— Замечательно. Я надеялся, что вы пришли сообщить мне именно эту чудесную новость.

На радостях Грант предложил психиатру сигару, от которой тот, однако, отказался.

— Тем не менее, — предупредил Блуштейн, — он по-прежнему серьезно болен. С ним необходимо обращаться очень бережно.

— Конечно, мы сделаем все, что в наших силах.

— Это не так просто, как вам кажется. Я хочу рассказать вам о проблемах Рэлсона, чтобы вы поняли, насколько сложна ситуация, в которой мы все находимся.

Он продолжал говорить. Грант слушал его, сначала с беспокойством, а потом со все возрастающим удивлением.

— Из ваших слов, доктор Блуштейн, вытекает, что Рэлсон безумен. Вряд ли от него будет какая-нибудь польза. Он сумасшедший.

Блуштейн пожал плечами:

— Тут все зависит от того, как лично вы определяете понятие «безумие». Это неудачный термин, старайтесь не использовать его. У Рэлсона есть заблуждения, несомненно. А вот окажут ли они влияние на его способности — заранее предсказать невозможно.

— Но ни один человек в здравом уме…

— Пожалуйста! Пожалуйста, давайте не будем пускаться в длинные дискуссии по поводу того, как психиатрия определяет вменяемость и тому подобные вещи. Да, у человека несколько необычные представления, однако мне дали понять, что талант Рэлсона заключается именно в его умении найти решение проблемы, которое лежит вне стандартных подходов. Я вас правильно понял?

— Да. Это я вынужден признать.

— Разве мы с вами можем судить о правильности его выводов и идей? Разрешите поинтересоваться, не было ли у вас в последнее время желания покончить с собой?

— Пожалуй, нет.

— А у других ученых здесь?

— Нет, конечно, нет.

— И тем не менее я бы предложил вот что: до тех пор пока не будет закончено исследование силового поля, за всеми учеными, участвующими в проекте, необходимо установить постоянное наблюдение, здесь и дома. Может быть, организовать все таким образом, чтобы они не уходили после работы домой. В кабинетах такого типа легко устроить небольшие спальни…

— Спать на работе? Они никогда на это не согласятся.

— Конечно. Но если вы не станете сообщать истинные причины, а скажете, что нововведение связано с проблемами безопасности. «Проблемы безопасности» — замечательная вещь, не так ли? А за Рэлсоном необходимо следить в первую очередь.

— Конечно.

— Впрочем, это далеко не самое главное. Мы должны сделать еще кое-что, чтобы меня не мучила совесть — на тот случай, если теории Рэлсона все-таки имеют под собой какие-то основания. На самом деле я в них не верю. Они действительно являются заблуждением, но, даже если это и так, необходимо выяснить, что послужило причиной этих заблуждений. Что в сознании Рэлсона, в его прошлом, в нынешней жизни привело к тому, что они возникли? Этот вопрос не имеет очевидного ответа. Возможно, уйдут годы серьезной работы психоаналитиков, чтобы его получить. А до тех пор Рэлсона вылечить не удастся. На данном же этапе мы можем сделать лишь некоторые разумные предположения. У него было несчастливое детство — что тем или иным путем заставило его столкнуться лицом к лицу со смертью. Кроме того, ему так и не удалось вступить в дружеские отношения с другими детьми или, когда он стал старше, со взрослыми. Рэлсон всегда чересчур нетерпимо относился к тому, что они слишком медленно — с его точки зрения — соображают. Чем бы ни отличалось его мышление от мышления других людей, возникла стена, отделившая Рэлсона от всех остальных, вроде того силового поля, которое вы пытаетесь построить. По этим же причинам он был лишен возможности жить нормальной сексуальной жизнью. Рэлсон так и не женился, у него никогда не было подружек. Естественно предположить, что Рэлсон компенсировал эти свои неудачи тем, что стал считать других людей неполноценными. Тут он недалек от истины, если судить с точки зрения интеллектуальных способностей. Но существуют очень многие аспекты человеческой личности, в которых он ничем не выделялся. Да и вообще людей, превосходящих во всем других, попросту нет. Поэтому Рэлсон и не получал столь необходимого ему уважения и почитания. Многие считали его странным и даже смешным — и это в еще большей степени убеждало Рэлсона в том, что человеческая раса весьма и весьма несовершенна. И самый лучший способ доказать это — объявить, что человечество есть колония бактерий для неких высших существ, которые и проводят над этими бактериями эксперименты. Отсюда безумное желание покончить с собой, разорвав тем самым все связи с человечеством; чтобы больше не иметь ничего общего с ничтожными особями, образ которых Рэлсон создал в своем сознании. Понимаете?

