Софья передернула плечами, на которых красовался темно-бордовый бархатный опашень, и задала очередной вопрос:

— А неофициально? Было ли что-то подобное в истории?

Графиня рассмеялась.

— Государыня, неофициально было что угодно. Да хотя бы история Элеоноры Аквитанской! Вам доводилось слышать об этой женщине?

— Нет, — чуть приподнялся бархат плеч, — чем она знаменита? Тише вы там горланьте!

Обряд свадебных торжеств пришлось почти полностью перекроить в соответствии с историческим моментом. Царица должна была венчаться в шапке Мономаха, с открытым лицом и без всяких предсвадебных церемоний и хохмочек навроде выкупа невесты и передачи отцовской плети юному жениху. Софьин батька уже добрых двадцать шесть лет парился в земле, а право шведского короля стегать плетью русскую царицу выглядело полной отморозью.

Но в остальном митрополит решил придерживаться традиции. С утра у кабинета царицы пели без умолку сенные девки, королевские сваты притащили с прибывшего из Стокгольма фрегата богатые гостинцы: сладости и драгоценности. Дворец государыни охранялся двойным караулом. В вестибюле (либо по-старому — сенях) засел Великий Сакелларий с дюжиной рынд (малая дружина царицы, ею восстановленная) и потягивал свежесваренное пиво урожая этого года.

Король Карл, которому на время пребывания в столице государыня предоставила в полное распоряжение свой летний домик на берегу озера, скучал. Третья неделя вынужденного безделья, политический брак, полное отсутствие охоты — все это сводило его с ума. Пипер испросил разрешения навестить какого-то знакомого купца в Пскове и отбыл, прибывшие давеча из Стокгольма «друзья жениха» — генерал Шлиппенбах и Эрик Пфальц-Цвейбрюкен (двоюродный брат короля) — бродили третий день по городу и пялились на его чудеса.

Король с утра пребывал в отвратительном настроении. Выпив три чашки кофе, он сидел в увитой хмелем беседке и читал по-латыни. Томик Овидия «Наука любви» застыл в шершавых пальцах короля раскрытым на тридцатой странице, двадцатилетний юноша-муж шепотом переводил на шведский прочитанное:

Жен мужья и жены мужей пусть ссорами гонят,

Словно меж ними в суде длится

неоконченный спор,

Это — супружества часть, в законном приданое

браке,

А меж любовников речь ласкова будь и мила.

Вам не закон приказал сойтись к единому

ложу —

Силу закона иметь будет над всеми Любовь.

Король вздохнул. На кой черт это все читать, когда брак у него — чистой воды политика, и о какой любви может идти речь, ежели невеста его старше вдвое, да еще и с пузом! Карл припомнил свои юношеские похождения, графиню Десмонт. Тоже ведь за тридцать было высокородной курве! У половины королей Европы в постелях побывала! Август, Людовик, герцог Мальборо, наконец, он — король Швеции. И ведь не противно ему было, после своего брата-короля! После дряхлого Людовика Четырнадцатого ему даже удалось несколько удивить Аталию — даму, годящуюся ему в матери.

Что-то его на грех потянуло. Зря все-таки он отослал ту черненькую служанку вчера вечером! Она весьма недвусмысленно намекала ему на вероятное продолжение знакомства в постели. К черту, что он мыслит французскими категориями! Девчушка откровенно задрала подол и заставила сидевшего три года на голодном пайке Карла смутиться.

Прерывая невеселые эротические фантазии короля, раздался голос его конюшего — Даниельсона:

— Ваше величество, к вам боярин Симонов!

Король без сожаления отложил Овидия, вскочил с жесткой скамейки и потянулся. Сквозь живую изгородь и заросли хмеля к нему продирался местный министр культуры с двумя трубками в руке. Подойдя к королю на расстояние нескольких шагов, Иннокентий учтиво поклонился и осведомился о здоровье монарха. Министр изъяснялся на упрощенном английском, который Карл знал, но терпеть не мог.

— Что меня спрашивать о здоровье, точно старика? — пожал плечами король. — Чем могу быть полезен?

— Осмелюсь пригласить ваше величество на рыбалку, — еще раз поклонился Иннокентий, — предлагаю вашему вниманию ловлю рыбы несколько необычным способом.

