— Антон Семенович, дайте-ка мне личное дело Калашниковой.
Кадровик протянул тонкую папочку, раскрыв которую, Буданов убедился, что его предположения оказались верны: у Пульхерии Егоровны Калашниковой сегодня день рождения и исполнилось ей ни много ни мало двадцать пять лет. И Людмила не могла об этом не знать. Вот и подарочек приготовила. Впрочем, он тоже постарался: «случайные связи до добра не доводят»… Дурак ты, Буданов. Или ревнуешь?..
Он быстро прошел в свой кабинет. Леля мельком взглянула на него, и он заметил, что глаза у нее красные. Он подошел к ее столу и почувствовал, как она напряглась.
— Пульхерия Егоровна! Оказывается, вас можно поздравить? Двадцать пять лет — прекрасный возраст, — повторил он фразу отца.
— Спасибо, — попыталась улыбнуться она, но губы предательски дрогнули, и у него защемило сердце.
— Вы можете уйти пораньше. Вечером, наверное, ждете гостей…
— Да нет, — вздохнула Леля. — В этот день мы обычно встречаемся с папой. Но сегодня он не сможет приехать, поэтому и поздравил меня утром. — Она кивнула на цветы.
— А вы катаетесь на лыжах? — неожиданно спросил Буданов.
— На лыжах? — удивилась Леля. — Катаюсь. То есть не то чтобы катаюсь, но могу… Умею…
— Вот и отлично! — обрадовался шеф. — В таком случае, приглашаю вас на загородную прогулку!
Леля приоткрыла рот, не в силах вымолвить ни слова, а Буданов продолжил, старательно не замечая ее замешательства:
— У вас есть лыжи?
— Нет… То есть старые лыжи есть, еще школьные, но они остались у папы.
— Ну и Бог с ним! — Он взглянул на часы и поверг ее в еще большее смятение: — Надевайте шубу. Сейчас экипируем вас по полной программе и поедем к моим друзьям. Отметим вашу славную дату, а завтра с утра отправимся в лыжный поход. Часа на четыре. Там такие места — Швейцарские Альпы! Вы любите кататься с гор?
— Нет, с гор я не умею… Я вообще не очень хорошо катаюсь… И я не уверена, удобно ли…
— Значит, походим по лесу. Ну, давайте выключайте компьютер. В двадцать пять лет все надо делать быстро и весело!
Леля подчинилась, просто не зная, как следует вести себя в подобной ситуации.
Через двадцать минут они остановились возле магазина «Спортмастер». Буданов помог Леле выйти из машины и распахнул перед ней двери огромного спортивного салона. Навстречу уже спешил предупредительный молодой человек в форменном костюме.
— Этой даме нужен полный комплект для лыжной прогулки, — бодро сказал Буданов и добавил: — У нас мало времени!
— Прошу вас, мадам! — оживился продавец, почуяв выгодных покупателей.
Еще через полчаса на прилавке возле кассового аппарата высились бело-голубой лыжный комбинезон, ботинки, шапочка, тонкая шерстяная водолазка, перчатки, носочки, какие-то хитрые специальные колготки, а рядом стояли лыжи — все в той же нежной бело-голубой гамме.
— Отлично! — одобрил Буданов. — Пробивайте!
Защелкали клавиши, замелькали цифры, и наконец на табло показалась итоговая сумма, при виде которой Леля тихо ахнула:
— О, простите, Петр Андреевич! Я… У меня нет с собой таких денег!
— Я вас заманил в эту авантюру, мне и расплачиваться, — сказал Буданов, доставая бумажник. — Кроме того, не забывайте, что у вас сегодня день рождения, а значит, надо принимать подарки.
— Но это невозможно! — решительно запротестовала Леля. — Вы ставите меня в неловкое положение…
Буданов положил ей руку на плечо, отчего она сразу замолкла, и прошептал:
— Тс-с-с! Продавцы Бог знает что о нас подумают!
— Я даже не знаю, что сказать… — совсем растерялась она.
— Воспитанные девочки в таких случаях говорят «спасибо», — назидательно заметил Буданов, принимая красочные пакеты и поудобнее перехватывая лыжи.
— О, конечно! Большое спасибо! — горячо поблагодарила Леля и, встретившись взглядом с его смеющимися глазами, покраснела. — Просто… Ну вы же понимаете, что я имею в виду?! — в отчаянии взмолилась она.
