Константин считает, что его защищает и к нему благоволит Христос, поэтому самое малое, что он в силах сделать, – это прекратить антихристианские преследования своих предшественников; для объединения империи он опирается только на одну новую религию.
Год спустя после военного триумфа у Мельвийского моста в Милане он пишет «Миланский эдикт», провозглашающий религиозную терпимость, что привлекает к нему христиан: «Мы вменили себе в обязанность прежде всего заняться тем, что относится к служению богам. Вследствие сего дозволяем Христианам и всякого рода людям последовать той религии, какую иметь пожелают, дабы председящее на небесах Божество всегда благоприятствовало нам и нашим подданным…»[3]. Благоразумная и правильная стратегия: христианство становится главной религией империи.
После тридцати одного года правления Константин испускает дух 22 мая 337 года. В этот день он умоляет епископа Никомедийского:
– Существует ли искупление, способное отпустить все мои преступные грехи?
– Только крещение в христианскую веру, – отвечает ему прелат.
Тиран следует этому повелению и принимает крещение, надеясь искупить свои грехи и войти в рай, обещанный Сыном Божьим. Он принимает христианство на смертном одре, но это обращение в последнюю минуту не может стать единогласным для всех и, безусловно, не устанавливает новую веру в один момент. В течение долгого времени язычество и христианство конкурируют друг с другом.
Двадцать лет спустя племянник Константина, будущий император Юлиан, выбирает противоположный духовный путь… Рожденный и воспитанный в христианстве, но увлеченный философией, он убеждается в том, что мудрость Платона намного превосходит уроки библейского единобожия. С того времени он возвращается к божествам, населяющим Пантеон, и пишет труд «Против галилеян», где яростно нападает на христианскую «секту»: «Я позволю себе изложить перед всеми людьми те доводы, которые убедили меня, что секта галилеян не что иное, как вымысел людей, к тому же злостно придуманный. Он не заключает в себе ничего божественного, а только соблазняет неразумную часть души, злоупотребляет привязанностью людей к басням, придает выдумкам видимость истины, убеждая их в величайших небылицах…» Его аргументация бойко опирается на символизм античных мифов: «Считаем, согласно Платону, что должно быть соглашение между сном и явью. Этот философ называет богами то, что мы можем видеть, – солнце, луну, небо, звезды, но все вещи – подобия невидимых. Видимое нашими глазами солнце – подобие умопостигаемого и невидимого; опять-таки, являющиеся нашим глазам луна и каждое из светил – подобия умопостигаемых. Вот этих-то умопостигаемых, невидимых богов, находящихся в них и с ними и рожденных самим творцом и от него происшедших, Платон знает. Правильно поэтому творец у него говорит: “боги, то есть невидимые, богов”, – очевидно, видимых. Общий творец их – тот, кто устроил небо, землю, море и звезды и породил их прообразы в умопостигаемом мире»[4].
Действительно, догмат о едином Боге, который проповедовали те, кого Юлиан называет галилеянами, бескомпромиссно приводит к «проклинанию других богов»… Именно то, что молодой философ делать отказывается! Он, быть может, еще согласился бы рассмотреть Отца, Сына и Святого Духа как варианты божественных форм, но при условии, что они займут место среди других бесчисленных языческих богов. Для него монотеизм, присущий христианам, иудеям, приводит к нетерпимости, но Юлиан не понимает ее и не хочет принимать. Чтобы продемонстрировать свою позицию, он разрывает с религией, в которой воспитан, обращается к древней вере греков и уезжает в Афины. На этой древней земле, взрастившей философию, он надеется получше разобраться со своими размышлениями и поднять свой дух до уровня тех, кто его вдохновляет.
