Робеспьер относился отрицательно к антирелигиозной борьбе в стране, где большинство населения было верующими. Он не одобрял и культа Разума, но молчал.

В наступление же он перешел после получения в Комитете общественного спасения письма от одного комиссара, который писал, что приказал арестовать «отцов церкви», отмечавших церковные праздники, уничтожил кресты и распятия и собирается отправить в изгнание «тех черных зверей, которых называют священниками». Робеспьер же считал, что нельзя давать повод к нарушению свободы культов и показывать, что идет борьба против самой религии. Он порицал насильственные действия против самой религии, так как они возбуждали фанатиков против революции. Уже сотни вооруженных крестьян заявляли, что они хотят «восстановления католической церкви и чтобы не было якобинцев». В якобинском клубе Робеспьер решительно осудил антирелигиозную пропа-. ганду.

Робеспьер был прав в том отношении, что насильственная борьба с религией усилит контрреволюцию. Конвент это понял и издал манифест к народам Европы, составленный Робеспьером. В нем говорилось: «Ваши повелители обманывают вас, говоря, что французская нация преследует все религии, что мы заменили культ божества культом нескольких людей. Они рисуют нас в ваших глазах идолопоклонниками или безумцами. Это неправда. Французский народ и его представители уважают свободу всех культов и не подвергают гонению ни один из них». Робеспьер считал, что идея верховного существа и бессмертия души является постоянным напоминанием о справедливости, следовательно, эта идея носит республиканский и общественный характер. И Робеспьер стал проповедовать создание нового культа верховного существа, который был чем-то вроде очищенного христианства. На фронтонах храмов вместо надписи «Храм разума» теперь стояли слова: «Французский народ признает существование верховного существа и бессмертие души». Новый культ был уступкой католицизму, и нелегальная церковь стала надеяться на близкое восстановление религии. В этом сказалась вся противоречивость религиозной политики того времени: поскольку атеизм был объявлен врагом республики, противопоставить ему можно было только религию, но, чтобы церковники не могли извлечь для себя выгоды из нового культа, было провозглашено, что новый культ не является религией и не нуждается в служителях.

К празднику верховного существа, который был установлен 20 мая, готовились с большой тщательностью. Оформление праздника было поручено известному художнику Давиду — якобинцу по убеждениям и ярому последователю Робеспьера. Этот праздник своими пышными церемониями должен был заменить народу католические обряды и в то же время как бы закрепить победу Робеспьера над его политическими противниками.

В день праздника Робеспьер был избран председателем Конвента, и тем самым ему отводилось первое место в празднике, которым должен был руководить Конвент.

Праздничная церемония открылась речью Робеспьера, восхвалявшей верховное существо, начертавшее «бессмертной рукой законы равенства и справедливости в человеческом сердце и тем вложившее в него смертный приговор тиранам». «Оно создало вселенную, — говорил Робеспьер, — чтобы проявить свое могущество… Оно вселяет в душе торжествующего угнетателя страх и раскаянье, а в душе невинно угнетенного — спокойствие и гордость; оно заставляет справедливого человека ненавидеть злодея, а злодея — уважать справедливого человека».

После речи Робеспьера под музыку была сожжена «гидра атеизма». Чучела, изображавшие атеизм, символы честолюбия, эгоизма и гордыни, были сожжены Робеспьером, как первосвященником, или жрецом, а на их месте появилось изображение Мудрости. Затем Робеспьер произнес вторую речь, на этот раз против атеизма, который «короли хотели утвердить во Франции». Заключительная часть речи была похожа на молитву, которую Робеспьер в роли первосвященника произносил перед творцом вселенной.

Этот пышный праздник был ошибкой Робеспьера. Его враги сочли, что Робеспьер перестал довольствоваться тем, что он глава политической власти, и стремился еще сделаться жрецом новой национальной церкви. Духовенство стало твердить, что верховное существо есть в конечном счете не что иное, как христианский бог, и расценивало этот праздник как переходную ступень к прославлению Христа. К тому же день праздника верховного существа оказался днем троицы, и верующие шли на праздник с четками и молитвенниками в руках. Слушая речи Робеспьера, верующие молились Христу.

