— Это знамя какой-нибудь кавалерийской бригады или танкового полка? — Он прищурился, хотя придерживал левой рукой очки, и нагнулся, разглядывая вышитые золотом буквы. Обернулся, ожидая ответа, к Валентине, завучу школы, неторопливой, золотоволосой красавице.
— Нет, это знамя школы, — медленно, спокойно ответила она, только васильковые глаза ее заметно потемнели.
— Хм… знамя школы, — протянул американец с ощутимой ехидцей.
— У вас, насколько я помню, свой дом, — вмешался Трояновский.
— Как у каждого среднего американца. Вы же были у меня в гостях, Александр.
— Разумеется, был, Рудольф. Допустим, дом, как у каждого среднего американца. И перед вашим домом мачта, и каждый день на ней поднимается то, что вы называете «Звезды и полосы».
— Каждый день.
— И перед каждым домом этой страны совершается тот же достойный уважения ритуал?
— Пожалуй, да.
— Значит, знамя, принадлежащее одной семье, вас не смущает, а знамя, принадлежащее школе, представляющей сотню семей, вас смущает?
— Ха-ха-ха! — Рудольф понял, что Трояновский выиграл этот маленький психологический поединок, и смех — самый достойный выход из создавшейся ситуации. — Ха-ха-ха! Уже не смущает.
Он медленно отошел от знамени, постоял у одного из шахматных столиков, за которым шло сражение между двумя гостями, и застыл перед щитом, обтянутым красной материей, на которой вытянулись в три ряда портреты членов ПБ.
— М-м… Э-э-э… Подобная «анфилада»…
И, хотя у него, как и большинства людей, язык часто опережал мысль, он заставил себя смолчать, хотя и подумал: «У нас так выставляют фото преступников, которых разыскивает закон». Трояновский понял, что хотел сказать госдеповец, и потому поспешил уйти от крайне опасной — и для него самого, и для едва зарождавшихся советско-американских отношений — аналогии.
— Анфилада власти! — уточнил он.
— Да-да! — улыбнулся Рудольф.
Иван махнул рукой официанту, и американец от души чокнулся с Иваном, Трояновским, Женей, Валентиной: «За вашу великолепную школу, господа!»
С наслаждением выпил холодное шампанское. Взял еще бокал:
— Французское! Manifique!
— Не-е-ет! — покачал головой Женя. — Советское!
— Со-вет-ское?! Не может быть!
— Может, еще как может!
— Велика… как эта русски… велика… лепна… — И по-английски: — Да здравствует «Советское шампанское»!
Помощником мэра была средних лет женщина. Строгий темный костюм, прическа а-ля Марлен Дитрих, добрые, светящиеся детским любопытством глаза. Вместе с ней приехал замдекана Учительского колледжа Колумбийского университета: румяный, широкоплечий, копна черных блестящих волос.
— Рут Клайнбух, — представилась помощница, вложив ладонь-совочек в руку Ивана.
— Рэдьярд Клифф, — широко улыбнулся замдекана. — Можно просто Рэдьярд.
Для Ивана это были из всех пришедших на прием, пожалуй, самые желанные гости. Сразу же завязался разговор об уровнях образования: дошкольном; школьном — начальном, неполном среднем, среднем; высшем — университет, аспирантура, докторантура. Иван сразу почувствовал и разницу в структурах, о чем он в общих чертах знал и раньше, когда готовился к поездке, и разнобой в терминологии, и конечно же определенные принципиальные расхождения. Трудность в первоначальном восприятии информации усугублялась не только слабым знанием материала. Школа частная и муниципальная, колледж и университет частные и принадлежащие штату — отсюда все разное: учебники, учителя и профессора, программы и экзаменационные требования. И уровни знаний, и общего развития, и профессиональных навыков разные. И конечно же различны условия и возможности устройства на работу по завершении учебы. Такой необъятной темы, как «воспитание», они не имели времени коснуться даже поверхностно. А обучение умственно отсталых детей! А обучение детей-инвалидов, глухонемых, слепых! А тема тем — подготовка учителей как основа успеха или неуспеха всего национального образования! Да мало ли еще тем мелких, средних, больших и громадных, которые составляют важнейшую сторону социальной жизни любого общества, если оно хочет иметь потенциал — Образование и Воспитание Будущего Гражданина.
— А ведь мы знаем кое-что о ваших педагогических воззрениях. — Рэдьярд посмотрел на Рут, заговорщицки подмигнул Ивану. — Знаем и в известной мере разделяем.
Иван недоверчиво, с некоторой долей иронии посмотрел на Клиффа.
— Вы убежденный последователь Иоганна Песталоцци. Особенно по душе вам его теория «развивающего обучения», органичной связи обучения с воспитанием, а также с общим развитием ребенка. Так?
— Верно. — Иван был беспредельно удивлен. О теориях и практике великого швейцарца в сегодняшних беседах он не обмолвился ни единым словом, времени не было. И уж тем более о своем к ним отношении.