Увы, мыслителю скоро приходится отказаться от любимых изысканий: император Константин, предпочитающий заниматься восточной частью империи, назначает Юлиана вице-императором и приказывает отправляться в Галлию для управления этой страной и усмирения племен варваров. Для Юлиана такой прекрасный шаг в карьере кажется катастрофой! Как?! Ему надо вернуться в реальную жизнь, отложить в сторону размышления о позиции богов на небесах, оставить изучение трудов диалектиков прошлого?! Ему надо натягивать доспехи, садитьсяна лошадь и командовать легионами? Юлиан поднимается на Пантеон и молит богиню Афину вмешаться и изменить ход земных событий… Но в своем храме богиня остается глухой к мольбам молодого человека, поэтому ему ничего не остается делать, как уйти и в печали занять пост второго императора.
Странная судьба ожидает философа, волею судеб ставшего военным: в шкуре того, другого, кого он ненавидит, он показывает себя энергичным правителем, блестящим и эффективным полководцем. Вопреки всем ожиданиям этот теоретик, витающий в облаках, превращается в сокрушительную молнию войны! Он осмеливается проникнуть в самое сердце германских лесов, туда, куда не ступала нога римского легионера на протяжении трех столетий и никогда больше не рискнет ступить после него. Он громит алеманнов в битве при Аргенторате (Страсбурге), отбрасывает врагов на другой берег Рейна – на этом набеги мародеров благополучно заканчиваются. Волна восторга катится по всей империи: этот молодой человек, которого все считали принцем грез, затерявшимся в мире созерцания идей, спас большую римскую территорию! Солдаты превозносят его триумф, и пусть их растерзают только по одному его слову.
Между битвами и экспедициями Юлиан решает обосноваться в Лютеции – уединенной столице, куда он перебирается в январе 358 г. Он переезжает пока один: его жена Елена остается в Риме до родов. Очевидно, что Юлиан не в состоянии все время находиться в городе – он вынужден постоянно ездить туда-сюда по военным делам, но, как только предоставляется возможность передохнуть, Юлиан возвращается на берега Сены…
В самом дальнем конце острова Сите возвышается, подобно бастиону, римская вилла, кусочек Италии в самом сердце Галлии. Стены цвета охры и черные колонны обрамляют квадратный двор, где на краю бассейна с журчащей чистой водой высажены фиговые деревья. В центре этой роскошной резиденции находится банкетный зал, украшенный золотыми орлами и фресками, изображающими Бахуса. Здесь устраиваются совместные трапезы – агапы, богатый римлянин не может ими пренебрегать. Здесь собирается цвет патрициев, все они одеты в длинные тоги с множеством складок. В этой резиденции Лютеции знают, как принимать знатных гостей: каждый прием пищи состоит из трех блюд. Первыми подают яйца и маслины с хлебом и вином, затем – различные сорта мяса, и завершается трапеза фруктами…
Этот центр власти сосредоточен в нескольких соединенных между собой зданиях, где кипит административная деятельность. Юлиан окружает себя группой советников и исполнителей, составляющих крепкую иерархическую структуру, на которую опирается авторитет военачальника. Префект претория, квестор, великий камергер, полководцы, мастер-секретари – все они трудятся не покладая рук, чтобы командовать Галлией, от Британии на севере до Испании на юге. Юлиан признан здесь абсолютным властителем.
Ради сохранения своего авторитета вице-император должен прежде всего оставаться воином. Он регулярно участвует в учениях легионеров. Однажды во время тренировки ближнего боя удар кинжала разбивает его щит, и император остается с одной рукояткой в руке… Казалось бы, какая ерунда, но не для суеверных римлян! Солдаты ошеломлены, они видят в этом зловещее предзнаменование. Однако одно слово Юлиана меняет все. Он поворачивается к своим людям и говорит твердым голосом:
– Будьте уверены, я его не отпустил!
Эти несколько слов устраняют сомнения и страхи. Юлиан – бретер, он знает, как обращаться с людьми, философ начинает осознавать и ценить власть. Но больше всего на свете ему все равно нравится просто гулять по городу, который он упрямо продолжает называть Лютецией, по римской традиции, тогда как сами жители давно называют его городом паризиев, или Парижем…
