Петросян понимал, что он одержал психологическую победу. Но он понимал и другое, а именно — Ботвинник переходит теперь на «план № 2», резервный план; заготовленный самим Петросяном на тот случай, если бы первоначальная тактика потерпела провал. Он понимал, что его сейчас ожидает яростный натиск чемпиона. И подобно тому как моряки перед штормом убирают лишние паруса, так и Петросян в каждой партии старался убирать с доски «лишние» пешки и фигуры, чтобы ослабить силу урагана.

Ботвинник действительно начал штурм. Но, потерпев поражение в седьмой партии, он уже не мог не считаться с тем, что еще один проигрыш противнику, у которого так трудно отнять очко, делал его положение в матче почти безнадежным. Поэтому, идя в начале партии на риск, он в дальнейшем словно спохватывался и в наиболее острые моменты уклонялся от ответственных, принципиальных решений, предпочитая либо маневрирование, либо даже отход на заранее подготовленные позиции.

Петросян немедленно подметил и постарался использовать эту роковую нерешительность соперника. Ускользая от опасности, он, этот терпеливый шахматный Кунктатор, старался по возможности вести длительную, затяжную борьбу, как правило с доигрыванием. Он понимал, что непрерывный и рискованный натиск в ситуации, когда проигрыш равнозначен катастрофе, стоит Ботвиннику большого расхода и нервных, и физических сил.

Понимал это, конечно, и Ботвинник, но другого пути у него уже не было…

В восьмой партии снова был разыгран принятый ферзевый гамбит, и опять, в третий раз, Ботвинник получил инициативную позицию, и опять Петросян ускользнул. Мало того, окончание сложилось в его пользу, и Ботвиннику пришлось добиваться ничьей. Петросян так настроил себя на роль защищающегося, что когда в девятой партии Ботвинник дал ему возможность организовать сильнейший нажим, он в своем стремлении к упрощениям совершенно напрасно разменял ферзей и упустил львиную долю шансов. По своему обыкновению, Тигран не очень расстроился. Главное на этом этапе было — не проигрывать.

Итак, Ботвинник перешел на «план № 2», и это должно было заставить и Петросяна если не изменить матчевую тактику, то хотя бы сделать некоторую корректировку. Но он считал, что выдержит длительный натиск, осуществляя первоначальную программу. Этой убежденности способствовала десятая партия, где Петросян, упрямо повторив принятый ферзевый гамбит, потерял пешку, но без особого труда добился ничьей.

После этого он поймал себя на мысли, что поверил в собственную неуязвимость, поверил в то, что вообще больше не проиграет ни одной партии, что в каждом трудном положении сумеет найти спасительную лазейку. Такое с ним иногда случалось и прежде — когда он долго не проигрывал. Опасная всегда, такая самоуверенность во время матча с Ботвинником была злейшим врагом. Тигран с негодованием обозвал себя зазнайкой, но где-то в тайниках души продолжал верить в свою непобедимость.

Однако уже одиннадцатая партия едва не развеяла эту иллюзию. Продолжая свою линию, Петросян не предпринял решительных усилий к захвату инициативы, но и не сумел на этот раз парализовать энергию противника. Ботвинник прекрасно расположил свои фигуры и постепенно стал хозяином положения. Петросян в трудной позиции сохранил самообладание и изобретательно защищался. Чемпион мира допустил небольшую неточность, но, так или иначе, обе его ладьи заняли вторую горизонталь, и к моменту откладывания пресс-бюро почти единодушно оценило позицию Петросяна как вряд ли защитимую. Но партия, к удивлению многих, не доигрывалась: домашний анализ показал, что у белых нашлись достаточные ресурсы защиты.

Это уже было серьезное предупреждение, однако Петросян считал, что все пока идет наилучшим образом. И когда в следующей партии после очень энергичной сначала, а потом очень нерешительной игры чемпиона Петросян перехватил инициативу и лишь в цейтноте последним (уже после контроля времени!) ходом упустил преимущество, он и вовсе укрепился в мысли, что ни в каких переменах нужды нет. Его вполне устраивала ситуация, в которой, как не без остроумия заметил один обозреватель, «несмотря на сильный стратегический штурм чемпиона мира, Петросян, как поется в песне, „тонет и не тонет, потихонечку плывет“», имея в запасе очко.

