– Тогда возьму пряных огнехвостов.

– Вы в самом деле верите на слово прожженному имперскому бюрократу?

– По таким малозначительным вопросам – да.

По ее лицу скользнула едва заметная тень, и эколитарий успокоился. Спецпомощник Марселла Ку-Смайт не привыкла, чтобы в ее словах сомневались. Ни в какой сфере.

– Как вы попали в бюрократический аппарат? – спросил он.

– Так же, как любой другой способный студент из семьи простолюдинов, специализирующийся на прикладной политтеории. Сдала с отличием императорские экзамены, получила назначение в Министерство коммерции. – Марселла чуть нахмурила брови, будто начало карьеры, увенчавшейся одной из высших вспомогательных должностей в имперской структуре власти, было самым заурядным.

– А что ваши родные?

– Мама довольна, хотя она из «ястребов» и предпочла бы, чтобы я получила офицерский чин. А отец… ну, он просто хотел, чтобы я занималась тем, что мне по душе. В общем, ничего необычного, – ответила она. – А вот вас, напротив, окружает ореол таинственности и романтики с легким намеком на опасность.

– Почему? Потому что родом я с мерзкой планеты Аккорд?

От необходимости отвечать Марселлу избавил появившийся официант. Натаниэль кивком предложил ей делать заказ.

– Две порции пряных огнехвостов, два имперских салата с маккейскими орехами и графин «Креммлинга». – Она взглянула на эколитария. – Хотите что-нибудь еще?

– На ваш выбор.

– И сыр на десерт, – добавила Марселла, повернувшись к официанту. – Достопочтенный гость…

– К черту! Меня зовут Натаниэль. Всегда звали и всегда будут звать. Терпеть не могу – «достопочтенный то», «достопочтенный это». Из «достопочтенна» каши не сваришь.

– Хорошо, Натаниэль. Но вы так и не ответили на вопрос, который не позволили мне задать.

– Какой?

– Почему мне кажется, что вы – само воплощение таинственности?

– Во мне нет ничего таинственного.

– Вот как?

– Мне тридцать восемь стандартных лет, у меня светлые волосы, последние пятнадцать лет я некоторым образом связан по работе с многоуважаемым Институтом.

– О да. Боевик Института и в то же время – известный экономист. Высококлассный пилот-разведчик и в то же время – преподаватель. В последнюю минуту вас выдергивают из Института и ставят руководить торговой делегацией. Ничего таинственного?

Способность Марселлы получать информацию произвела на Натаниэля впечатление, особенно учитывая, что в письменной форме эти данные существовали только на Аккорде. Он пожал плечами и изобразил улыбку.

– Что я могу сказать? Я думал, вы не станете смешивать работу и личное общение.

Марселла любезно улыбнулась в ответ, и на миг ее взгляд потеплел.

– Вы выиграли.

Натаниэль предпочел ответить великодушно:

– Вероятно, вы правы, я действительно вызываю такое ощущение. Но то же самое можно сказать и о вас. Мне известно лишь, что вы необычайно талантливы, что вы работаете на лорда Ротоллера и что…

– И что?

– И что я опасно близок к тому, чтобы тоже смешивать личное общение с работой. Больше не буду.

Он глотнул «Креммлинга» – легкого белого вина с искринкой – и стал ждать, когда Марселла начнет есть только что поданный салат.

Может, она ждет, что начать должен он? Чертов этикет. Натаниэль взялся за вилку и вскоре понял, почему блюдо называется имперским. Для любого другого названия оно было слишком уж роскошным.

– Что вы на самом деле думаете о Нью-Августе?

Вопрос звучал невинно, однако Натаниэль решил, что при данных обстоятельствах следует отвечать по возможности честно.

– Я мало что успел здесь повидать, но уже чувствую дискомфорт от того, что не могу выйти под открытое небо. Полагаю, это одна из причин, по которым здешние архитекторы предпочитают высокие потолки.

– Лучше, конечно, спросить у архитекторов. Впрочем, по-моему, эта причина ничуть не лучше, чем любая другая. Просто у нас так принято.

– А если кому-то не нравится то, что принято?

Марселла пожала плечами.

– В любом обществе есть люди, которые в него не вписываются.

– Не могу сказать, что заметил здесь неприкрытое существование полицейского государства, но у меня складывается впечатление, как будто все находится под строгим контролем.

