– Алан? Вы Алан Клей?

– Ну да.

Человек потушил сигарету в стеклянной пепельнице и протянул Алану руку. Пальцы длинные и тонкие, мягкие, как будто замшевые.

– Вы шофер? – спросил Алан.

– Шофер, гид, герой. Юзеф, – ответил человек.

Алан поднялся. Юзеф был коренаст, в кремовой диш-даше смахивал на пингвина. Молодой, немногим старше Кит. Лицо круглое, гладкое, с подростковой тенью усов.

– Кофе пьете?

– Да.

– Хотите допить?

– Нет, нормально.

– Хорошо. Тогда пошли.

Они вышли из отеля. Жара набросилась хищно, как живая.

– Сюда, – сказал Юзеф, и они заспешили по тесной стоянке к древнему грязно-бурому «шеви-каприс». – Вот она, любовь моя, – сказал Юзеф, предъявляя «гневи» Алану, точно фокусник – букет пластмассовых цветов.

Ну и рыдван.

– Готовы? Багажа нет?

У Алана не было. Раньше таскал портфель, блокноты, но в заметки с совещаний ни разу не заглянул. Теперь ничего не записывал и в этом черпал силу. Человека, который не записывает, люди подозревают в великой остроте ума.

Алан открыл заднюю дверь.

– Да нет, – сказал Юзеф, – я же на вас не работаю. Садитесь вперед.

Алан послушался. Сиденье дохнуло облачком пыли.

– Вы уверены, что мы на ней доедем? – спросил Алан.

– Я постоянно мотаюсь в Эр-Рияд, – ответил Юзеф. – Ни разу не сломалась.

Юзеф сел и повернул зажигание. Мотор помалкивал.

– Ой, погодите, – сказал Юзеф, вылез, открыл капот и за ним пропал. Потом закрыл капот, снова сел и завел машину. Та очнулась, расчихалась – словно прошлое заговорило.

– Мотор барахлит? – спросил Алан.

– Да нет. Я его отрубил, когда в отель пошел. Чтоб не подложили чего.

– В смысле бомбу? – спросил Алан.

– Не террористы, – сказал Юзеф. – Тут просто один мужик считает, что я сплю с его женой.

Юзеф включил заднюю передачу, и машина попятилась.

– Кажется, хочет меня убить, – прибавил он. – Ну, поехали.

Они удалялись от стоянки. На выезде миновали «хаммер» пустынного окраса – на крыше торчал пулемет. Рядом в шезлонге сидел солдат-саудовец – мочил ноги в надувной ванне.

– То есть эта машина может взорваться?

– Да нет, сейчас не взорвется. Я проверил. Вы же видели.

– Вы серьезно? Вас хотят убить?

– Не исключено, – сказал Юзеф и свернул на центральное шоссе вдоль Красного моря. – Но пока не убьют, наверняка не скажешь, верно?

– Я час прождал водителя, у которого могут взорвать машину.

– Да нет, – сказал Юзеф, уже отвлекшись. Пытался включить айпод – старой модели, – торчавший в подстаканнике между сиденьями. У айпода не заладились шуры-муры с автомагнитолой. – Вы не волнуйтесь. Вряд ли он умеет бомбы закладывать. Он не крутой. Богатый просто. Ему пришлось бы нанимать кого-нибудь.

Алан глядел на юнца, пока до того не дошло: богатый человек вполне способен кого-нибудь нанять, чтоб заложили бомбу в машину тому, кто спит с его женой.

– Ё-о-опть. – Юзеф развернулся к Алану: – Теперь вы меня напугали.

Может, открыть дверь и выпасть? Все разумнее, чем ехать дальше в таком обществе.

Юзеф между тем из белой пачки вынул тонкую сигарету и закурил, щурясь на дорогу. Они проезжали шеренгу громадных скульптур леденцовых расцветок.

– Кошмар, да? – сказал Юзеф. Глубоко затянулся, и страх перед наймитами его, очевидно, отпустил. – Итак, Алан. Откуда вы?

Эта искушенность оказалась заразительна, и Алан тоже перестал нервничать. Пингвинья фигура, тонкие сигареты, «шеви-каприс» – зачем такие люди наемному убийце?

