Это была последняя капля, переполнившая чашу терпения Верены. Мало того что они поминутно останавливаются в самых неожиданных местах из-за коров на колее, так теперь, в довершение всего, они застряли посреди чистого поля – и к тому же перед самым ужином. Наклонившись вперед, она положила голову на спинку сиденья, чувствуя себя слишком измученной, чтобы найти в себе силы даже для слез. Каждая косточка ее тела ныла от усталости, и конца этим пыткам не было видно. Она находилась в пути целую вечность, но так никуда еще и не прибыла.

– А далеко до Орлиного Озера? – услышала она голос Маккриди.

– Где-то четыре мили, – ответил проводник.

– За это время я могла бы добраться до Колумбуса, даже если бы шла из Галвестона пешком, – пробормотала она вполголоса.

– Но самое ужасное – то, что, даже когда мы дотащимся туда, это будет всего лишь меньшая часть пути до Сан-Антонио. У меня появляется такое ощущение, что Пенсильвания находится на другом конце света.

Глянув на пестрое сборище оставшихся в вагоне пассажиров, она вздохнула и добавила:

– По сути, Техас – это какая-то другая, совсем чужая страна.

– Вам пока приходится видеть далеко не лучшее из того, чем может похвалиться Техас, – проговорил Маккриди. – Ладно, по крайней мере, худшие из этой ватаги сошли на предыдущей остановке.

– Хотелось бы верить, что это так.

– Разве я хоть раз вам солгал? – спросил он шутливым тоном.

– Разве вы когда-нибудь говорите правду? – кольнула она его в свою очередь.

Он напустил на себя обиженный вид:

– Знаете, я мог бы вас оставить в теплых объятиях ваших объявившихся родственничков, но я этого не сделал.

– Говоря откровенно, я и сама до сих пор не понимаю, почему вы этого не сделали, – призналась она.

Маккриди поднял глаза на проводника и спросил:

– Может быть, есть какая-нибудь возможность, чтобы нас подбросили до Орлиного Озера, не дожидаясь, пока отремонтируют путь?

Проводник перевел взгляд на Верену:

– Что, вашей миссис снова нехорошо?

Прежде чем она успела возразить, Маккриди предупреждающим движением положил ей руку на плечо и, кивнув головой, ответил:

– Наверно, это из-за жары. Боюсь, если не дать ей подышать свежим воздухом, она упадет в обморок.

– Вы можете выйти и походить с ней возле поезда.

– Это ненадолго поможет. Ей придется снова возвращаться в вагон, а из-за того, что мы стоим, внутри станет еще жарче. Если к тому же учесть, что закрыт туалет…

– Сюда должны прислать повозку с ремонтной бригадой, но я не знаю…

Он перевел взгляд на остальных пассажиров. Многие из них уже и сейчас недовольно бурчали, переговариваясь друг с другом, а по мере подъема температуры внутри вагона страсти накалятся еще выше.

– Я даже не знаю… в этой повозке не хватит места для всех, кто захочет уехать, – закончил он неуверенно.

– А пока что я хотел бы поместить ее куда-нибудь, где она могла бы прилечь и немного передохнуть, и готов сейчас же заплатить за это.

Опустив руку в карман пиджака, Маккриди нащупал пачку денег и, вынув их, отделил от пачки десять долларов одной купюрой.

– Может быть, вы смогли бы найти для нее подходящее место? – спросил он как бы между прочим.

Не сводя взгляда с денег, проводник некоторое время раздумывал, а потом согласился:

– Что ж, пойду посмотрю, что можно сделать.

– Уж постарайтесь, – вполголоса проговорил Маккриди, вручая проводнику банкноту. – У меня есть еще одна точно такая же, если у вас получится.

Не веря своим глазам, Верена завороженно наблюдала, как проводник аккуратно складывает десятидолларовую бумажку и прячет ее в кармашек для часов. Едва дождавшись, пока он выйдет из двери вагона, пятясь, словно краб, она повернулась к Маккриди и решительно заявила:

– Я ни разу в жизни не падала в обморок. Ни единого разу. И все это нельзя назвать иначе как чистой воды подкупом.

– Угу.

– Вы что, всегда бросаетесь так деньгами?

