— Плохо и так, и этак.

— Не совсем. Мы могли бы приспособиться к меньшей силе тяжести, если бы тренировались — каждый день в течение довольно продолжительного периода времени. А такие тренировки должны доставлять удовольствие. Люди не станут ежедневно заниматься гимнастикой, которая наводит тоску и заставляет их прикладывать серьезные усилия. Поэтому мы подумали, что нашу проблему могли бы решить полеты. В районах с низкой гравитацией, возле полюсов, люди становятся почти невесомыми. Так и кажется, что стоит немного помахать руками — и поднимешься в воздух. Если к каждой руке приделать легкие пластмассовые крылья, закрепленные гибкими стержнями, если эти крылья складывать и раскрывать, следуя определенному ритму, люди смогут летать, как птицы.

— А это сойдет за необходимое физическое упражнение?

— Конечно. Могу вас уверить, что летать очень трудно. Мышцы рук и плеч мало делают для того, чтобы вы оставались в воздухе, но они должны находиться в постоянном движении для маневрирования. И если подобными упражнениями заниматься регулярно, они поддерживают мышцы в тонусе и укрепляют кости. Но люди не желают летать.

— Я думал, они делают это с удовольствием.

— Так и было бы, — фыркнула Баранова, — если бы не приходилось прикладывать столько усилий. Проблема в том, что для равномерного, уверенного полета требуется умелая координация движений. Малейшая ошибка приводит к тому, что ты начинаешь падать, болтаться из стороны в сторону, и, естественно, тебя ужасно тошнит. Совсем немногим удается красиво и грациозно летать — вы видели подобных людей на голокассетах.

— Птицы не страдают морской болезнью.

— Птицы летают над полями, где действуют нормальные законы тяготения. В отличие от людей на Пятой.

Модайн нахмурился и погрузился в размышления.

— Не могу обещать вам, что вы хорошо выспитесь, — проговорила Баранова. — Первые ночи на станции многим доставляют серьезные неудобства. Однако я все же попрошу вас постараться как следует отдохнуть, потому что завтра мы отправляемся в районы, где проводятся полеты на крыльях.

Модайн довольно быстро понял, что имела в виду Баранова, когда говорила, что кориолисово ускорение может быть весьма неприятным. Маленький вагончик, который вез их по монорельсовой дороге в сторону полюса, казалось, все время соскальзывал влево, и у Чарльза постоянно возникало ощущение, будто то же самое проделывают и его внутренности. Он с такой силой вцепился в поручни, что костяшки его пальцев побелели.

— Мне очень жаль, — проговорила Баранова, — если бы мы ехали медленнее, вы бы чувствовали себя не так отвратительно, но мы вынуждены придерживаться графика движения.

— А вы к этому уже привыкли? — простонал Модайн.

— До некоторой степени. Но не до конца.

Он был счастлив, когда они в конце концов остановились; впрочем, радость его продолжалась совсем недолго. Модайну потребовалось некоторое время, чтобы приспособиться к ощущению, что он будто бы парит в воздухе. Каждый раз, когда модельер пытался сделать какое-нибудь движение, он спотыкался, но не падал, а медленно уплывал вперед или вверх, а потом постепенно возвращался на прежнее место. А когда он чисто инстинктивно начинал дергать ногами, становилось еще хуже.

Баранова предоставила ему возможность некоторое время самостоятельно справляться с непривычной ситуацией, потом догнала и медленно отвела назад.

— Некоторым это нравится, — сказала она.

— Лично мне — нет, — печально сообщил ей Чарльз Модайн.

— А многим не нравится. Пожалуйста, вставьте ноги вот в эти скобы в земле и не делайте резких движений.

Модайн увидел в небе пятерых летателей.

— Эти пятеро птиц бывают здесь почти каждый день, — сообщила Баранова. — Несколько сотен приезжают время от времени. На полюсах и на оси вращения мы можем разместить около пяти тысяч человек одновременно. А почему бы нам не использовать все пространство Пятой для того, чтобы поддерживать ее персонал — все тридцать тысяч человек — в хорошей физической форме? Только вот как это сделать?

