— Ох-хохо! А вот и я! — радостно объявил бритый ярыга, ловко подтягиваясь на руках и кидая небольшое мускулистое тело через борт.
— Я сам-первой залез на кичку! Мне кольчуга полагается! — завизжал пузатый, тяжеловато карабкаясь по дощатому насаду на перекошенный нос корабля.
Данька вежливо улыбался. Через минуту уже с десяток бандитов забрались наверх. «Эгей, кидай добычу! Мечи товары за борт!» — орали снизу остальные. Добыча! Неразбериха! По палубе застучали мокрые пятки, повсюду заблестели потные черепа и облезлые темные спины: воры прыгали и толкались, заглядывая под навесы, перетряхивая корзины с едой… Ну вот, началось безобразие: покатились по палубе рассыпанные караваи, растеклось молоко из треснувшего горшка…
Вскоре и главный злодей появился. Скрестив руки на груди, Данька стоял возле мачты — безоружный, в одной рубахе — и молча наблюдал, как по веревочной лесенке, заботливо спущенной подчиненными ярыгами, на борт коча неторопливо поднялся долговязый речной пират в знойной рубахе. Солнце мигнуло на кривом сорочинском клинке; рубаха надулась малиновым пузырем — Стыря прыгнул с борта на палубу, и дощатый помост простонал под босыми подошвами знаменитого бандита…
— Батька Хлестаный! Не вели казнить, дай слово молвить! — К надменному Стыре подлетел юркий рыжеусый ярыжка, с лета бухнулся на колени: — Товара нетути! Ладья пустопорожняя!
— Порожняя? — Стыря недоверчиво хмыкнул. — А не врешь, ржавый?
— Ржавый не врет, — спокойно сказал Данька. — У меня нет товара.
— Странное дело, — нехорошо ухмыльнулся Стыря. Спрятал кривой кинжал за пояс и подступил ближе, потирая жесткие ладони, покрасневшие от карабканья по пеньковой лестнице. — Неужто коганый купчина порожнюю ладью по Влаге гонит? Небывалая невидаль…
— Я не коганый, — устало вздохнул Данила. — Я славянин.
— Ах он славянин. И как же звать тебя, земляк? — Стыря подошел вплотную, заглядывая в лицо теплыми наглыми глазами.
— Данька из Морама. Не губите, братцы. Не троньте корабль.
— Ха-ха! — Стыря задорно расхохотался, брызги полетели Даниле в лицо. — Данька из Морома! Стало быть, ты — дубрович? Ха! Искренний морамский дубрович — а врет, ровно коганый торгаш на пристани!
Каширин протянул руку с монетами:
— Вот. Здесь гривна мелочью. Больше у меня нет. Заберите пищу, оружие — и уходите. Здесь вам не найти другой добычи.
— Опять врешь, коганый гостюшка. — Стыря внезапно перестал хохотать. — Есть у тебя добыча, есть товар. И весьма драгоценный.
Он резко обернулся — подозвал бритого урода, тормошившего мешки с личными вещами гребцов:
— Эй, Черепанко! Ну-кася… ступай под палубок, на нижон чердак — да порыскай хорошенько. Коли разрыщешь девицу-красавицу, красну косу — тащи сюда.
Данила наклонил голову, посмотрел исподлобья:
— Что делаешь, Хлестаный? Разве я обижал тебя? Разве не платил тебе честно за труды кормчего?
— Ты обидел меня, коганый гость! — воскликнул Стыря, всплеснув длинными руками. — Обманул меня! Ты солгал, будто рудокосая красавичка — твоя сестра! А какая она тебе сестра? Ты еси когань степная, а девица твоя — милочка-славяночка, птичка небесная, згица ясная! Не иначе пленница-наложница! Надо ее освободить.
Сказав сие, Стыря довольно улыбнулся.
Из-под палубы раздался визг, потом звонкий удар и грохот падающего тела. Данька вздрогнул: кажется, Рута по обыкновению сумела за себя постоять.
— Ржавый! Гойдалка! Заруба! — Стыря, хмыкнув, подозвал еще троих бандитов. — Надо Черепашке помогти! Влачите сюда гадску девку! Коли вздумает кусаться — в путы замотайте!
— Послушай меня, брат! — Данила с усилием улыбнулся. — Не трогай девку. Возьми лучше мою ладью.
— Не-е… ладью не возьму. Ладья тебе самому нужна, — со злобной ласковостию сказал Хлестаный, похлопывая Даньку по плечу. — Ты теперь на этой лодейке уплывешь за дальни горы, в землицу твою коганую! И товарищам своим расскажешь, чтобы никогда в наши края не хаживали, славных девиц-красавиц не воровали! Понял, коганый гостюшко?