Не удивительно, что местами народ не видел никакой разницы между новым и старым культом божества.

После казни Робеспьера и контрреволюционного переворота 1794 года рухнул и культ верховного существа. Он не мог заменить верующим религии их отцов, и к тому же победившая буржуазия была заинтересована в укреплении католицизма среди трудящихся.

Одним из ярых борцов за республику был Бабеф, который с первых дней революции принимал в ней горячее участие, а после смерти Робеспьера возглавил группу революционеров, разочарованных в буржуазной демократии. Они поставили перед собой задачу революционного преобразования в духе коммунизма, потому что буржуазная революция не принесла освобождения трудящимся.

Для Бабефа история человечества была борьбой между богатыми и бедными. Он сам испытал в своей жизни все невзгоды и ужасы нищеты и более чем кто-либо из выдающихся революционеров был призван отстаивать право угнетенного, обманутого народа.

С самого начала французской революции Бабеф выступал против буржуазии, стремясь больше всего помочь деревенской бедноте и рабочим. По ложному обвинению Бабефа арестовали и посадили в тюрьму. Ему удалось добиться оправдания, но выпустили его только в 1795 году, после казни Робеспьера, когда у власти была новая разбогатевшая буржуазия, равнодушная к нуждам народа.

Новое буржуазное правительство называлось Директорией. В противовес ему Бабеф создал «Тайную директорию», целью которой было свержение буржуазии и установление коммунистического строя.

Бабеф отлично понимал, что буржуазная революция только заменила одну группу насильников другой. Он считал совершенно необходимым, чтобы за этой революцией последовало восстание бедноты. Для подготовки восстания Бабеф организовал со своими друзьями клуб «Пантеон» и строго законспирированную организацию «Заговор во имя равенства», или «Заговор равных», которая имела своих агентов среди рабочих и солдат.

Кроме того, Бабеф начал издавать газету, в которой писал, что народ по-прежнему проливает свой пот и кровь, а кучка богачей по-прежнему собирает их в золотые сосуды.

Бабувисты (последователи Бабефа), считая себя представителями всех угнетенных, предполагали сразу же после захвата власти удовлетворить потребности бедноты, чтобы этим привлечь ее на свою сторону и найти в ней опору. Они выработали «Акт восстания», в котором были указаны все мероприятия, необходимые при захвате власти: народ возьмет в свои руки казначейство, почту, магазины со съестными припасами, которые будут вынесены на улицы для раздачи народу. Булочные будут обязаны печь хлеб для бесплатной раздачи населению, а булочникам затем будет заплачено по предъявленным счетам. Вещи, заложенные в ломбарде, немедленно возвращаются народу бесплатно; имущество эмигрантов, заговорщиков и всех врагов народа будет безотлагательно распределено между защитниками отечества и бедными, которых поселят в домах заговорщиков и снабдят мебелью.

Коммунисты до французской революции не задумывались над решением практического вопроса, где и в ком найти опору в первые же дни после захвата власти. Бабувисты же впервые задумались над этим и указали, как это разрешить. Второй не менее важной задачей, которая также требовала быстрого решения, было обезвреживание своих врагов. Надо было, не теряя времени, «железной рукой подавить всех противников». Для этого рекомендовалось отобрать их имущество и немедленно предать суду народа.

Затем бабувисты разработали план организации республики трудящихся с явным преимуществом для лиц физического труда. В эту республику войдут все желающие работать сообща на коммунистических началах и сообща пользоваться плодами совместного труда. Эта коммунистическая община, или национальная коммуна, будет расти, развиваться и постепенно поглощать всех остальных людей, превращаясь понемногу в одно национальное целое.