Грант кивнул:

— Бедняга.

— Да, очень жаль. Если бы в детстве о нем кто-нибудь позаботился… Во всяком случае, сейчас только к лучшему, что доктор Рэлсон не поддерживал дружеских отношений с людьми, которые здесь работают. Он слишком болен, чтобы общаться с ними. Вы должны организовать дело так, чтобы он входил в контакт только с вами. Я уже заручился его согласием. Видимо, он считает, что вы не так глупы, как все остальные.

— О! Меня это вполне устраивает, — слабо улыбнулся Грант.

— Надеюсь, вы будете соблюдать осторожность. Не станете говорить с ним ни о чем, кроме работы. Если Рэлсон начнет излагать свои теории, в чем я сильно сомневаюсь, отвечайте что-нибудь невнятное и меняйте тему. Кроме того, проследите, чтобы ему на глаза не попадались острые предметы. Не позволяйте подходить к окну, не оставляйте без внимания его руки. Вы меня понимаете? Я оставляю своего пациента под вашу ответственность, доктор Грант.

— Я сделаю все, что в моих силах, доктор Блуштейн.

В течение следующих двух месяцев Рэлсон и Грант жили вместе в кабинете последнего. На окна поставили решетки, деревянную мебель заменили на мягкую. Рэлсон размышлял, лежа на диване, а необходимые вычисления делал в блокноте, валявшемся на пуфике.

На дверях кабинета Гранта постоянно висела табличка с надписью: «Не входить». Еду оставляли перед дверью, которая была перенесена так, что вход из коридора в туалет, находящийся рядом, оказался внутри кабинета Гранта, дверь между ним и кабинетом сняли. Сам Грант перешел на электрическую бритву. Он каждый вечер следил за тем, чтобы Рэлсон принимал снотворное. Грант засыпал только после того, как убеждался, что его коллега уже спит.

Утром Рэлсону приносили отчеты о проделанной работе. Он читал их, а Грант наблюдал за ним, делая вид, что занят собственными проблемами.

Потом Рэлсон откладывал бумаги в сторону и отрешенно смотрел в потолок.

— Что-нибудь новое? — спрашивал Грант.

Рэлсон в ответ только качал головой.

Однажды Грант предложил:

— Я попрошу очистить здание между первой и второй сменами. Вам необходимо посмотреть экспериментальную установку.

Теперь по ночам Грант и Рэлсон бок о бок, словно привидения, вышагивали по пустому зданию. Грант ни на секунду не выпускал руки Рэлсона. Однако после каждого такого путешествия Рэлсон только качал головой. Несколько раз он принимался что-то писать, но после нескольких кривых строк отбрасывал блокнот в сторону.

Так продолжалось до тех пор, пока он вдруг не исписал полстраницы — быстро, не останавливаясь. Грант подошел к коллеге. Рэлсон поднял взгляд и дрожащей рукой закрыл записи.

— Пригласите Блуштейна.

— Что?

— Я сказал: «Пригласите Блуштейна». Доставьте его сюда. Немедленно!

Грант взялся за телефон.

Теперь Рэлсон начал писать, лишь изредка отвлекаясь на то, чтобы вытереть тыльной стороной ладони влажный от пота лоб.

— Он приедет? — спросил Рэлсон дрогнувшим голосом.

— Его нет в кабинете, — ответил Грант, который тоже начал беспокоиться.

— Позвоните ему домой, разыщите Блуштейна!

Грант снова взялся за телефонную трубку, а Рэлсон тем временем исписал очередной лист. Пять минут спустя Грант сказал:

— Блуштейн уже на пути к нам. Что случилось? Вам плохо?