Дело было даже не в очке, хотя, что говорить, и такой скромный запас был очень важен. Ведь как-никак прошла половина матча. Это означало, что чемпион мира израсходовал большой запас сил. И не только физических.

Петросян хорошо помнил начало первого матча Ботвинника с Талем. Тогда его нынешний противник, проиграв первую партию, в остальных четырех наседал на претендента и, когда ему не удалось добиться успеха, был настолько растерян, что потерпел еще два поражения подряд. Что поделать — нападающий несет на войне куда больше потерь, чем защищающийся!

Разве не происходило нечто подобное и теперь? Нет, нет, потихонечку плыть терпеливый Петросян был готов до последней партии.

Но благополучно проплыть ему удалось только тринадцатую партию, проходившую в сравнительно спокойной борьбе, а потом настала пора уже претенденту прибегнуть к тайному «плану № 2». Четырнадцатая встреча после долгого нажима Ботвинника была отложена в позиции, которую Петросян мог, по-видимому, спасти. При доигрывании, однако, он допустил несколько ошибок и должен был сдаться.

Закончив партию, Петросян зашел в пресс-бюро: ему не терпелось убедиться, что он ошибся не при анализе, а при доигрывании. Он убедился не только в этом. Он понял, что теперь, когда матч перевалил за половину, особенно важно иметь свежую голову. Отложенную позицию четырнадцатой партии они с Болеславским анализировали до трех часов ночи и потом весь следующий день до самого начала игры. Немудрено, что Петросян пришел в Центральный шахматный клуб усталым и допустил ошибки. Надо больше отдыхать, отвлекаться от шахмат. Словно угадав его мысли, жена буквально за рукав вытащила его из пресс-бюро:

— Идем скорее, мы еще успеем на футбол!

После четырнадцатой партии Петросян с женой выехали в подмосковный дом отдыха в Суханово. Тигран много гулял по лесу, с удовольствием играл на бильярде, в настольный теннис — два эти развлечения всегда помогали ему, когда он хотел отдохнуть от шахмат. Если не считать, конечно, футбола. Это увлечение значило для Петросяна так много, что он, этот неисправимый рационалист, позволял себе роскошь размышлять о шансах московского «Спартака» в начавшемся сезоне даже находясь на сцене Театра эстрады, в минуты, когда Ботвинник обдумывал ход…

Футбол да еще музыка — вот что было отрадой Петросяна. Он не только любит слушать хороших певцов, не только наведывается в консерваторию, но и сам довольно недурно поет. Иногда такое желание охватывает его на улице, обычно когда они с женой возвращаются пешком со стадиона. Характер песенок, то грустных, то веселых, зависит, в основном, от того, как сыграл «Спартак»…

Итак, чемпиону понадобилось семь партий, чтобы восстановить статус-кво. Нетрудно было догадаться, что он уже устал; во всяком случае, устал куда больше, чем претендент. Да, стрела, выпущенная еще в восьмой партии, поразила цель, но — Петросян безошибочно чуял это — уже на излете…

И все-таки он не мог не отдать себе отчета в серьезности того, что произошло. Он не просто проиграл, но проиграл в окончании, то есть именно в той стадии борьбы, где чувствовал себя особенно уверенно. Он допустил ошибки, которые свидетельствовали о нервозности.

Все это заставляло предположить, что прежняя тактика, вполне себя оправдавшая в первой половине матча, исчерпала свои достоинства и нуждается в реконструкции. Сбывались предсказания тех, кто утверждал, что рано или поздно Петросян убедится в том, что его негативная тактика, рассчитанная только на отражение угроз и выгодные упрощения, недостаточна для завоевания первенства мира.

Правда, Петросян никогда так не считал! Он только верил — и никогда потом в этом не раскаивался, — что такая изматывающая тактика в первой половине матча очень выгодна. А теперь что ж, мавр сделал свое дело…