При перемешивании отдельных ощущений могут возникать материальные объекты. Например, чувство острого желания чего-то новенького плюс чувство, что могло быть и хуже, дают концерт из студии в Останкине. Смесь из ощущений сухой парилки и сырой простыни – вагон поезда Москва – Казань.
От смешанности чувств пошла задумчивость действий. Пришел – увидел, плюнул – и ушел…
Любовь к истине плюс желание дружбы Платона дает сложную суспензию, которую в прошлом называли беспринципностью, а теперь – широтой взгляда.
Чувство гражданского долга, смешанное с чувством, что не один ты должен, дает эффект присутствия на профсоюзном собрании.
Вообще недостаток чистых чувств заменяется в современных смесях соответствующим количеством чувства юмора, которое придает коктейлю товарный вид и пузырьки на поверхности. Такой веселый шторм в стакане.
И все это – только первые намеки на букеты тех сложных чувств, которые расцветут в будущем. Смешиваться их будет все больше, а сами они – делаться все меньше, пока в итоге не образуется одно огромное, необъятное чувство, состоящее из бесконечного количества мельчайших чувствочек, практически равных нулю. Останется лишь придумать этому грандиозному гибриду достойное название.
Можно попробовать по аналогии.
Смешанные краски – радуга без границ.
Смешанные браки – дети без предрассудков.
Смешанные чувства – люди без чувств.
1985
Закон загона
Свобода, мужики!
Воля практически!
Уже они там исторически решили: можно выпускать из загона!
В любую сторону твоей души!
Конечно, были схватки. Одни кричали: рано, наш человек еще не готов. Другие: наш человек давно готов, но не дозрела страна. А самые остроумные их уговаривали: закон нужен, потому что его требует жизнь.
Они там до сих пор всерьез думают, что жизни нужны их законы.
– Следующий! Имя, фамилия, отчество?
– Шпак Леонид Львович, очень приятно.
– Объясните, Шпак Леонидович, почему решили уехать из страны?
– А можно вопрос?
– Ну?
– Вы это спрашиваете, потому что у вас инструкция или вы лично идиот?
– Следующий! По какой причине решили…
– По причине – козлы! Я ему говорю: я не превышал! Он говорит: превышал! Я говорю: где превышал? Он говорит: давай права! Я говорю: козел! Он забрал права – я беру визу в правовое государство! Козлы! Козлы! Коз…
Жизнь за жизнью – течет очередь, исходит, истекает, утекает – чтоб нам всем провалиться… Вздохи, всхлипы… «Квота!», «Статус», «Гарант»…
– Следующий! Почему решили…
– Потому что я там живу!
– Так вы не наш? А почему так хорошо говорите по-нашему?
– Потому что я раньше был ваш, потом уехал туда.
– А зачем вернулись сюда?
– Испытывал ностальгию, хотел повидать родину.
– А чего же уезжаете?
– Повидал родину, хочу испытывать ностальгию…
… Оставались проверенные, отрывались доверенные. Писатели – поодиночке, балерины – пачками, парторг сухогруза – вплавь ушел, три эсминца не догнали…
– Следующий! Почему едем, товарищи?
– Нэмци будем. Казахстана будем. Едем родной култура сохранять. Гамбург приедем – хаш делать будем. Гансик, дорогой, попрощайся. Скажи, ауфидерзеен, дядя Султан. Скажи, гуманитарный помощь тебе пришлем – с родной земли на родину…
Утечка мозгов. Утечка рук, утечка сердец… Вслед хлипы: «Пусть катятся!», вслед стоны:
Не может быть
«У, счастливые!..», вслед бормотанье: «Багаж… билеты… таможня…»
– Следующий! Куда собралась, мамаша?
– Куда? Никуда!
– А чего ж стоишь?
– А я знала? Все стоят, я встала, все отмечались, я отмечалась.
– Следующий! Почему…
– Потому! Потому что все прогнило! Хватит терпеть! Хочу бороться против этого кошмара!
– Так тем более, куда вы? Идите боритесь!
– Нет уж, дудки! Я – другим путем. Я, как Ленин, я из Женевы начну…
… И вслед плевали, и первый отдел ногами топал, и собрание было единогласно…
И вот – вперед, время! Вот уже можно официально – из загона. Спасибо за закон! Вовремя. Молодцы!
«Посадка на рейс Аэрофлота…»
«Следующий!..»