– А вы предпочитаете сидеть в вагоне и вариться в собственном поту? – отвечал он, явно не чувствуя раскаяния за содеянное. – Через десять-пятнадцать минут здесь будет настоящее пекло, как в раскаленной печи.

– Ну а все остальные? Как это будет выглядеть, когда мы встанем и спокойненько выйдем отсюда, оставив их мучиться в этом аду?

– Если им будет совсем невмоготу, они тоже что-нибудь придумают.

– Вы ведете себя как настоящий эгоист, мистер Маккриди, – принялась отчитывать его Верена. – И не думайте ни на секунду, будто я не понимаю, что всю эту вашу заботу обо мне вы используете лишь как повод самому укрыться от жары.

– Мама всегда мне говорила: «Умей за себя постоять, сынок, а о других пусть позаботится Господь Бог», – спокойно произнес в ответ Маккриди. – Понятно, она тогда говорила это с воспитательными целями, но впоследствии я пользовался ее советом в каких угодно других ситуациях.

– Я уже успела это заметить.

Она повернула голову к окну и стала смотреть, как над прерией поднимаются и зыбко колышутся дымчатые волны марева. А на горизонте чередой тянулись пологие холмы, поросшие густым высокоствольным лесом, манившим под свою уютную сень. Но в такую жару, подумала она устало, добираться до него на собственных ногах – дело абсолютно немыслимое. Шелковые чулки, пояс с эластичными подвязками, доходящие до колен панталоны, сорочка, лифчик, накрахмаленная нижняя юбка под платьем и без того почти довели ее до теплового удара. Если ей и есть за что благодарить Бога в настоящую минуту, так это за свое решение не надевать корсет.

– Как вы считаете, сколько времени займет ремонт пути? – нарушила она молчание.

– Я карточный игрок, а не железнодорожник, – напомнил он ей.

– Все равно у вас должно быть какое-то суждение на этот счет. Во всяком случае, мне показалось, что у вас есть свое мнение по любым остальным вопросам.

– Знаете, у вас от жары совсем в голове помутилось, – безжалостно сказал он, но, видя, как ее лицо зарделось от обиды, смягчился и добавил: – Ну хорошо, если бы мне пришлось заключать пари, я бы сказал, что меньше чем за несколько часов им не управиться.

– Я все готова отдать за ванну и приличную еду, – едва слышно проговорила она. – Я чувствую себя мокрой посудной тряпкой, которую забыли вывесить просушить.

– Вы могли бы иметь и то, и другое, но за это надо платить.

– Увы, я не могу сейчас позволить себе такую роскошь. Я должна экономить оставшиеся у меня деньги.

– Но я же предлагал вам взять часть моего выигрыша, – напомнил он ей.

– Я не хочу быть обязанной кому-либо, мистер Маккриди. Единственное, чего я хочу, так это… Впрочем, сейчас слишком поздно об этом говорить. Он умер, а я… а я не должна была уезжать из дома.

Отвернувшись, она прижалась головой к теплому оконному стеклу и закрыла глаза.

– Ничего, со мной все в порядке, – сказала она, убеждая в этом скорее себя, чем его, – как-нибудь выкарабкаюсь.

– Я в этом не сомневаюсь.

Он почувствовал себя очень утомленным – не меньше, чем она, судя по ее виду. Но вместо того чтобы поддаваться усталости, он решил размять затекшие ноги и встал с места. В пальцах ног, втиснутых в ботинки с толстыми подошвами, ощущалось болезненное покалывание. Чтобы восстановить кровообращение, он принялся ходить по вагону, сначала в один конец, потом обратно – и так несколько раз.

– Сыграем, мистер?

Он обернулся и увидел совсем еще юного, желторотого ковбоя. В первое мгновение он готов был поддаться соблазну. Но нет, он еще не опустился до такой степени, чтобы обдирать младенцев. К тому же было заметно, что паренек и так уже на грани отчаяния. Он отрицательно покачал головой:

– Слишком жарко.

– А я так думаю, надо отвлечься, чтобы забыть про жару, – отозвался юнец. – Ты, я слышал, играешь по-крупному. Эл и Билли, до того как сойти, говорили, что ты, мистер, кого хочешь облапошишь в карты.

– А сколько у тебя денег?

– Неважно – хватит.

– И все-таки?