С этими словами он протянул Карлу изящный немецкий спиннинг.

— Что это? — сухо осведомился король. — Бить глупую рыбу по голове?

— Ежели ваше величество проследует за мной на мостки, то я вашему величеству продемонстрирую, как этим пользоваться, — терпеливо пояснил Симонов.

Ему тоже было не в кайф проводить личное время, ублажая шведа, но об этом попросил Ростислав. Карл нехотя поплелся за московитом на мостки — сооружение слишком малое для того, чтобы его именовать пирсом, и слишком большое, чтобы с него полоскать белье. Попутно Иннокентий как мог объяснял принцип рыбной ловли спиннингом. Получалось у него это не очень, даже Карл в конце потерял терпение и заявил, что придется ему, видимо, изучить и русский язык.

В конце концов Иннокентий прекратил теоретическую подготовку и решил продемонстрировать процесс на практике. По странной прихоти судьбы уже на четвертом броске он вытащил судака килограмма на два. Тут Карла и проняло. С криком «я понял» он размахнулся удилищем своего спиннинга и подцепил на крючок Иннокентия, причем изволил больно врезать министру грузилом по жирной спине.

— Твою мать, король свейский! — выругался Кеша. — Погоди, не дергай, я крючок отцеплю.

Вторым забросом Карл послал грузило аж метров на пять. Затем стало получаться получше. На исходе первого часа рыбаки поймали еще несколько рыбешек: две щуки и трех окуней. Затем стало припекать солнце, и рыба ушла на спячку. Иннокентий смотал спиннинг, а Карл, как малое дитя, без видимых признаков усталости забрасывал свой все дальше и дальше. И то ли у короля был блат у Фортуны, то ли упорство сыграло свою роль — взяло что-то крупное. Причем очень крупное. Настолько, что короля едва не перетянуло через перила. С громким матом Иннокентий кинулся на выручку. Хотя на спиннинге стояла леска, выдерживающая усилие в сотню килограммов, могло обломаться удилище. Как назло Иннокентий не захватил с собой больше никаких снастей. Как он теперь жалел об отсутствии остроги!

— Держи, черт! — заорал ему Карл по-шведски и сунул в руки удилище.

Кеша начал потихоньку вытравливать лесу, надеясь измотать рыбину. Тут швед, продолжая на все лады костить окружение, скинул ботфорты и со шпагой в зубах сиганул с мостков в воду. С берега бежали челядинцы.

— Подсобите королю, мать вашу! — заорал покрасневший от натуги Симонов. — Вон он, в воде бултыхается, как бы не утонул!

Спиннинг в его руках выгнулся дугой, но хваленое немецкое качество не подвело. Рыбина мало-помалу подводилась к берегу. Карл, бушуя в воде, бестолково тыкал шпагой во все стороны. В горячке борьбы он почти позабыл о своей боязни холодной воды и неумении плавать. Где-то под ногами изгибалось твердое и гибкое тело речного жителя, которого он собственноручно изволил подцепить на крючок. И в тот миг, когда он с удивлением обнаружил, что уходит на дно, сверху наконец-то сбросили сеть, а его за шиворот подхватили дюжие русские лапы.

Оказавшись на твердой земле, Карл бросился к одной из веревок, с помощью которых челядинцы вытаскивали сеть, где билась огромная темная рыбина с крупной головой, и принялся помогать. Один из мужиков снял с пояса топор и ударом обуха по голове умело оглушил ее.

— К бане несите, дьяволы! — истошно заорал Кеша. — Захар! Захар! Беги во дворец — пусть кто-нибудь придет сюда с фотоаппаратом! Снимок на память, чтоб мне на том свете «царской водкой» опохмеляться!

Один из мужиков бросил веревку и засеменил прочь, смешно косолапя. Час спустя прибежавшая Инга осматривала саженного восьмипудового сома и довольного Карла, уже переодетого в бутырский мундир — не за горами был сентябрь, и температура воды вряд ли превышала десять градусов по Цельсию. Испивший немалую чарку водки с перцем (супротив простуды) Карл довольно смотрел на прибежавшего Эрика Пфальц-Цвейбрюкена — своего кузена.