялся. Портной вертел меня как ему хотелось…

Не выпуская изо рта дымящейся цигарки, портной, бормоча себе что-то под нос, вычерчивал на моей спине мелом. Я мечтал о том мгновении, когда наконец это чудесное пальто будет дошито и я смогу его надеть…

После примерки отец поставил на стол водку. Портной и Людмила сели к столу.

Портной скоро свалился на кровать и уснул. Отец же с Людмилой решили идти к кому-то в гости. Я остался один со спящим пьяным портным… Он так храпел, что казалось, дрожат стены нашего дома.

Странное дело, портной спал крепко, а между тем его страшный глаз пристально смотрел на меня. «Может, портной не спит? — думал я. — Но тогда почему он храпит? Нет, спит, определенно спит».

Убедившись в этом, я храбро подошел к портному и стал рассматривать его удивительный глаз. Потом я принялся перед зеркалом выворачивать свое веко, стараясь сделать так, чтобы и мой глаз походил на портновский. Но, увы! Мне это не удавалось.

На другой день, когда портной проснулся и принялся дошивать мое пальто, я старался не попадаться ему на глаза. Мне думалось, что как только он увидит меня, так сейчас же схватит за ухо. «Ты зачем, — скажет, — заглядывал в мой глаз?»

вернуться

6

Поярковые — свалянные из шерсти овцы первой стрижки.

14
{"b":"199433","o":1}