Однако с уходом из разведки его связь с английскими спецслужбами не прервалась, и в 1944 году Бёрджессу предложили временную работу в информационном департаменте Форин офиса. В январе 1947 года Бёрджесс стал секретарем и личным помощником Гектора Макнила, руководителя информационного департамента Форин офиса. Макнил являлся правой рукой министра иностранных дел Эрнеста Бевина, отвечая за обеспечение координации политических мероприятий с операциями МИ-6. Это означало прямой доступ Бёрджесса к дипломатической почте. В этот период Макнил располагал полной информацией о взаимодействии британских и американских спецслужб. Следует сказать, что Макнил не пользовался популярностью у сотрудников британской разведки, которой было известно о «социалистических взглядах Макнила еще с его студенческих лет». Кроме того, Макнил был известен своими «пьянками» в компании с Бёрджессом. Тем не менее, к июню 1948 года Бёрджесс дослужился в Форин офисе до чиновника по особым поручениям.

В этот период Бёрджесс имел доступ к так называемым «желтым ящикам», в которых МИ-6 пересылал свою информацию во внешние ведомства. Тогда же Бёрджесс сумел сделать копию ключа от сейфа, где хранилась секретная ин­формация, предназначенная только для особо посвященных — Бевина, Гектора Макнила и Орме Сарджента. Кроме того, источниками политической и разведывательной информации Бёрджесса являлся широкий круг его связей, установленных им как за время учебы в Кембридже, так и в более поздний, «лондонский», период. Большинство этих лиц не были прямыми советскими агентами, но использовались Бёрджессом и его друзьями из «кембриджской пятерки» в их работе на резидентуру для получения необходимой информации на доверительной основе. При этом одни не догадывались, что работают на советскую разведку, другие делали вид, что не понимают, кому и для чего нужна их информация.

Так, Гай де Монси Бёрджесс в последние шесть лет своего сотрудничества с лондонской резидентурой советской разведки стал для Москвы источником важной документальной информации по политическим вопросам, в том числе основанной на документальных материалах британского правительства и английских спецслужб.

Именно в этот период лондонская резидентура НКВД распорядилась дать Бёрджессу 400 фунтов стерлингов на приобретение автомобиля, с тем, чтобы Гай смог обезопасить себя и более эффективно осуществлять выявление возможной слежки со стороны Спешиал бранч Скотланд-Ярда. Через неделю Бёрджесс приехал на встречу со своим советским контактом Юрием Модиным в роскошном автомобиле. Модин вспоминает, что Бёрджесс вел автомашину на огромной скорости, не притормаживая на поворотах и не останавливаясь на перекрестках. В будущем советский разведчик наотрез отказался ездить с агентом в качестве его пассажира.

В 1946-1947 годах Бёрджесс некоторое время выполнял функции связника советской разведки с Филби, который был назначен резидентом британской разведки в Турции. Находясь в Стамбуле, Филби в силу конспирации мог поддерживать контакты с советской разведкой только с помощью писем, направлявшихся по каналам гарантированной от вскрытия контрразведкой диппочты Форин офиса, где получателем являлся старый друг Гай Бёрджесс.

В ноябре 1948 года шеф Бёрджесса Макнил был выдвинут на пост государственного министра по иностранным делам (т.е. первого заместителя министра), став, таким образом, членом совещательного органа, основанного при монархе. Однако поведение Бёрджесса в состоянии опьянения так часто компрометировало Макнила, что он, в конце концов, решил избавиться от своего неуправляемого помощника, порекомендовав его для работы во вновь создаваемом под руководством Ральфа Мюррея при отделе печати Форин офиса Северном информационном департаменте. Этот департамент, в котором работали писатели с опытом военных корреспондентов, в частности, Роберт Конквест и Джек Бриммел, был предназначен для организации пропаганды против мирового коммунизма. Однако практически сразу после зачисления в штат Бёрджесс из-за «неподобающего поведения» был переведен на другой участок работы.

Нужно сказать, что осторожность и умение хранить тайну не были самыми сильными качествами Гая Бёрджесса, и наибольшей опасностью, как для него самого, так и для всей разведывательной деятельности «кембриджской пятерки», было его злоупотребление спиртными напитками, доходившее иногда до крайних пределов.