Кровотечение из страны.
1991
He может быть
Фантастика
К Семену Стекольникову пришел в гости крестный. Кока пришел. Вернее, Семен сам позвал его в гости, потому что не мог больше молчать, а сказать никому, кроме крестного, он тоже не мог.
Ну, посидели, значит. И так размягчились душевно, и такое расположение ощутили друг к другу!..
– Слышь, кока, – сказал Семен. – Я тебе что сказать хочу.
– Говори! – сказал с большим чувством крестный. – Я, Сема, твой крестный, понял? Ты мне, если что, только скажи.
– Тут такое дело! – сказал Семен. – Нет, давай сперва еще по одной!
– Ну! – закричал кока. – А я про что? Выпили, вздохнули, зажевали.
– Вот, кока, – сказал Семен. – Жучка щенка принесла!
– Жучка! – обрадовался кока. – Ах ты ж золотая собачка! Давай за Жучку, Семушка!
– Стой, кока, – сказал сурово Семен. – Погоди. У этого гада… У него крылья режутся.
– Ну и хорошо! – сказал крестный, берясь за стакан. – Будем здо… А? Что ты сказал? Сема? Ты что мне сейчас сказал?
– Пошли! – решительно сказал Семен. – Пошли, кока! В сарае он. Пошли!
– Мать, мать, – только и сказал кока, когда они вышли из сарая.
– Ну? – спросил Семен, запирая дверь. – Видал?
– Мать, мать, – повторил глуповато крестный. – Как же это, а?
– Я, кока, этого гусака давно подозревал, – сказал Семен. – Идем еще по одной.
– Идем, идем, – послушно сказал кока. – А который гусак, Семушка?
– Да тот, зараза, белый, который шипучий. Тут, помню, мне не с кем было. Ну я ему и плеснул. Вдвоем-то веселей, правильно?
– А как же! – значительно сказал кока. – Вдвоем – не в одиночку.
– Ну! – сказал Семен. – А он, гад, пристрастился. Он ведь и Жучку-то напоил сперва. Он, кока, давно к ней присматривался. Знал, что трезвая она б его загрызла!
– Сварить его надо было, – решительно сказал кока.
– Сварил, да поздно, – с досадой сказал Семен. – Прихожу тогда домой, говорю: «Жучка! Чего ты лаешь, стерва?» Молчит! Ну, думаю, сейчас я тебе дам – не лаять! Подхожу к будке, а он оттуда выскакивает! Ну, я за ним!
Поймал, а он на меня как дыхнет! И она тоже…
– А где ж он взял? – спросил кока с сомнением.
– У станции, где ж еще! – сказал Семен. – Клавка небось продала.
– А деньги? – спросил кока.
– Спер! – уверенно сказал Семен. – У меня как раз тогда пятерка пропала.
– Тогда, значит, Клавка, – решил кока. – За деньги ей все одно кому продавать.
– И чего ж с ним теперь делать? – сказал кока. – Утопить его.
– Вот кока, – сказал Семен, понизив голос. – Сперва и я хотел утопить. А теперь я другое придумал. Я теперь, кока, в город поехать думаю. Так, мол, и так. Вывел новую породу собаки. Понял?
– Да что ты?! – ахнул кока.
– В газету пойду, – сказал Семен. – Или там в журнал. Скажу, порода, мол, для пограничников, понял? Большие деньги могут быть. Премия.
– Ах ты ж золотой мой! – восхитился кока. – Премия! А его ты, это… с собой возьмешь?
– Нет, – сказал Семен, снисходительно поглядев на коку. – Я сперва сам… Мало ли что. Ты только давай корми здесь его, слышь, кока?
– Это уж, Семушка, ты не бойся, – уверил кока. – Уж мы покормим. А что он ест-то? А?
– Все жрет, – небрежно сказал Семен. – Неприхотливый…
В редакции научно-популярного журнала к Семену отнеслись дружелюбно.
– Вы, товарищ Стекольников, сколько классов закончили? – поинтересовался очень вежливо молодой сотрудник с черной бородкой.
– Это, допустим, неважно, – сказал Семен с достоинством. – Ломоносов, между прочим, тоже был самоучка, – добавил он, сбивая спесь с бородатого.
– Слыхали, – вздохнул сотрудник. – Впрочем, это неважно… Только вот что, уважаемый товарищ, журнал у нас научно-популярный, понимаете?