— Скажите, откуда вам это известно?
— Ага, заинтригованы, господин директор! — торжествующе воскликнула Клайнбух. — Мы еще не то про вас знаем. Вы до переезда в Москву в Киеве первый в Советском Союзе соединили на практике учебу с производительным трудом, больше того — написали книгу о своем опыте «По пути политехнизации». Так?
— Так. — Иван был совершенно сбит с толку.
— А ведь эта идея тоже первоначально принадлежит Песталоцци. Наконец, ваш любимый труд выдающегося альпийского педагога — «Лебединая песня».
Иван переводил поочередно вопрошающий взгляд с Рут на Рэдьярда и вновь на помощника мэра.
— Ладно, — смилостивилась наконец Рут, достала из сумочки сложенный вчетверо газетный лист, развернула его.
— Вот статья, опубликованная в «Чикаго дейли трибюн». Ее написала Элис, которую я помню еще крохой. Я ведь тоже из Чикаго.
— Элис? — Иван вспомнил, что накануне отъезда он и Элис сошлись в словесной баталии о путях дальнейшего развития мировой педагогики, и все более ее связи с психологией. Значит, на основе этой беседы, горячей, откровенной, по многим его высказываниям, даже, пожалуй, рискованным, она написала статью. Ну, Элис! Иван прочитал заголовок, крупным шрифтом пересекавший всю полосу: «Talented follower of Pestalozzi and Ushinski goes to U.S.». И фотография, на которой он, Иван, сидит за столом, заваленным книгами, погруженный в глубокие думы. В думы о судьбах человечества, не меньше. Фото, конечно, ей подсунул Сергей. У Ивана запершило в горле, он отвернулся. Справившись с волнением, хриплым голосом предложил:
— За самую гуманную науку на свете — науку, которая учит: как из человечка сделать Человека!
Три адепта науки о созидателях будущего с просветленными лицами выпили по бокалу шампанского.
— Мир тесен, доложу я вам, — сказал Иван, глядя на репродукцию картины, на которой был изображен умытый весенним дождем Охотный ряд. — Где-то в этом районе Москвы, — он кивнул на картину, — я познакомился с Элис. Вы ее знали намного раньше. Теперь судьба свела меня с вами, с Рэдьярдом. Я не фаталист, но уверен — ничего случайного с человеком не происходит. Во всем есть свой скрытый смысл. Будучи оптимистом, уверен: смысл — разумный, полезный, добрый.
Из доклада агента ФБР по Манхэттену
Сегодня в арендованном школой советского посольства доме — угол Лексингтон-авеню и Семидесятая стрит — состоялся прием. Поводом послужило открытие вышеуказанной школы.
Прием посетили двести тридцать четыре человека. С русской стороны кроме директора, завуча и преподавателей школы были посол, политический советник, шофер посла (НКВД), председатель Амторга (НКВД), его первый зам (ГРУ), замзав юридическим отделом (резидент ГРУ). С американской стороны были Рут Клайнбух, помощник мэра Нью-Йорка, и Рэдьярд Клифф, замдекана Учительского колледжа Колумбийского университета, принципалы и администраторы, преподаватели школ штатов Нью-Йорк, Нью-Джерси, Мэн, Нью-Хэмпшир, Вермонт, Массачусетс и Коннектикут (список с адресами прилагается). Банкиры, контракторы строительных фирм, представители страховых агентств, издательских концернов, поэты, художники, актеры, писатели, корреспонденты газет, журналов, радио были приглашены русскими по наводке трех наших доверенных лиц — Рамзеса (контрактор, осуществлявший ремонт здания школы), Путаны (председатель совета родителей частной школы «Нежный колокольчик», рекомендована русскому директору нашим человеком в руководстве нью-йоркского комитета Компартии США в качестве эксперта по просвещению) и Джокера (дилер писчебумажных товаров и школьного оборудования). Из зарегистрированных у нас «красных» было отмечено лишь трое рядовых членов. Эти «комми» держались вместе, с русскими практически не общались. Особо следует отметить умение русского директора располагать к себе самых разных людей — от полицейских до банкиров. В дальнейшем будет проходить в наших донесениях как Обаяшка. Для оперативной разработки из числа штатных работников школы предлагаем: 1) директора Ивана (в дальнейшем Обаяшка); 2) завуча Валентину (в дальнейшем Хризантема); 3) преподавателя русского языка и литературы Евгения (в дальнейшем Гомер). Прошу дать соответствующие указания нашему резиденту в Москве представить в кратчайшие сроки подробные данные о родственниках и знакомых Обаяшки, Хризантемы и Гомера. По имеющимся у нас в данный момент сведениям, никто из них прямого отношения к спецслужбам не имеет[3]. По словам Обаяшки, он собирается взять на преподавательскую работу двух-трех американцев. Предпримем все меры, чтобы внедрить своих людей.
