С обеих сторон люди бьются с одинаковой решимостью, чтобы умереть за родную землю… или получить жалованье. Поэтому паризии не бегут – что толку в праздном выживании? И когда заходит солнце, равнина сплошь усеяна тысячами сплетенных между собой трупов. Сам Камюложен находит свою смерть в этом решающем бою. За Лютецию, которой уже не существует…

Равнина Гаранелла стала коммуной Гренель (la commune de Grenelle) и была присоединена к Парижу во время Второй империи. Но римляне, потрясенные доблестью галлов в обороне, назвали это место Марсовым полем (Champ de Mars). Это точное место, где произошло сражение легионеров Лабиена и солдат Камюложена. Марсово поле… поле войны.

Намного позже на том самом месте, где лежат останки вождя галлов и его солдат, построили Эйфелеву башню (la tour Eiffel)… как курган памяти этим воинам. Парижане равнодушно приходят сюда подремать в воскресенье и не подозревают, что они находятся на земле, которая больше двадцати столетий назад поглотила кости паризиев, принесших своему народу великую жертву.

Спустя несколько месяцев после пожара, погубившего первую Лютецию, происходит решающее сражение между войсками Юлия Цезаря и Верцингеторига. В самый разгар лета проконсул со своими шестью легионами идет на север для того, чтобы воссоединиться с победившим Лабиеном. Вождь галлов со своей кавалерией нападает на римлян, но немецкие наемники, пришедшие помочь войскам империи, оттесняют галлов.

Без сомнения, Верцингеториг укрепляется лагерем в Бургундии (Bourgogne), на высотах Алезии (Alésia). С ним располагается внушительная армия, к которой примкнули восемь тысяч воинов-паризиев. Дюжина римских легионов осаждает город, но по численности нападавших меньше, чем осажденных. Таким образом, римлянам приходится на время отступить. Однако это не мешает им осуществить планомерную осаду города, лишив галлов продовольствия, и построить вокруг оппидума двойную линию фортификационных сооружений.

Пока лето клонится к закату, армия галлов пополняется. Под покровом ночи эти новые силы решаются на прорыв осады. Сражение длится до рассвета, но нападавшим не удается прорвать линию вражеских укреплений. В это же время другая галльская армия предпринимает попытку нападения на главный штаб римлян, во время этого штурма Верцингеториг со своими людьми покидает город. Под ожесточенным натиском нападения римляне дрогнули. Цезарь посылает на подмогу новые войска, и в итоге атаку галлов удается подавить. Начинается паника. Те галлы, которым не выпал шанс умереть на поле боя, выбирают бегство. Римские всадники нагоняют их и беспощадно истребляют. Все кончено. Верцингеториг выезжает из лагеря на коне, чтобы сдаться Цезарю… Три года спустя вождя арвернов задушат в подвале римской тюрьмы.

Так Галлия стала галло-римской, а римляне поспешили восстановить Лютецию. Но почему бы не выбрать другую территорию, а не этот же самый изгиб Сены? Почему бы не поискать место, более удобное для защиты? Реальный остров на реке, например. Действительно, всего в нескольких шагах от Марсова поля, на котором Лабиен одержал победу, находятся несколько небольших островков. На самом большом из них воздвигнут скромный храм галльским богам: Смертиосу – защитнику домашних животных, Эзусу – демиургу лесов… Над этой смиренной постройкой парят сотни чаек. Это кричащее молочное облако иногда пикирует вниз, чтобы схватить несколько крошек из подаяний, оставленных верующими.

Галлы Лютеции, поощряемые победившими римлянами, объединяются около этого храма, места поклонения и веры. Островки, которые очень скоро были связаны между собой мостами, уже рисуют контур нового города… Вот каким образом на этой забытой посреди реки земляной косе появляется Лютеция – галло-римский город, который впоследствии станет островом Сите (Cité).

