Когда мы приземлились во Франции, тошнота чудесным образом прошла, и я наконец начала получать удовольствие от происходящего. Эти три дня стали для меня самыми счастливыми. До этого мы так мало времени проводили вместе. Даже когда Джон был рядом со мной, большей частью это происходило в присутствии Мими, под крышей ее дома, и выходило, что мы никогда не бывали по — настоящему одни. Быть вдалеке от дома, совершенно свободными, там, где никто тебя не знает, и при всем этом вместе, вдвоем — это просто замечательно!

Мы остановились в потрясающем отеле «Георг V». Его роскошь поражала меня. Я ходила по номеру и ощупывала вещи — широкую кровать, застеленную шелковым покрывалом, шикарные портьеры, антикварную мебель. В просторной, отделанной белым мрамором ванной комнате я впервые в жизни увидела биде. Раньше, пару лет назад, Джон присылал мне из Парижа, где он отмечал свой день рождения, фотографию, на которой они с Полом моют в нем ноги. Хотя Джон теперь зарабатывал денег более чем достаточно, чтобы себе это позволить, мы оба чувствовали себя в отеле довольно неуютно. Нам казалось, что мы всего этого не заслуживаем и с минуты на минуту нас должны отсюда вышвырнуть. Величие и мощь самого дорогого парижского отеля были для нас настолько непривычными, что мы ощущали себя как будто на другой планете и не верили, что все здесь предназначается нам. Твердо настроенные не терять время зря, мы облазили Париж вдоль и поперек, поднимались на Эйфе — леву башню, любовались Триумфальной аркой, бродили по Монмартру. Джон, и без того щедрый, наслаждался возможностью тратить деньги и вознамерился побаловать меня: он накупил мне кучу разных подарков, в том числе шикарное серое пальто, симпатичный белый берет и флакон «Шанель № 5».

На второй день нашего пребывания, вернувшись в отель, мы получили записку от Астрид. Она вместе со своей подругой приехала в Париж на несколько дней и узнала, что мы тоже здесь. Мы ей позвонили, назначили встречу и на радостях позволили себе в тот вечер немного лишнего, перемещаясь из бара в бар и опрокидывая один за другим бокалы крепкого красного вина. Было здорово снова повидаться с Астрид. Последний раз Джон ездил в Гамбург почти год назад, я не виделась с ней два с половиной года, так что нам было о чем поболтать.

Когда уже начало светать, мы, как паралитики, еле — еле передвигали ноги. С большим трудом нам удалось добрести до гостиницы Астрид. Там мы опустошили еще одну бутылку вина и рухнули всей кучей на ее одноместную кровать. Невероятно, но мы проспали так вчетвером до утра, лежа друг на друге, как селедки в бочке, а потом, терзаемые жутким похмельем, Джон и я поплелись назад в отель.

Вскоре после этого нам предстояло возвращаться домой в Ливерпуль. Я жаждала увидеть Джулиана, но вместе с тем немного грустила: почти сразу же после нашего возвращения Джону надо было снова уезжать.

Незадолго до того как Джулиану исполнилось полгода, моя мама наконец вернулась из Канады. Мне не терпелось познакомить ее с внуком. За день до ее приезда Мими, спускаясь вниз со второго этажа, поведала мне, что ночью ей приснился кошмарный сон, будто бы моя мама пришла к ней в гости и стоит на крыльце, ждет, когда ей откроют входную дверь. «Я ей говорю, иди отсюда прочь, не пущу я тебя, — продолжала Мими. — Вот ужас, правда, Синтия? Приснится же такое!»

Это стало последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Значение ее сна было предельно понятным. Мими невзлюбила маму с самой их первой встречи, и встречаться снова им вряд ли стоило. Я поняла, что должна покинуть этот дом.

Когда мама пришла навестить меня, Мими выдавила короткое приветствие и сразу удалилась к себе наверх. Я рассказала маме о том, как невыносимо трудно мне здесь живется, и она предложила переехать к ней в Хойлейк. Загвоздка была только в том, что ее постояльцы должны уехать только через месяц; это время она собиралась пожить либо у Тони с Марджори, либо у кого — то из друзей. Однако, увидев мое отчаяние, она согласилась подыскать на этот период съемную квартиру и переехать туда вместе со мной. Комнату в Хойлейке мы нашли уже через несколько дней и сразу же в нее перебрались.

