Он упаковал. Вывез, вывез. Мебель оставил, но Рене приехала снова и сказала: теперь поменяем мебель. Купите или возьмете напрокат?

Он вывез мебель. В гостиной стояли два дивана – оба отдал. Один – подруге Кит. Другой – Чуй, который стриг газон. Рене взяла в прокате картины. Неопределенные абстракции, как она выражалась. Висели по комнатам – холсты приятных оттенков, неясные силуэты неизвестно чего.

Прошло четыре месяца. Алан жил в доме, а на время просмотров эвакуировался. Иногда оставался. Иногда запирался в кабинете, а покупатели бродили по дому и критиковали. Потолки низковаты, говорили они. Спальни тесные. А это оригинальные полы? Что-то плесенью попахивает. Тут старики живут?

Иногда наблюдал, как покупатели заходят, уходят. Подглядывал из окна кабинета, точно имбецил какой. Одна пара так задержалась, что Алану пришлось отливать в кофейную чашку. Одна женщина, в длинном кожаном плаще, менеджер, что ли, шагая по дорожке, заметила Алана в окне. Повернулась к агенту и сказала: по-моему, я только что видела призрак.

Алан глядел, как волны легонько пинают берег. Надо же, какое в Саудовской Аравии огромное и нетронутое побережье. Он и не догадывался. Посмотрел на пальмы внизу, во дворе его отеля и соседнего; посмотрел на Красное море. Может, тут и остаться? Взять новое имя. Сбежать от долгов. Как-нибудь посылать Кит денег, вывернуться из нестерпимых тисков американской жизни. Он уже пятьдесят четыре года оттрубил. Может, хватит?

Но нет. Он выше этого. Временами он выше. Временами он способен объять весь мир. Временами он видит вдаль на многие мили. Временами он переваливает через предгорья безразличия и прозревает пейзаж своей жизни, своего будущего: картографируемо, преодолимо, досягаемо. Все, чего он добивается, свершалось и прежде, так отчего он не способен повторить? Он способен. Надо только взяться и не отступать. Составить план – и выполнить. Он способен! Надо в это верить. Конечно, способен.

Сделка с Абдаллой уже у него в кармане. Масштабами с «Надежной» никому не тягаться, а теперь у них еще и эта голограмма. Алан закроет сделку, получит комиссионные, раздаст долги в Бостоне и поднимется. Откроет небольшую фабрику, сначала на тысячу великов в год, потом раскрутится. Мелочью по карманам расплатится за колледж. Отошлет прочь агентов, выплатит остаток за дом, колоссом зашагает по миру – денег хватит, чтоб говорить: а ты — на хуй пошел, и ты, и вот ты.

Стук в дверь. Принесли завтрак. Картофельные оладьи в номер за пять минут. Так не бывает – или он ест то, что готовили кому-то другому. Точно. Ну и ладно. Он подождал, пока официант расставит тарелки на балконном столе, размашисто подписал счет – сидя на десятом этаже, щурясь от ветра. На миг почудилось, что это и есть его жизнь. Что он ее достоин. Хозяин положения, человек на своем месте – пора соответствовать. Может, если он из тех, кому достаются чужие оладьи, кого отель так хочет умаслить, что присылает чужой завтрак, тогда ему и аудиенцию у короля назначат.

Телефон.

– У нас неувязка с первым водителем. Мы вызвали другого. Он в пути. Через двадцать минут будет.

– Спасибо, – сказал Алан и повесил трубку.

Посидел, осторожно подышал, успокоился. Он американский бизнесмен. Ему не стыдно. Он сегодня что-нибудь замутит. Он не просто дурак какой.

Алану ничего не обещали. Король очень занят, твердили ему в письмах и по телефону. Ну еще бы не занят, отвечал Алан, снова и снова повторял, что готов встретиться где и когда его величеству угодно. Но все не так просто: король занят, а график его меняется часто и непредсказуемо. Приходится часто и непредсказуемо менять график, поскольку многие желают королю зла. График меняется часто не только по государственным нуждам, но и ради короля и королевства. Пусть, сказали Алану, «Надежна» и другие компании, желающие поставлять услуги Экономическому городу короля Абдаллы, подготовят свои презентации и покажут там, где им назначат, на побережье где-нибудь, в сердце зарождающегося города, а незадолго до прибытия короля им сообщат. Это может случиться в любой день, сказали Алану, в любой час.