Модайн махнул рукой, и его тело тут же качнулось назад.

— Те, кто сейчас в небе… они ведь научились летать. Они же не родились птицами. Значит, другие тоже смогут.

— У этих пятерых исключительная координация движений — врожденная.

— В таком случае как я-то могу оказаться вам полезным? Я кутюрье. Я не создаю врожденной координации движений.

— Отсутствие врожденной координации не является непреодолимым препятствием. Это только означает, что тренироваться нужно дольше и сил приложить больше. Не существует ли какого-нибудь способа… не могли бы вы сделать этот процесс более… ну, модным, что ли? Может быть, вы придумаете какой-нибудь особенный летательный костюм для упражнений; или у вас есть идеи насчет того, как, используя психологию, заманить людей на тренировки? Если бы нам удалось создать настоящие программы и персонал станции стал бы с удовольствием заниматься физическими упражнениями, тогда можно было бы замедлить вращение Пятой, ослабить кориолисово ускорение. Мы надеемся, что в этом случае Пятая наконец стала бы домом для тех, кто здесь живет.

— По-моему, вы хотите, чтобы я совершил чудо!.. А нельзя ли попросить их подлететь поближе?

Баранова помахала рукой, одна из птиц ее заметила и грациозно поплыла вниз. Молодая женщина. Улыбаясь, она повисла футах в десяти над землей, кончики ее крыльев немного подрагивали.

— Привет! — крикнула она. — Что случилось?

— Ничего особенного, — ответила ей Баранова. — Мой друг хочет посмотреть, как ты управляешь крыльями. Покажи их в работе.

Женщина снова улыбнулась и, повернув сначала одно крыло, а потом и другое, сделала сальто. Выпрямилась, замерла на месте, отведя оба крыла назад, начала подниматься, медленно шевеля крыльями. Постепенно крылья задвигались быстрее, а через мгновение женщина скрылась из виду.

— Чем-то похоже на балет, — через некоторое время проговорил Модайн. — Только крылья ужасно уродливы.

— Правда? Вы так считаете?

— Конечно, — сказал Модайн. — Похожи на крылья летучей мыши. Возникают ненужные ассоциации.

— Так скажите нам, что нужно сделать? Может, украсить их перьями? И тогда все захотят научиться летать и станут, не жалея сил, тренироваться?

— Нет. — Модайн задумался. — Возможно, нам удастся облегчить сам процесс.

Он вытащил ноги из скоб, немного оттолкнулся и поплыл в воздухе. Затем пошевелил руками и ногами, чтобы посмотреть, что из этого получится, и его тело как-то странно накренилось. Он попытался вернуться к скобам, и Баранова, протянув руку, помогла ему.

— Послушайте, — проговорил Модайн. — Я кое-что сконструирую, а если кто-нибудь сможет претворить мои чертежи в жизнь, я сам попробую взлететь. Я никогда ничего подобного не делал; вы же только что видели, как я попытался оторваться от земли и чуть-чуть подняться в воздух — у меня ничего не вышло. Так вот, если из моей идеи что-нибудь получится и если я смогу летать, значит, любой будет в состоянии сделать это.

— Наверное, мистер Модайн. — В голосе Барановой сомнения смешались с надеждой.

К концу недели Чарльз Модайн начал привыкать к Пятой космической станции. Когда он находился на земле в экваториальных районах, где действовала привычная для него сила тяготения, он забывал о кориолисовом ускорении, потому что здесь станция почти ничем не отличалась от Земли.

— В самый первый раз, — сказал модельер, — я бы не хотел, чтобы на меня смотрело все население Пятой — реализовать мою идею может оказаться труднее, чем я предполагаю. Будет обидно, если она провалится с самого начала. Однако официальные лица пусть присутствуют на испытаниях — на случай, если у меня все получится.

— Мне кажется, следует испробовать вашу модель без свидетелей, — проговорила Баранова. — Неудача во время первого полета, какими бы ни были причины…

— Зато успех будет таким впечатляющим!