— Входите, сэр.

Модьун вошел в большую комнату и удивленно огляделся. Прямо перед ним был длинный стол. За ним, за маленькими прозрачными окошками, находилось около дюжины женщин-гиен. Перед каждым из этих окошек стояла очередь людей-животных. Очереди различались по числу ожидающих, от шести до двадцати.

Ничего похожего на комнату судебных заседаний. Модьун вышел в коридор и посмотрел на другие двери. Потом медленно прошел к ближайшей. Его предположение, что, может быть, на повестке напечатан неправильный номер, не оправдалось. Тут также не было никаких признаков зала суда.

Модьун медленно вернулся в большую комнату, снова показал повестку «уполномоченному по судебным повесткам», который, казалось, успел забыть его, и его еще раз впустили. На этот раз он приблизился к человеку-гиене в форме, стоявшему чуть в стороне. На его табличке значилось: «служащий суда». Повестка еще раз выдержала испытание как приемлемое средство общения. Служащий посмотрел на нее и сказал безразлично:

— Окно номер восемь.

Модьун подошел и встал в конец. Здесь была самая короткая очередь, которая состояла из пяти человек. Модьун оказался шестым.

Встав в очередь, он заметил, что первым здесь был человек-тигр, которому через окошко в этот момент передали листок бумаги. Человек-тигр просмотрел листок. Затем наклонился и что-то проворчал в окошко. Модьун не расслышал слова, но он не мог ошибиться в чувстве, с которым они были произнесены, — ярость. Ответ женщины-гиены был удивительно четким. Она сказала вежливо:

— Простите, не я пишу законы.

Человек-тигр медленно выпрямился. Потом он постоял, нахмурившись, не менее десяти секунд, сжал челюсти и быстро пошел к двери.

Человек-крыса прямо перед Модьуном покачал головой и прошептал:

— Наверное, суровый приговор.

Модьун спросил:

— А какое было преступление?

Собеседник покачал головой:

— Это написано в его повестке, — и добавил: — Наверное, избил кого-нибудь. За это строго наказывают.

— Гмм… — пробормотал Модьун. Ему было интересно. — А что сделали вы?

Человек-крыса заколебался. Потом ответил:

— Украл.

— Воровство! В мире, где все можно получить свободно.

Модьун был искренне удивлен. И только после того, как он это сказал, ему невольно пришло в голову, что его слова могли обидеть человека-крысу.

И, действительно, первой реакцией человека-крысы стало:

— Ради бога, это не так страшно.

Сказав это, он смягчился и, казалось, понял, по крайней мере отчасти, почему удивился Модьун. Он продолжал более непринужденным тоном:

— Это трудно представить, но я начал кое-что замечать. Вы и я, — он вдруг возмутился, — мы можем пользоваться этими общественными автомобилями на главных дорогах. Но если мы хотим добраться до небольшой улочки, мы должны выйти из такого автомобиля и пройти к движущемуся тротуару или просто идти пешком.

— Что же в этом плохого? — спросил Модьун. Он говорил нейтральным тоном. — Когда говорят о деталях, все кажется очень справедливым. Никто же не должен идти больше, чем сто ярдов.

Тонкое крысиное лицо собеседника исказила понимающая улыбка:

— Когда я заметил, что люди-гиены, официальные лица, имеют специальные автомобили и едут прямо в эти боковые улочки, я понял, что я просто должен назваться чужим именем. Итак, я остановил один автомобиль и поехал на нем домой. И вот я здесь.

Пока он говорил, очередь продвинулась вперед. Теперь Модьун взглянул в лицо человека, которому только что вынесли приговор — ничего не выражающее лицо, напоминающее крокодила или, по крайней мере, рептилию; выражение этого лица ни о чем не говорило, поэтому Модьун снова повернулся к человеку-крысе и поинтересовался:

— Как они поймали вас?

— Частные автомобили связаны со специальным компьютером, который послал за мной патрульного, человека-гиену, — последовал возмущенный ответ. — Таким образом мне вручили повестку, чтобы я сегодня явился на судебное разбирательство, и вот я пришел.