К концу 1949 года Бёрджесс из-за рабочих перегрузок совершенно выдохся и находился на грани нервного срыва. В результате его друзья в Форин офисе выбрали для него несколько неожиданное лекарство: его назначили в английское посольство в Вашингтоне. Перед тем, как отправиться туда в сентябре 1950 года, Бёрджесс получил должность 2-го секретаря Форин офиса. Когда Бёрджесс приехал в Вашингтон, он устроился жить у Кима Филби, который в то время являлся представителем МИ-6 при спецслужбах США.

В ноябре 1950 года Бёрджессу удалось сблизиться с мужем своей несостоявшейся невесты Энтони Иденом, который посетил Америку перед тем, как вторично занять пост министра иностранных дел Великобритании. Казалось, что для дальнейшей карьеры Бёрджесса в Форин офисе все складывалось вполне удачно, но, к сожалению, он не всегда умел придерживаться строгих правил поведения и конспирации, чем вызвал к себе подозрение со стороны местной контрразведки. Нужно сказать, что в обстановке международной напряженности, которая предшествовала корейской войне, ФБР установило интенсивнейшую слежку за всеми советским дипломатами. Боясь провала, КГБ решил, что поддерживать контакты с Филби в Вашингтоне в таких условиях слишком опасно. Вот почему контроль КГБ за деятельностью двух своих ценных агентов в Америке в то время практически не существовал. Стрессовое напряжение Бёрджесс тушил, как правило, алкоголем, и в связи с этим ухитрялся попадать во всякие «скандальные переделки личного характера».

Весной 1951 года Филби обнаружил, что американские специалисты по дешифровке установили: Дональд Маклин — предатель. Дело в том, что в результате известной американской операции криптоанализа «Венона» были частично дешифрованы тексты секретных сообщений советской разведки, перехваченных американцами в 40-е годы в ходе радиообмена между Москвой и резидентурами советской разведки в США. В результате всплыло множество имен и оперативных псевдонимов источников информации. В материалах «Веноны» речь шла о некоем «Стэнли», работавшем в британской разведке и отвечавшем за Мексику (позднее выяснилось, что этим агентом был Филби). Агент «Хикс», по отзывам его кураторов, снабжал Центр не столько фактами, сколько своими толкованиями их. Контрразведчики позднее установили, что это был псевдоним Гая Бёрджесса.

Дональд Маклин находился в Лондоне. А Филби с Бёрджессом — в Вашингтоне. Нужно было срочно поставить Маклина в известность о случившемся. Руководство резидентуры НКВД в Вашингтоне пришло к выводу, что Маклин должен скрыться не позднее середины 1951 года. Только после этого Филби, получив санкцию резидента, рассказал о деле Маклина Бёрджессу, который жил в доме Филби. Возникла идея, что Бёрджесс должен помочь спасению Маклина. Считалось, что, если Бёрджесс вернется в Лондон из Вашингтона, его визит к главе американского отдела Форин офиса Дональду Маклину будет выглядеть совершенно естественным, и он будет иметь хорошую возможность сообщить последнему о намеченной операции по спасению. Филби придерживался мнения, что Бёрджесс не мог просто выйти в отставку и вернуться в Англию. Необходимо было, чтобы его отправили в Лондон по инициативе посольства Великобритании. Была разработана оперативная комбинация, в ходе которой Бёрджесса трижды в течение одного дня задерживали за превышение скорости при управлении автомобилем. В одном случае Бёрджесс умудрился даже ударить полицейского. Полиция в любой стране тщательно отслеживает все нарушения иностранными дипломатами правил дорожного движения, хотя и не имеет права взимать за это штрафы, но о подобного рода нарушениях незамедлительно ставится в известность министерство иностранных дел, которое принимает меры соответствующего воздействия по дипломатическим каналам. В результате упомянутого поведения Бёрджесса губернатор Вирджинии направил в Государственный департамент мотивированный протест по поводу злоупотреблений сотрудником посольства Великобритании дипломатическими привилегиями. Оттуда последовал протест послу Великобритании, и Бёрджессу было приказано возвращаться в Лондон.