Вздохнул, решительно выпрямился… обозрел окрестность, мысленно прощаясь с, мать, сырой землей. Потуже застегнул какие-то ремни на груди, поправил гермошлем. Размялся, сделал приседание. Сверил солнечные часы. В который раз тщательно заправил в планшеты космические карты.
— От винта, — посоветовал я окружающему миру. И надел сапог.
…Если бы в Калифорнии уже существовала лаборатория Маунт-Вильсон, тамошний дежурный сейсмолог решил бы, что в русские леса рухнул очередной тунгусский метеорит. Ощутимый толчок разбудил жителей Млетока и Леденца; болезненные конвульсии земной коры были отмечены в Шамахани и Дадонии. Возмущение астральной энергии было зарегистрировано вавилонскими магами и шаманами эвенкского клана Шаньягдир. В джунглях Полинезии переполошились жрецы божка Тангароа, объявив народу о появлении под солнцем нового «небесного мстителя». На другом конце планеты умирающий вождь апачей в густом бреду пророчествовал о «рождении огненного петуха» и призывал соплеменников укрываться в пещеры. По слухам, в Судане еще десять лет спустя можно было наблюдать необычный мираж под названием «призрак урусского мамелюка». По всей земле в тревожном ожидании замерли астрологи: рождение небесного объекта произошло в момент, когда сразу шесть планет, словно обезумев от страха, сбились в кучу и устремились в созвездие Рака — будто в поисках укрытия от божественного гнева противостоящего Урана!.. А в Панаме шел дождь — он войдет в историю как самый сильный ливень в истории человечества (2,47 дюйма за 3 минуты). «Горе нам, — говорили тамошние индейцы чоко. — Небеса плачут… Это страшное знамение». Действительно, в далекой России творилось беспрецедентное. Около полудня вдруг ослепительно просветлело небо… сдержанной прелюдией будущего апокалипсиса рокотнул гром… от земли поднялся горячий ветер… Потом раздался отдаленный грохот, и — неожиданный сейсмический толчок до неприличия сильно напугал старого бортника Кумеку, сидевшего на завалинке собственного дома в деревне Пупырлино. В радиусе дюжины поприщ бабы попадали с печей, пацаны послетали с тына, с деревьев осыпалась тля.
Наконец в небе появилось ОНО. Небывалое небесное тело, издававшее высокочастотный шум и ровное свечение (видимо, от перегрева). Тело принадлежало рослому небритому мужику в оборванной красной рубахе. Неведомый мужик быстро летел над землей на высоте примерно 30 метров, изредка резко меняя направление на перпендикулярное. Летя, мужик орал.
Вы слыхали, как ревут дрозды? Так вот: сверхзвуковой парень делал это громче.
…В принципе бывает хуже. То есть я думал, что будет вообще очень ужасно, а получилось так себе: ужасновато, но почти терпимо. Нюанс ситуации состоял в том, что реактивный мокасин на сей раз стартовал не ввысь, а параллельно земной поверхности. Как вы уже догадались, сапог выступил в роли локомотива. Поэтому из нас двоих именно он гордо рассекал впереди. А уже сзади поспевали клубы дыма, колючие искры, а также обугленная куча рваных тяпок, которая при жизни была Мстиславом Бисеровым.
Я летел ногами вперед. Дери вас всех. Промежность сильно холодило. Встречный воздушный поток трепал меня, как любимую матерчатую куклу. От чудовищных перегрузок нижняя губа наползла на нос, щеки нахлынули на глаза, мешая отчетливо видеть. К счастью, руки намертво стискивали бутыль с самогоном — мутное стекло покрылось инеем, в кончиках пальцев противно покалывало, но я знал главное: резерв топлива сохранен!
Я летел и считал секунды. На шестой секунде космонавтам полагается послать на базу контрольный сигнал. Я помнил это. И я послал.
— Шесссекунд полет нрр-рмальны-ы-ый!!! альный… аль-ный… — разнеслось над лесом, пригибая верхушки дерев, ужасая локальное эхо. В радиусе трех миль с деревьев осыпались шишки, лесные клопы, грибы типа «чага», скворечни, гнезда, спящие дятлы, висельники и русалки. По всему Залесью, таким образом, распространилась радостная весть о нормальном полете первого древнерусского космонавта Мстислава Бисерова. Жаль, что местные волхвы неправильно интерпретировали сигнал, вообразив, будто речь идет о сакральном небесном путешествии знойного божка Ярилы, в честь чего при некоторых селах были наспех обустроены народные гулянья. Отдаленные воспоминания об этих празднествах сохранились, по мнению ученых, вплоть до XII века, отразившись в образной структуре обрядовых русальных песен племени стожаричей:
Мы пойдем девОчки во луги лужочки
Ай в луги лужочки мы сорвем цветочки
Ай сорвем цветочки мы сплетем веночки
Ай лю ли, лю ли, полет нормальный.