– Как и следовало ожидать.

– Недовольные попадают в психиатрические больницы?

– Не обязательно. В этом преимущества Империи. Если им не нравится в Нью-Августе или еще где-то на Земле, они могут сесть в корабль и отправиться на любую из доброй сотни планет.

– Это поощряется?

– Говоря откровенно – да. Чем меньше здесь народу, тем меньше давление на окружающую среду и ниже общественное недовольство.

– А разве мысль о негативном влиянии плотности населения и уровня комфорта на социальную гармонию не просто миф?

– Имевшие место бунты, связанные с нехваткой жилья, а также работы вашего же ученого Вондерйоргта и эксперименты Кляймерсоля говорят об обратном. На практике ни одно государство не может допустить подобного ухудшения ситуации, сохраняя хоть какие-нибудь претензии на существование гражданских свобод.

– Разве подобные теоретические вопросы не выходят за рамки вашей сферы деятельности?

– Ничуть.

Больше Натаниэль ничего не спрашивал, а сосредоточился на пряных огнехвостах.

– Очень вкусно.

– Вы их прежде не пробовали?

– Нет. Наша кухня куда проще.

– Скажите, на что похож Аккорд? Только не фразами из путеводителя – у нас есть стандартные справочники, кассеты, хроника, отснятая еще до Схизмы. На что он похож в наше время? Как вам кажется, чем он отличается от Империи?

– Не уверен, что смогу ответить с какой-либо долей точности.

– Меня устроит и неточный ответ, – рассмеялась она. – Знаете, вы очень осторожны. Все, конечно, понятно, но, может быть, слегка расслабимся?

– Хорошо. Раз так, то, во-первых, на Аккорде можно видеть небо. Оно зеленоватое, а солнце наше белее. Наверно. Солнце Терры я вижу лишь через пермостекло, а солнце Аккорда видел в своих садах и лесах. Я знаю по именам каждого человека в городке, где вырос, а здесь не могу судить, кто с кем знаком. На Аккорде все что-нибудь производят. Даже чиновники выращивают для себя овощи, или пишут, или сочиняют музыку, или поют.

– Настоящая утопия.

– Отнюдь нет. Наше общество молодо. Людям приходится усердно трудиться на двух-трех работах. Только на протяжении жизни нынешнего поколения мы смогли позволить себе содержать профессиональных политиков и бюрократов. И я не уверен, что это было к лучшему.

Марселла нахмурилась.

– Вы говорите, что Аккорд – молодая планета. Около четырехсот лет назад – для столь небольшой политической и социальной системы довольно большой срок – Аккорд был достаточно развит, чтобы спровоцировать, направить и успешно скоординировать многопланетную революцию, лишившую Империю всех возможностей проводить прямую экспансию и зоне Расселины. К тому же, – сухо добавила она, – около пятидесяти планет решило, что они предпочитают не делать выплат в имперский бюджет. Не могу подобрать правильного слова для описания столь эффективного в таком молодом возрасте государства.

Натаниэль пожал плечами.

– Вас интересовало мое мнение. По сравнению с Империей Аккорд пребывает еще в младенческом состоянии.

– Вы мало что написали на чистых страницах, Натаниэль.

– На каких чистых страницах?

– На тех, из которых сшита книга вашей жизни.

Прежде чем пытаться ответить, эколитарий доел последний огнехвост. Женщина знала больше, чем следует простому помощнику замминистра. Интересно, почему.

– На Аккорде все так скрытны?

– Нет.

– Кто такие эколитарий?

Вот об этом ему говорить совершенно не хотелось. Вопрос казался простым, но любой честный ответ привел бы к новым проблемам.

– Право слово, не знаю, как объяснить.

– Вы, должно быть, шутите. – В ее голосе чувствовалась недовольная нотка.

– Мы, эколитарий, довольно замкнутая группа. Так что сравнивать довольно трудно. Изначально мы были единой и полностью независимой силой, лежавшей в основе военного потенциала Аккорда. Сейчас это уже не так, хотя некоторое количество кораблей у нас осталось. Мы по-прежнему не подчиняемся правительству Координатуры и мало с ним связаны. Можно сказать, что мы – ученые, обладающие достаточной мощью, чтобы сохранять автономию от любых органов власти.