— Я понимаю, что время идет, а нужно еще, наверное, заехать к вам домой? Вы же хотите переодеться, взять с собой какие-то вещи?
— Да, да, конечно! — согласилась Леля, сознавая, что пути назад у нее уже нет.
Лыжи прикрепили к багажнику, покупки сложили на заднее сиденье, и Буданов, выруливая со стоянки, неожиданно спросил:
— А чаем вы меня напоите?
— Обязательно напою, и не только чаем. В смысле: чаем напою и еще накормлю. Я же думала, что папа приедет. Наготовила всего, пирожков напекла, даже торт сделала, — похвалилась Леля. — Ой! — повернулась она к Буданову. — А можно все это взять с собой? Жалко, если пропадет…
— Не только можно, но и нужно! Но сначала вы покормите меня, а уж если что-то останется…
— Останется! — засмеялась Леля, чувствуя, как ее затопляет ощущение сумасшедшего счастья. «Неужели? — думала она. — Господи, неужели?!»
Пока Леля хлопотала на кухне, Буданов с ее разрешения прошелся по квартире.
— У меня такое ощущение, будто я побывал в собственном детстве. Вы любите старые вещи? — спросил он, появляясь в дверном проеме и с наслаждением вдыхая божественные ароматы.
— Люблю, — согласилась Леля. — Но это не просто старые вещи. Для меня это символы иной жизни и иного отношения людей к миру и друг к другу. Это моя любовь, моя память, мои корни. Вы понимаете, что я хочу сказать?
— Кажется, понимаю, — задумчиво проговорил Буданов и собрался добавить еще что-то, но пустой желудок, истомленный ожиданием и манящими запахами, предательски заурчал.
— Садитесь за стол, — улыбнулась Леля.
— С удовольствием! — с готовностью откликнулся Буданов.
Некоторое время он молча поглощал закуски, изредка удовлетворенно покачивая головой, наконец, отправив в рот последний кусочек нежнейшего паштета, неожиданно изрек:
— А вы опасная женщина, Пульхерия Егоровна.
— И в чем же опасность, Петр Андреевич? — удивилась она, ставя перед ним тарелку с горячим блюдом.
— Ну как же? — Буданов с удовольствием потянул носом, занося нож над аппетитнейшим куском хорошо прожаренного мяса, гарнированного ярко-зелеными кочешками брокколи. — Не зря же говорят, что можно ставить крест на мужчине, у которого жена — отличная повариха. Боюсь за свою талию!
— А вы что же, собираетесь здесь столоваться? — деланно изумилась Леля.
— Человек слаб, — туманно ответил Буданов, — а плоть глупа.
— Ну, я думаю, что ваш «возмущенный разум» сумеет обуздать не в меру расходившуюся плоть, — обиделась Леля.
— А вот я начинаю в этом сомневаться… — Он промокнул губы салфеткой, заметил Лелину пустую тарелку и удивился: — А вы что же ничего не едите?
— А я умнее вас и талию свою берегу, — засмеялась она.
12
Часа через полтора, благополучно миновав охрану, они въехали в ворота большого коттеджного поселка.
Смеркалось, в морозном воздухе кружились мириады снежинок, светили окнами уютные особнячки с расчищенными дорожками, утопающими в снегу голубыми елями и туями, причудливыми фонариками у входа.
Леля всю дорогу молчала, на вопросы отвечала невпопад, и Буданов оставил попытки разговорить ее, разрядить обстановку, понимая, что она нервничает, боится предстоящей встречи с незнакомыми людьми и своего непонятного ей, неопределенного статуса. А сам он сознает, что делает? И зачем? И в каком качестве представит эту девушку своим друзьям?..
— Приехали! — сообщил он, плавно притормаживая у приземистого белого коттеджа.
— Петр Андреевич! — повернулась она к нему. — Я хочу попросить вас… Пожалуйста, вне работы называйте меня просто Леля…
— Хорошо.
Он быстро взглянул на нее, понимая, что это еще одна маленькая проблема в жизни Пульхерии Егоровны Калашниковой, открыл было рот… но воздух уже звенел веселыми возгласами, хозяин распахивал ворота, а на широком крыльце приветственно махали руками многочисленные гости.
Появление Лели на несколько мгновений будто выключило звук, зато потом вызвало такой шквал восторга, что она растерянно застыла у машины. Но ее уже подхватили, закружили, завертели, повели в дом, совершенно ошеломляя поднятым шумом и калейдоскопом лиц и имен.