— Не очень похоже на судебное разбирательство, — заметил Модьун, когда третий человек в очереди получил карточку со своим предварительно напечатанным приговором, прочитал его, встревоженно оскалившись, Показал свои кроличьи зубки и отскочил к двери.

Значение слов Модьуна, казалось, не дошло до сознания человека-крысы.

— Ах, суд есть суд, — вздохнул он.

Модьун не считал, что это похоже на суд.

— Вам и мне просто не повезло, и поэтому мы в суде, — пожал плечами человек-крыса.

От окошка отошел четвертый человек. Человек-крыса сказал торопливо:

— Я лучше повернусь к окошечку. Своими манерами надлежит выказать уважение, иначе это может быть рассмотрено как неуважение к суду.

— Как вас зовут? — спросил Модьун.

Имя человека-крысы было Банлт, он жил в Галли, имел жену и трех детей. Банлт хотел знать, почему Модьун интересуется им.

— В мире, — сказал Модьун, — который является идеальным за исключением того, что людям нужно пройти лишнюю сотню ярдов, вы совершили кражу. Мне хотелось бы изучить вашу философию.

Банлт не ответил. Ему уже вручали его приговор. Банлт посмотрел в свою карточку, и его лицо приобрело напряженное, недоверчивое выражение. Он ушел ошеломленный. Модьуну хотелось пойти за ним, но подошла его очередь. Он протолкнул свою повестку под решетку и с большим интересом наблюдал, как женщина-гиена набивала на машине справа числа, напечатанные на повестке. Появившийся листок бумаги развернулся в жесткий бланк.

С большим интересом Модьун взял листок и прочитал: «Наказание: двадцать дней заключения в квартире. Вы можете выходить поесть три раза в день, затрачивая не более часа на каждую еду».

Он был удивлен. Он наклонился и обратился к женщине:

— Приговор кажется немного нелогичным. Мое преступление в том, что я занял квартиру нелегально. Теперь я приговорен к заключению в той же самой квартире, и, очевидно, мое пребывание там больше не будет считаться нелегальным. Есть здесь кто-нибудь, с кем я могу это обсудить?

— Пожалуйста, выйдите из очереди. Спросите у служащего все, что вы хотите узнать.

Модьун, который во время получения своего «приговора» краем глаза наблюдал, как Банлт прошел мимо служащего по повесткам и задержался лишь, чтобы задать краткий вопрос, выпрямился и поспешно прошел к тому же выходу. Выйдя в коридор, он оглядел людей вблизи и вдали в поисках Банлта.

И не увидел его.

Он, наверное, убежал и совершенно забыл о моей просьбе. Очень плохо.

Покачав головой, как это иногда делал Руузб, Модьун повернулся, чтобы вернуться в комнату судебных заседаний. Но вход преградил служащий по судебным повесткам.

— Вы должны иметь повестку, чтобы войти в комнату заседаний, сэр, — вежливо сказал человек-гиена.

Модьун объяснил, что случилось, и показал листок с приговором. Страж у двери, потому что именно этим сейчас занимался этот человек-гиена, покачал головой:

— Сожалею, сэр, но у меня нет указаний пропускать кого-либо без повестки.

— Хорошо, — сказал Модьун. Он отступил назад, посмотрел на создание, загородившее проход, и подумал:

«После всего, что я узнал, это судопроизводство — не более чем пародия. Было бы смешно спрашивать о нелогичности одного аспекта, когда вся процедура несправедлива».

Но Модьуна волновали еще некоторые детали. Вслух он сказал:

— Не могли бы вы сказать мне, какого рода приговоры выносятся здесь? Например, тому человеку-крысе, который вышел передо мной. Какое наказание он мог получить за то, что сделал? За кражу автомобиля.

Страж у двери выпрямился в полный рост.

— Сэр, те из нас, в ком есть внутренняя сила, чтобы управлять, имеют также и сострадание, поэтому много лет назад издали декрет, что о наказании, которое выносит суд, сообщают только тому, кого наказывают, — сказал он.

Модьун запротестовал:

— Я не понимаю, какую ценность имеет тайна для человека, которого неправильно наказали.

Страж оставался спокойным.