Однако в крепости Бреслау все было совершенно иначе. Здесь враг мог скрываться в самом неожиданном месте: за соседней дверью, на противоположной стороне улицы или в доме позади тебя. Иногда мы чувствовали, что русские совсем рядом, но не знали, где именно. Со временем у нас развилось буквально шестое чувство не только на присутствие врага, но и на оружие, из которого он вел по нам огонь. И мы могли определить не только расстояние стрельбы, но даже калибр пуль, пролетавших над нашей головой.
В лабиринте бессчетных улиц и скверов, аллей и углов русские применяли против нас множество коварных трюков, некоторые из которых совершенно не делали им чести. Мы со временем также перешли к снайперской стрельбе и стали устраивать засады. Незаметно подползать к врагу в городе было даже легче, поскольку развалины и подвалы зданий служили гораздо лучшим прикрытием, чем русские равнины. Улицы Бреслау стали ареной расчетливых, хитрых и жестоких действий. Как выяснилось, наши враги могут дойти даже до того, чтобы использовать знаки Красного Креста для внезапного нападения на нас. А это нарушало и Гаагскую, и Женевскую конвенции.
Но не буду голословным. Однажды трое безоружных на вид русских с нарукавными повязками Красного Креста появились с носилками всего в нескольких метрах от нас. Для нас это было вопросом солдатской чести: не открыть огонь по безоружным людям с такими повязками и дать им спокойно забрать своих убитых и раненых. Однако стоило русским подойти ближе к переднему фасаду дома, они выхватили из-под покрывал, лежавших на носилках, ручные гранаты и швырнули их с расстояния всего нескольких метров. Мы не ожидали такого и не среагировали мгновенно. Благодаря этому они успели скрыться.
Сделанное русскими было страшнейшим нарушением солдатской этики. Мы никогда не опускались до такого. Правда, справедливости ради, надо заметить, что это был единственный подобный случай, о котором я слышал в Бреслау.
Тем не менее, в той отчаянной ситуации, в которой мы оказались, у нас не было возможности продолжать воевать, если бы и мы сами не проявляли смекалку. Поскольку нам хотелось уцелеть и бить врага, нам приходилось тоже прибегать к не самым честным методам.
Порою нейтральная территория между нами и русскими оказывалась не шире улицы. Наши инженеры ломали головы, как им устанавливать мины на глазах у русских, не привлекая внимания, да еще так, чтобы враг не смог распознать наличие взрывных устройств. Решение проблемы, как ни странно, нашли солдаты. Они предложили, что мины должны быть замаскированы под кирпичи. Благо, материала для этого у нас было более чем достаточно. Осколки кирпичей в изобилии валялись по всему городу, инженеры обклеивали ими специально переделанные для этого деревянные футляры, в которых находились взрывные устройства. В результате готовая мина внешне была неотличима от обычного кирпича.
Под покровом темноты наши полевые инженеры, не замеченные русскими, подводили к зданиям длинные замаскированные провода, через которые впоследствии осуществлялась детонация. Как только с главной линии сопротивления поступала информация об отступлении наших солдат из определенных районов, полевые инженеры тут же закладывали «мины-кирпичи» в домах, расположенных на передовых позициях этих районов. Тесно взаимодействуя с инженерами, мы могли быть уверенными, что взрывы нанесут урон домам и тем врагам, которые достигнут их.
Проходило совсем немного времени, и русские действительно занимали эти дома. Наши полевые инженеры, чьи позиции находились всего в двухстах метрах от них, тут же приводили мины в действие. А мы потом сразу запрыгивали в охваченные дымом и огнем дома, чтобы уничтожить русских, еще не пришедших в себя от шока и неожиданности. Иногда в результате подобных операций оказывались уничтоженными целые пятиэтажные здания, выгоравшие целиком. Иногда боевая ситуация складывалась так, что нам приходилось подолгу оставаться и даже спать в уже заминированных домах. Для этого, безусловно, требовались стальные нервы.