– И сколько ждать? – спросил он. – Несколько дней? Недель?

– Да, – сказали ему.

И Алан устроил эту командировку. Он такое уже проделывал – поцеловать кольцо, показать товар, договориться. Обычно выполнимо, если посредники хороши, а сам ты головы не поднимаешь. На «Надежну», крупнейшего мирового ИТ-поставщика, работать несложно. Надо думать, Абдалла хочет лучшего, а «Надежна» считала себя лучшей – уж точно крупнейшей, вдвое крупнее ближайшего американского конкурента.

Мы знакомы с вашим племянником Джалави, скажет Алан.

Или, может, мы близкие друзья с вашим племянником Джалави.

Джалави, ваш племянник, – мой старый друг.

Во всем остальном мире отношения уже не играют роли, и Алан это понимал. Они не играют роли в Америке, почти нигде не играют роли, но здесь, надеялся он, среди королевских особ, дружба пока имеет значение.

Вместе с ним поехали еще трое из «Надежны», два инженера и директор по маркетингу, Брэд, Кейли и Рейчел. Они покажут, на что способна «Надежна», Алан прикинет цифры. Контракт на ИТ с ЭГКА, сразу минимум несколько сотен миллионов «Надежне» – и это только начало, – плюс, что важнее, комфортная жизнь Алану. Ладно, не комфортная. Но он отвертится от банкротства, кое-что наберет про запас на пенсию, а Кит останется в своем колледже и хоть чуточку меньше разочаруется в жизни и в отце.

Вышел из номера. Дверь хлопнула – будто грохнула пушка. Прошел оранжевым коридором.

И не догадаешься, что вокруг отеля – Королевство Саудовская Аравия. Здание, крепостной стеной отгороженное от шоссе и моря, лишено и контактов, и контекстов – ни единого арабского узорчика. Одни пальмы да саманы – может, отель этот в Аризоне, или в Орландо, да где угодно.

Алан выглянул в атриум десятью этажами ниже – там сновали десятки людей в традиционном саудовском платье. Пришлось учить термины. Длинная белая роба называется дишдаша. Платок, покрывающий голову и шею, – куфия, крепится черным круглым шнурком – икалем. Алан смотрел, как снуют люди, в дишдашах как будто невесомые. Симпозиум духов.

В конце коридора закрывались двери лифта. Алан подбежал, сунул руку в щель. Двери испуганно, виновато отпрыгнули. В стеклянном лифте четверо, все в дишдашах и куфиях. Один или двое глянули на Алана и снова перевели взгляд на новый планшет. Владелец показывал, как работает клавиатура, крутил этот планшет, кнопки на экране перерисовывались, и друзья владельца были страшно довольны.

Стеклянный ящик, куда они все забрались, слетел через атриум в вестибюль бесшумно, точно снег, двери разъехались и явили взорам псевдокаменную стенку Пахнуло хлоркой.

Придержал саудовцам дверь – ни один не поблагодарил. Пошел за ними. Фонтан необъяснимо и аритмично плевался водою в воздух.

Алан сел за кованый столик в вестибюле. Появился официант. Алан заказал кофе.

Поблизости сидели двое, черный и белый, в одинаковых белых дишдантах. Путеводитель сообщал, что в Саудовской Аравии цветет явный, даже откровенный расизм, – и однако же. Пусть не доказательство гармонии общества, но все-таки. Алан не припоминал случая, когда обычай или максима из путеводителя подтверждались бы на практике. Описывать культурные нормы – все равно что о дорожных пробках докладывать. Не успел обнародовать, они уже устарели.

А теперь рядом кто-то возник. Алан поднял голову и узрел щекастого человека с очень тонкой белой сигаретой. Человек поднял ладонь, будто помахать хотел. Алан в замешательстве помахал.