Подводная лодка закружилась в водовороте, словно щепка. Но корпус выдержал, несмотря на то что ее постоянно било о стены купола.

Прошла минута, прежде чем Клифорд Родни, согнувшийся в своем пилотском кресле, смог что-то предпринять. Он дотянулся до рычагов управления и направил лодку к дыре, прочь из своей тюрьмы. Взвыли моторы, и подводная лодка тронулась, пробиваясь сквозь бурлящую воду.

Клиф выбрался из купола. Он почти поверил в спасение. Возможно, суматоха рядом с воронкой, где вода ворвалась в купол, испугала овоидов.

Он запустил гребные винты. Подъем был не из легких. Они снова оказались повреждены, чего, впрочем, и следовало ожидать после того, как маленькое судно перевернулось.

Клиф взглянул в иллюминатор на потолке. Шесть стражей кружили над ним, их вращающиеся клешни были широко раскрыты, а длинные бронированные тела напоминали торпеды. Со всех сторон появлялись другие бойцы, сопровождаемые ордами овоидов.

Вот к шестерым присоединился седьмой. Родни не заметил, как тот появился из глубокой грязи глубин, где лежал, скрытый даже от морского народа. Это был странный, стекловидный объект внушительных размеров. Без особого удивления человек спросил себя, что бы это могло быть.

«Что ж, — пробормотал он. — Ты победил! Надеюсь, тебе понравилось представление!»

Стражи были над ним. Он слышал скрежет клешней по металлической обшивке. Облака черного вещества, похожего на чернила спрута, окружили лодку, полностью затмив обзор. Но она все еще поднималась — довольно быстро, как он отметил. Через мгновение электрические разряды оглушат его.

Однако он поднимался все выше и выше. Клиф удивился. Он слышал скрипящие звуки, источник которых не смог определить. Должно быть, батискаф поднялся примерно на милю вверх. Все это было очень странно.

Затем лодку тряхнуло. Подъем стал прерывистым и неуверенным. Но моторы упрямо продолжали работать.

Вода стала светлее. Клиф видел стайки фосфоресцирующих рыб, висящих в темноте, словно разбросанные галактики. Он был один. Вокруг него уже не кружили стражи, хотя он заметил внизу их неясные силуэты. Значит, они не выдержали пониженного давления и оставили его в покое.

Дела шли лучше, намного лучше, чем он смел надеяться, — и в этом заключалась загадка. Похоже, подводная лодка была тяжело повреждена, хотя винты продолжали работать. Она казалась неуклюжей, тяжелой.

Клиф вошел в полосу синеватого света, красивого, словно заря населенного эльфами неведомого царства. Вскоре батискаф вырвался на залитую солнцем поверхность Атлантики.

Как же это произошло? Это оставалось тайной. На радостях он чуть не забыл, что должен понизить давление в лодке, чтобы избежать кессонной болезни.

Наконец он открыл люк и вылез на круглую вершину надводной части лодки. Прямо под люком был прикреплен яйцевидный предмет. Родни с удивлением стал его рассматривать, не в силах определить назначение. Стекловидное скрепляющее вещество, уже хорошо знакомое ему, удерживало предмет на батискафе.

Это был массивный шарообразный объект шести футов в диаметре, сделанный из того же материала, что и купол, но эта субстанция была темнее, возможно, для того, чтобы защитить его содержимое от яркого солнца.

Родни вглядывался в полупрозрачную глубину стекловидной капсулы и наконец разглядел свернувшееся тело, покрытое беловатой полужидкой пленкой. Тело было живым; внутренние органы пульсировали под кожей странного существа. У него имелись плавники и множество черных щупальцев. Клювовидный рот открывался и закрывался, придавая ему бессмысленную торжественность, но глаза смотрели проницательно. Щупальца сжимали белый мелок. Это был Студент!

Сознание Родни слегка помутилось, когда он наконец нашел решение загадки. Затем, так как у него не было другого способа написать записку, он начертил пальцем слова на влажной поверхности кокона:

«Ты помог мне — как?»