Данила не ответил — резко обернулся на шум: по лестнице, ведущей на палубу из нижнего чердака, загрохотали шаги.
Вчетвером ярыжки все-таки сладили с бедной княжной. Вцепились и вытолкали Руту из темного подпалубка наверх — она уже перестала визжать и царапаться: шла молча, возмущенно сопя и гневно зыркая синими глазками из-под распавшихся огненных прядей. Толстый Гойдалка гордо шествовал впереди и тянул за веревку (они все-таки ухитрились скрутить Руте запястья грязной бечевой). Двое других подталкивали в узенькую, гордо выпрямленную спину. Наконец, последним на палубу выбрался, кашляя и похаркивая кровью, избитый Черепан. Мозолистой ладонью клейменый урод зажимал левый глаз, стремительно опухавший после умелого удара оскорбленной девушки.
— Больше никого не сыскали? — хладнокровно осведомился Стыря.
Черепан поморщился и отрицательно качнул страшной головой. Данила облегченно вздохнул: слава Богу, не нашли Посуха с Бустей. Должно быть, ловкий дедушка снова применил излюбленный прием маскировки — вместе с маленькой Бустей сделался невидимым для озлобленного человечьего взгляда…
— Вот добыча драгоценная, — восхищенно заметил Стыря, разглядывая Руту — напряженную и притихшую явно не к добру. — Глазки лазоревые… Щечки аленькие, маков цвет! Хороша…
Он пригладил оселедец, расправил плечи в ягодной рубахе и неторопливо шагнул к девушке. Подчиненные бандиты почтительно расступились. Гойдалка дернул за веревку: «Кланяйся батьке Хлестаному, чурова кукла! Кланяйся!» Рута фыркнула и еще выше задрала остренький, дрожащий от презрения носик. Данила заметил: тонкие ноздри раздуваются, как у разгневанной лошадки.
— Хороша… Тельцем беленька, кровь с молочком! — хрипло воркуя, Стыря приблизился. — Как тебя звать, пичуженька?
— Братец, я его ударю, — негромко сообщила Рута, быстро глянув поверх разбойничьего плеча на Даньку: широко распахнутые глазки посерели от волнения. — Честно-пречестно, Сейчас ударю.
Данила не успел ответить. Стыря изящно поклонился юной княжне, улыбнулся — и вдруг… хоп! прыгнул, навалился на Руту всем телом, с ходу запуская жесткую ладонь под кольчужку, под тщательно выстиранный подол вышитой рубашки!
Ярыги радостно заржали.
О ужас, подумал Данька. Стыря осмелился схватить княжну Руту за девственную задницу. Она убьет его.
Удар был жестоким. На этот раз Рута даже визжать не стала. Кратко выдохнув, с чудовищной бессердечностью ударила обнаглевшего Стырю жестким коленом в натруженную промежность.
Хлестаный устоял на ногах — оледенел с распахнутыми руками, ослеп от неожиданности (настоящая боль еще не пришла). Разумеется, Рута одним ударом не ограничилась — подскочила в воздух, красиво прогнулась в спине — и длинным, стройным копытцем врезала прямо в изумленную бандитскую рожу.
Несчастного Стырю оторвало от палубы и снесло прочь метра на четыре: он обрушился спиной в дощатый борт. В тот момент, когда Хлестаный ломал бритым затылком доски, княжна Рута уже цепко приземлилась и красиво, как металлическая балерина, развернулась вбок: туда, где с выпученными глазами тихо недоумевал пузатый Гойдалка, продолжавший зачем-то удерживать в руках конец бечевки. Толстяк думал, что Рута у него на привязи! Он ошибался. Данила обратил внимание на то, что девица бьется исключительно ногами. Оно и понятно: копыта гораздо длиннее, чем передние конечности. Гойдалка получил несколько менее жестокий удар металлическим каблуком в грудь — и, выпустив бечеву, откатился, пробивая широкую брешь в толпе соратников.
К сожалению, Рута не видела, как у нее за спиной уродливый разбойник Черепан размашисто заносит небольшой топор для страшного удара прямо в рыжеволосую девичью головку. Карающая Рута только что лягнула Ржавого и теперь с удовлетвореним наблюдала, как желтоусый разбойник проседает на колени, схватившись волосатыми ручками за живот. Рута была внимательной девочкой, но она попросту не могла заметить того, что вытворяет за ее спиной ярыжка Черепан. Разбойничий топор мутной молнией мелькнул в воздухе. У Руты не было шанса выжить.