Тем не менее несмотря на нашу изобретательность, русские превосходили нас в стратегии ведения войны с помощью разнообразных хитрых уловок. Наличие у них огромной смекалки в этом вопросе стало нам ясно еще во время зимней кампании в России. Уже тогда нам пришлось как-то приспосабливаться к подобному. Мы продолжали учиться этому и в Бреслау.
Коммуникация между нашими частями на передовой зачастую присутствовала лишь в форме «возьми у Петера, передай Паулю». Были случаи, когда в сложной ситуации наши бойцы, занимавшие тот или иной участок обороны, могли рассчитывать лишь на себя самих. В этих случаях положение могли спасти лишь их сверхчеловеческие усилия и изобретательность. В подобной ситуации находились и войска, оборонявшие позиции на Аугустасштрассе. Русские знали об этом и были решительно настроены осуществить прорыв на этом участке.
Я со своими бойцами также находился на Аугустасштрассе. Но особенно тяжело пришлось нашему товарищу по фамилии Будка, который со своими бойцами занимал соседний дом. Это было огромное здание регионального Института страхования. Хранившийся в нем уголь загорелся, и огонь охватил остальные этажи. Будке и его бойцам пришлось сражаться с русскими не на жизнь, а на смерть в нечеловеческих условиях. Температура в здании постоянно возрастала, доходя до 50–60 градусов. Будке и его отряду приходилось вести бой без рубашек. При этом товарищи постоянно поливали их холодной водой. Несмотря на это, бойцам приходилось сменять друг друга на позициях каждые полчаса. Те из них, кто получал передышку, немедленно покидали здание и спешили к находившемуся поблизости заводу Сельтерских минеральных вод, чтобы не только глотнуть свежего воздуха, но также обдаться холодной водой и принести ее товарищам.
Будка знал, что не может рассчитывать на поступление резервов, но, кроме того, он знал, что, захватив здание, русские достигнут своей цели. Проявленная им и его бойцами сверхчеловеческая стойкость принесла свои плоды. Русские в тот день так и не смогли прорваться на этом участке.
Другой незабываемый военный эпизод произошел с нами в огромной старой школе. Здесь русские преподали нам еще один урок использования стрелкового оружия. Бой шел в коридорах, а затем и на лестницах этого громадного здания. Мы находились на верхних этажах, а враг занимал подвал. В конечном счете нам удалось прорваться и туда. Там мы оказались в кромешной темноте. Было настолько темно, что мы не могли разглядеть даже собственные руки в нескольких сантиметрах от лица. Нам приходилось постоянно окликать друг друга. То же самое делали и русские. Благодаря этому нам было ясно, что они лишь в нескольких десятках метров от нас. И тут русские воспользовались огнеметом. Это оружие действовало на расстоянии до тридцати метров, но его крайне редко применяли внутри помещений. Мы не ожидали подобного, и многие из нас получили ожоги. Схватка превратилась для нас в настоящий ад. Но тем не менее мы смогли уничтожить огнеметчика с помощью панцерфауста. Впоследствии мы уже всегда были готовы к такому.
Как я уже говорил раньше, самопожертвование в Бреслау было присуще не только военным, но и гражданскому населению. Столкнуться с этим довелось и генералу Нихоффу. Однажды к нему пришла молодая уроженка Бреслау, предложившая ему план рискованной операции, исполнительницей которой должна была стать она сама.
Здесь надо сказать, что в пределах крепости мы не могли скрыть от жителей одну проблему, возникшую во многом по нашей вине. При отступлении мы оставили невредимым деревянный мост через небольшую речушку, и это очень сыграло на руку русским. На войне мосты всегда имеют стратегическое значение. Благодаря этому небольшому мосту русские получили возможность доставлять к передовой боеприпасы и провиант в любое время и в необходимых им количествах. Накопив за годы войны огромный опыт, они обороняли этот мост, не оставляя нам решительно никакой возможности для его уничтожения. Даже после того, как мы запросили помощь у 17-й армии, находившейся за пределами крепости, мост остался невредимым. Оба авианалета оказались безуспешными из-за плотного зенитного огня.