– Из Бостона, – сказал Алан.

– Бостон. Бостон. – Юзеф побарабанил по рулю. – Я был в Алабаме. Год в колледже.

Вопреки голосу рассудка, Алан продолжал беседу с этим психом:

– Вы учились в Алабаме? Почему в Алабаме?

– В смысле, я там единственный араб на несколько тысяч миль? Получил годичную стипендию. В Бирмингеме. На Бостон совсем не похоже, наверно?

Алан любил Бирмингем, о чем и сообщил. У него друзья в Бирмингеме.

Юзеф улыбнулся:

– Эта статуя большая, Вулкан[6], а? Ужас.

– Не то слово. Очень ее люблю, – сказал Алан.

Алабама объясняла, откуда у Юзефа этот американский английский. Говорил почти без саудовского акцента. Сандалии ручного плетения, солнечные очки «оукли».

Они мчались по Джидде, и все вокруг было как новенькое – похоже на Лос-Анджелес. Лос-Анджелес в парандже, как-то сказала Энджи Хили. Когда-то вместе работали в «Треке»[7]. Алан по ней скучал. Еще одна его мертвая женщина. Очень их много – подруг, обернувшихся старыми друзьями, затем старыми друзьями, подруг, которые вышли замуж, чуток постарели, вырастили детей. Плюс мертвые подруги. Умерли от аневризмы, рака груди, лимфомы. Бред какой-то. Его дочери двадцать, еще немного – и будет тридцать, и вскоре дождем польются болезни.

– Так вы спите с его женой? – спросил Алан.

– Да нет. Это моя бывшая, мы раньше были женаты, давно…

Покосился на Алана – как там слушатель, увлечен?

– Но у нас не сложилось. Она вышла за другого. Теперь ей скучно, целыми днями шлет мне СМС. В «Фейсбуке» пишет, везде. Муж в курсе и думает, что у нас роман. Есть хотите?

– В смысле, остановиться и поесть?

– Есть одно место в Старом городе.

– Нет, я только что поел. Мы вообще-то опаздываем.

– Ой. Мы торопимся? Мне не сказали. Тогда нам не сюда.

Юзеф развернулся и поддал газу.

Может, и к лучшему, если Кит годик посидит дома. Соседка по комнате у нее странная, худая как швабра, с Манхэттена, приметливая. Примечает, когда Кит ворочается во сне, и желает сообщить, что это означает, как лечить и каковы глубинные причины подобного поведения. Сначала примечает, затем допытывается, подозревает всевозможные трагедии. Приметила у Кит на руках крошечные синяки и давай допрашивать, что за мужик это сделал. Приметила, что у Кит высокий голос, тихонький, почти детский, и объяснила, что нередко это признак сексуального насилия в детстве – голос жертвы застывает в травматическом возрасте. Ты замечала, что у тебя детский голос? – спросила соседка.

– Часто этим занимаетесь? – спросил Алан.

– Людей вожу? Ну так, в свободное время. Я учусь.

– Чему?

– Жизни! – сказал Юзеф и рассмеялся. – Да нет, шучу. Бизнес, маркетинг. В таком духе. Зачем – сам не знаю.

Проезжали огромную детскую площадку и Алан впервые увидел саудовских детей. Семь или восемь, виснут на лазалках, забираются на горки. А с ними три женщины в угольно-черных паранджах. С паранджами он уже сталкивался, но здесь эти тени скользили по площадке за детьми – Алана мороз по коже подрал. Картинка из ночного кошмара: черная текучая тень гонится за тобой, тянет руки. Но Алан ничего не понимал и не сказал ни слова.

– Долго ехать? – спросил Алан.

– В Экономический город короля Абдаллы? Мы же туда?

Алан не ответил. Юзеф улыбнулся. На сей раз пошутил.

– Где-то час. Может, чуть больше. Вам туда к которому часу?

– К восьми. К восьми тридцати.

– Ну, к полудню будете.

– Вам «Флитвуд Мэк»[8] как? – спросил Юзеф. Он уломал айпод – на вид такой, будто веками был зарыт в песок, а недавно откопан, – и теперь листал список песен.