Джон согласился со мной, когда я объяснила ему все во время нашего телефонного разговора. Ему предстояло быть на гастролях до конца месяца, так что к его приезду мы должны были уже переселиться в наш старый дом и ждать его там. Я понимала, что для него было бы лучше, если бы мы жили в доме Мими, но он знал, как трудно мне с ней общаться и как мне нужна мамина поддержка. «Делай так, как считаешь нужным, Син, — сказал мне Джон. — Я не против». Джону, конечно же, не очень хотелось жить в одном доме с моей мамой, но я не знала того, что на тот момент уже знал он: наша жизнь в Ливерпуле скоро закончится. Значительную часть своего времени ребята уже тогда проводили в Лондоне, оплачивая дорогие гостиницы, и настал момент, когда им было разумнее подыскать жилье там. Джон планировал устроиться в Лондоне, а потом забрать меня с Джулианом к себе.

Месяц, который я провела в съемной комнате, оказался нелегким: это был большой дом с капризными, преимущественно пожилыми постояльцами. Мы с мамой все время пытались успокоить Джулиана, возили его весь день вокруг дома в коляске, стараясь убаюкать, а вечерами шли на всевозможные ухищрения, лишь бы он не кричал. Мама очень мне помогала, чему я была несказанно рада. Но были моменты, когда мы обе, в полном изнеможении, просто заходились в истерике, то плача, то смеясь как сумасшедшие.

Порой жизнь моя напоминала полный бред: с одной стороны, был Джон, все более знаменитый и богатый, живущий в роскошных отелях, любимый всей страной, с другой — я, его жена, которая ютится в мрачной, за пять фунтов в неделю, комнатушке с его ребенком… Многие задавались вопросом, как же я могла со всем этим мириться. Может, я его боялась или еще что — то? Нет, ничего подобного. Я терпела, потому что не хотела мешать его карьере.

Я была верной Джону, и, если ему было нужно, чтобы я помогала ему, оставаясь незаметной, значит, так тому и быть. Все равно вечно это продолжаться не могло, а сил у меня пока хватало. Джон любил меня и старался приободрить, когда мы говорили об этом. Я верила ему. Верила, что, где бы он ни находился, на первом месте у него всегда Джулиан и я.

Мы старались общаться как можно чаще. Средства связи в те времена были не то что сегодня — только почта и телефон. Телефонные разговоры были все еще довольно дорогим удовольствием. Джон звонил мне, когда подворачивалась возможность, но это случалось не каждый день. А на письма у нас обоих теперь редко хватало времени, поэтому приходилось доверять друг другу и терпеливо ждать. И мы доверяли. Никто из нас не страдал ревностью, когда мы не виделись. Мне никогда не приходило в голову подозревать Джона в чем — либо, а он, в свою очередь, верил, что я действительно люблю его. Его прежняя болезненная ревность просыпалась лишь в редких случаях, когда он заставал меня за разговором с другим мужчиной, да и эти неприятные моменты постепенно сходили на нет.

В конце концов мы с мамой переселились в наш дом. Как только это произошло, Джулиан сразу же перестал плакать. Несколько недель мы провели в тишине и покое. В Хойлейке многие знали, что я замужем за Джоном, и относились бережно и уважительно к моему затворничеству. Я могла прогуливаться с коляской по пляжу или пройтись по магазинам, зная, что никто нас не потревожит.

В ноябре Джон приехал ненадолго, чтобы сообщить мне новость: он собирается подыскать нам квартиру в Лондоне и больше не желает жить отдельно. Брайану придется смириться с этим, даже если газеты про все узнают; хватит одиночества, хватит притворяться и прятаться. Теперь мы будем жить вместе, как настоящая семья, в нашем собственном доме. Как же хочется, чтобы это произошло поскорее!

К сентябрю 1963 года, через месяц после того, как мы с Джоном сбежали от всех в Париж в наше свадебное путешествие, «Битлз» уже имели в своем активе долгоиграющую пластинку Please Please Me, побившую все рекорды продаж «сорокопятку» Twist and Shout и вышедший самым большим тиражом сингл She Loves You. Ни одной из групп не удавалось до сих пор добиться такого успеха. На их следующий сингл, о котором никто не имел еще ни малейшего представления, было подано около полумиллиона предварительных заявок.