Как и прежде, паризии живут здесь на реке и рекой, способствующей их обогащению. Новые жители Лютеции берут пошлину с путешественников, если те хотят перейти через мост или проехать под ним на лодке. Лютеция, таким образом, становится городом-мостом, пунктом, где можно перебраться через Сену. Намного позже девиз Парижа «Fluctuat nec mergitur», что в переводе с латинского означает «Плавает, но не тонет», станет наследием этой изначальной и необходимой связи с рекой.

В I веке нашей эры вокруг небольшого острова обозначаются символы земной и божественной власти: на западе строится укрепленный дворец, штаб-квартира римской власти; на востоке – культовое место паризиев. Храм же Лютеции расширяется, украшается и открывает свои двери для богов римского Пантеона, таким образом две культуры перемешиваются… Именно на Сене построен первый важный памятник города. Братия neates, то есть лодочников-корабельщиков, речных купцов, которые занимаются организацией судоходства, дают обет и в соответствии с ним сооружают особую опору для здания; эта колонна высотой пять метров состоит из четырех кубических блоков с барельефами галльских божеств Кернунноса, Смертиоса, Эзуса, а также двух римских богов – Вулкана и Юпитера… Именно богу богов и императору Тиберию, правящему с 14 до 37 год, написано посвящение на столпе корабельщиков: «Тиберию Цезарю Августу и Юпитеру, самым достойным, самым великим, братия лодочников земель паризиев на деньги коммуны воздвигла сей памятник». Отныне галло-римская цивилизация запечатлена в камне.

Лютеция закрепляется на этом месте навсегда. Наша история Парижа может начаться в тот самый момент, когда человек по имени Иисус подготавливается перезапустить маятник времени как будто для того, чтобы издалека отпраздновать это рождение…

В 1711 году во время строительных работ по сооружению клироса в кафедральном соборе Парижской Богоматери (cathédrale Notre-Dame de Paris) в кладке двух стен рабочие обнаружили этот древний памятник. После реставрации с 1999 по 2003 год колонна заняла место в экспозиции музея Клюни (musée de Cluny).

Святое место остается святым вне зависимости от верования… Совсем не случайно это произведение зодчества найдено под собором Парижской Богоматери. И вполне закономерно, что собор остается самым важным местом для парижских католиков: в этой самой точке на острове Сите храмы, возведенные галлами для приношений богам, стали сначала галло-римскими, а затем христианскими.

Площадь Италии всегда казалась мне кривой, еще говорят, что она плохо скроена. Выходишь из метро – и нет тебе никакой гармонии и архитектурного баланса. Мэрия тринадцатого округа, расположенная в здании XIX века, делает вид, что стоит в стороне. Кажется, она напугана бесконечным вращением машин по автомобильному кругу, где они исполняют нелепый беспорядочный танец. Напротив, на крыше ультрасовременного торгового центра, футуристическая скульптура невольно напоминает высотные краны заброшенной стройки. На другом конце проспекта рестораны фаст-фуда срыгивают запахи прогорклой картошки фри у подножия кучи сероватых кубов. Еще дальше бездушные башни домов грустно тянутся ввысь.

Единственное, что я нахожу в тон, это синяя табличка, обрамленная зеленой эмалью с надписью: «Площадь Италии». Италия, между прочим, совсем не здесь! Во II веке, когда по воле римских захватчиков Лютеция расположилась на острове Сите, через эту площадь проходила дорога, ведущая в Рим… В Галлии наступает эпоха римского мира. Новый город паризиев развивается на юг от Сены. По направлению к Риму строятся мощные коммуникации, с тем чтобы связать все части огромной империи между собой. Площадь Италии естественным образом находится на этой via romana – дороге, ведущей из Лиона в Рим.

В принципе, можно переименовать это место в «площадь Рима», чтобы помнить, что Париж, который мы знаем и любим, обязан своим появлением тем, кто пришел завоевывать Галлию две тысячи лет назад.