На седьмой секунде полет перестал быть нормальным. Начались конкретные елки-палки. К сожалению, не популярные московские рестораны, а — такие жесткие растения с иголками. Уж не знаю, зачем моему сапогу захотелось внедриться в участок густого ельника площадью приблизительно семь-восемь га. Пронизывая ельник, я испытал чудовищную перегрузку. Надо заметить, что экспериментальный стратосферный бомбардировщик «Мстислав-01» был спасен только потому, что вовремя произвел себе аварийную дозаправку в воздухе и немного оттаял. Щеки мои порозовели, а вонзившаяся в них хвоя сразу усохла и осыпалась. Путешествовать стало веселее. Я перестал орать и начал петь.
Сначала пелось о том, как высока и нелегка дорога в облака.
Затем я оповестил окрестности, что первым делом самолеты. Что через год я не вернусь сюда. Что 1245 — мой номер на крыле. Однажды Гнедан сказал, что у меня хороший голос. Уверен: песни порадовали многочисленную лесную аудиторию. Говорят, медведи нервно пританцовывали еще с неделю.
Вскоре я достаточно освоился в воздухе, чтобы перевернуться лицом вниз. Bay! Так гораздо интереснее. Красиво мелькают верхушки сосен, быстро-быстро проносятся пригорки. Ха! Деревенька! Крыши, лужи, бабы! О! о! Блеснуло укромное озерцо с купаленкой и купальщицами! Ах! Дыханье сперло: экий вид сверху! Клево-клево… Ручки-ножки загорелые, попки белые колышутся в зеленоватой воде! Привет, девочки! Я — летчик Славик Бисеров, охраняю ваш мирный труд! Не помешал? Эй, куда же вы?!
Так хотелось позакладывать над озером красивые виражи… Но — непослушный сапог унес прочь, не снижая скорости. С ревом поволок над конопляным полем. Ух ты! Стог сена промелькнул… А не спикировать ли на него? Если, скажем, выдернуть ногу из сапога… Не успел. А на этот? Опять не успел. Стога свистели мимо, как версты за окном курьерского. Опять началась деревня — другая, покрупнее. Жители смотрели на меня, задрав кверху сморщенные мордочки, показывая крошечными ручками. Видимо, они думали, что я — жаба-путешественница. Я сделал серьезное лицо и по возможности расправил плечи. Хотелось приветственно помахать населению, но я вовремя опомнился. Население только того и ждет, чтобы я начал махать руками — и сдуру выпустил бы заветную бутыль из объятий! А они потом типа подберут! Хитрецы. Напрасно надеетесь: мои руки крепко сжимают резервную топливную емкость. Это — намертво, навсегда.
Пролетая над территорией деревни Пырлищи, я направил телеграмму с борта самолета. Хотелось сочинить нечто разудало-патриотичное, свидетельствующее о моем высоком боевом духе. Например:
«НЕ ЖАЛЕЮ зпт НЕ ЗОВУ зпт НЕ ПЛАЧУ тчк СУПОСТАТОВ БОМБОЙ ОФИГАЧУ вск».
Однако вспомнил, что бомбы не входят в мой боекомплект, и настроение упало. Посему в окончательной редакции послание зазвучало более пессимистично:
«НЕ ЖАЛЕЮ НЕ ЗОВУ НЕ ПЛАЧУ зпт ЗАВЕЩАЮ МИХАЛКОВУ ДАЧУ».
Гм. Уж не знаю, при чем здесь Михалков. Видимо, ритмика поэтической фразы сама подсказала фамилию. Надеюсь, Никита Сергеевич не обидится. Во-первых, нельзя обижаться на неумелый экспромт скромного скомороха (к тому же военного летчика). А во-вторых, дача у меня хорошая: двухэтажный терем в Стожаровой Хате, с дровяным сараем, нутряной фермой и шикарным питомником для моли.