Щупальца Студента задвигались, когда он начал писать на внутренней поверхности своей защитной камеры: «Я помог тебе. Шесть стражей и седьмой были моими. Они не атаковали тебя. Скрывшись за жидкостью, которая затемняет воду, они прикрепили меня к лодке и подняли нас так высоко, насколько смогли. Я перехитрил свой народ. Они запрещают отношения с верхним миром. Они боятся. И я боялся, но сделал свой выбор. Пока ты готовился к испытанию, у меня появилась идея. Я осуществил ее, обманув свой народ. Я боюсь. Но я рад».

Родни растерялся от всех этих чудес. «Спасибо, друг», — написал он.

Студент снова заработал мелком: «Друг? Нет. Я тебе не друг. Все, что я сделал, я сделал для себя».

«Тогда почему ты здесь? — написал Клиф. — Люди запрут тебя в аквариум, будут наблюдать и изучать тебя!»

«Хорошо, — был ответ. — Я рад. Люди изучают меня. Я изучаю людей. Хорошо. Я за этим и пришел: посмотреть на людей, увидеть звезды, увидеть планеты. Теперь я вижу солнце и небо — это отвратительно, но интересно… очень интересно. Хорошо».

«Хорошо будет, если ты не задохнешься, прежде чем тебя поместят в подходящий аквариум», — начертил Клиф.

«Здесь я в безопасности, — ответил овоид, нервно дернув щупальцами. — Давление нормальное. Слишком много кислорода в жидкости, которая меня окружает. Делай, что должен, человек. Я подожду».

Клиф достаточно освоился с ситуацией, чтобы улыбнуться темному яйцу. Он чувствовал непонятную теплоту, смешанную со страхом. Человек и овоид различны как по виду, так и по образу мышления; возможно, настоящая симпатия между ними невозможна. Но Клиф чувствовал нечто похожее.

В этом мрачном дьяволе глубин жажда познать неизвестное боролась со страхом и победила. Студент отдал себя во власть неизвестности, не имея возможности защититься. Для этого нужна сила воли, храбрость…

Родни о многом подумал, глядя на воду в ожидании спасения. Приближался корабль. Это была «Этрурия».

— Возможно, ребята назовут тебя посланником Дэви Джонса или еще как-нибудь, — добродушно сказал Клиф, обращаясь к овоиду. — Надеюсь, у тебя достаточно чувства юмора, чтобы не обидеться на это, старый носок!

Но Студент не слышал его, он пожирал глазами приближающийся корабль.

Рэндольф Меллорс («Гроза сейфов», как гласил заголовок журнала «Темпис» за три недели до банкротства) был величайшим вором в мире. Единственный недостаток — пренебрежение к мелочам во время работы (что и говорить, при такой профессии это неразумно) очень портил ему жизнь. Но если бы вы спросили пассажиров огромного черного туристического экспресса «Экскалибур», который в разгар общегосударственной кампании внедрения честности мчался по окружному шоссе № 2, достоин ли подражания Рэндольф Меллорс, все трое, включая лысого сухонького старикашку, обменялись бы лукавыми взглядами. Ибо все они всерьез считали: если вам не нравятся типы наподобие Рэндоль-фа Меллорса, то вы просто не понимаете законов свободного рынка.

Однако теперешний Рэндольф Меллорс был всего лишь бездушной оболочкой своего прежнего «я».

Внешне он оставался таким же, только немного постарел. Гладко зачесанные волосы чуть тронула седина, но фигура оставалась такой же стройной, как и прежде. Тот же сурово сжатый рот, большой подбородок, мертвенно-бледный цвет лица. В нем не было добродушия — это не тот товар, который можно приобрести, торгуя за деревянным прилавком придорожного магазинчика зеленью, питьевой содой, арахисом, щетками для детских бутылочек и мозольными пластырями. О, где та переменчивая, как лотерея, слава прошлых лет?

Кому было до него дело? Конечно, не жителям Пайнвиля. Для них Рэндольф Меллорс был всего лишь немного подозрительным (потому что незнакомым) субъектом, который одним весенним утром пришел в город. Чужаком, который постепенно влился в общественную жизнь, если так можно назвать сонную возню вокруг восьми хижин, двух лавок и бензоколонки. Он был скуп на слова и никогда не допускал ошибок, когда подсчитывал выручку в торговом центре Ларри Лампкина.