Сквозь приоткрытую дверь пароходного салона, где расположились игроки, на пол коридора падало желтое световое пятно. Керосиновая лампа над ломберным столом тускло освещала фигуры четырех мужчин в непринужденных позах. Ничто, кроме шума гребного колеса, ритмично взбивавшего темную речную воду, не нарушало тишину. Наконец один из игроков, седовласый Роланд Флетчер, выразительно вздохнул и, наклонившись вперед, сгреб и сдвинул к середине стола груду фишек и банкнот. На его мизинце в мерцающем свете лампы сверкнул большой бриллиант.

– Я – пас, – медленно выговаривая слова, произнес он, – хотя мне и не терпится взглянуть, что у вас на руках.

Сидящий рядом с ним толстяк с широкими густыми бровями еще раз посмотрел в свои карты и бросил их на стол. Затем он поднес поближе к глазам висевшие на толстой золотой цепочке карманные часы и, щелкнув крышкой, лаконично заметил:

– Четверть четвертого – пора на боковую.

С трудом оторвав свое дородное тело от стула, он тяжело встал на ноги и легким наклоном головы попрощался с присутствующими:

– Доброй ночи, джентльмены. Мое почтение, Жиру.

Когда он вышел, молодой француз с неизменно капризным выражением лица криво усмехнулся и пренебрежительно процедил:

– Нечего садиться играть, если не можешь себе этого позволить. – Он повернулся к темноволосому джентльмену, сидевшему напротив, и в его бесцветных глазах отразился желтый свет керосиновой лампы. – А то тебя перестанут воспринимать всерьез, чего допускать нельзя – п'est cepas, monsieur[1]?

Мэтью Морган лениво посмотрел на француза, потом едва заметно улыбнулся, извлек из внутреннего кармана отлично сшитого пиджака бумажник, с небрежным видом отсчитал десять стодолларовых купюр, будто такие деньги для него ничего не значили, и коротко бросил:

– Покажите!

Лицо Жиру вспыхнуло, выдавая волнение.

– Вы сделали ошибку, джентльмены, сев играть со мной, – самодовольно заявил он. – Думаю, эта партия тоже моя – как, впрочем, и вся ночь.

Глядя на своего визави, Жиру ухмыльнулся во весь рот и добавил:

– Я побил вас на вашем собственном поле – mais поп[2], мсье Морган?

– Почему Морган? Я, кажется, тоже играю. Это я просил открыть карты, – напомнил французу седовласый Флетчер.

– Так-то оно так, – мягко сказал Жиру, не сводя глаз с сидящего напротив него элегантного джентльмена. – Но он – Морган, он – Игрок с большой буквы.

– Вы собираетесь показывать карты или нет? – запальчиво произнес Флетчер.

– Разумеется, покажу. Итак, у меня… – Стараясь продлить минуту торжества, молодой француз не спешил выкладывать карты на стол, держа их перед собой в вытянутой руке. – Что я могу сказать, messieurs – это настолько прекрасно, настолько великолепно, что…

– Ты долго еще будешь тянуть резину?! – рявкнул пожилой джентльмен.

Явно наслаждаясь происходящим, Жиру снова перевел взгляд на Мэтью Моргана.

– А вы, monsieur, – вы тоже спешите поскорей проиграть? – промурлыкал он глумливо. – Не-ет! Я хочу, чтоб вы сначала прикинули, в какую сумму…

Но он не успел договорить. Морган внезапно схватил его за руку выше кисти и с силой прижал к столу. Лицо Жиру стало пунцовым, все его тело напряглось.

– Будь умницей, разожми руку, – с обманчиво, благодушным видом процедил Морган.

Француз еще крепче сжал пальцы, так что карты в его руке согнулись вдвое. Морган вздохнул и взглянул на Флетчера:

– Раз он не хочет сделать это по-хорошему, придется применить силу.

Пунцовое лицо француза вдруг побелело как мел.

– Что вы себе позволяете, мсье! – возмущенно воскликнул он. – Вы поплатитесь за оскорбление! Никто и никогда не называл Филиппа Жиру мошенником безнаказанно! Вы еще пожалеете…

– Если ты играл честно, почему не хочешь показать карты? – оборвал его Морган.

В разговор снова вмешался Флетчер. В его голосе чувствовалось сомнение:

– Послушай, Мэтт, старику Александру это может не понравиться. А я бы не стал портить с ним отношения – по крайней мере, пока мы здесь.

Жиру ухватился за слова Флетчера, как утопающий за соломинку:

– Вам это не сойдет с рук, мсье. Если отец доберется до вас… О-ой! – вдруг завопил он, когда Морган резко ударил запястьем француза о край стола. Рука Жиру разжалась, из нее выпали скомканные карты.

– Ну, что там у него, Роланд? – спросил Морган.

– Послушай, Мэтт, все-таки мне не хотелось бы…

– Сколько ты проиграл – двадцать тысяч? Хотя, наверное, больше. – И Флетчер, вздохнув, подобрал карты француза, не отрывавшего все это время взгляда от пола, а затем, обращаясь к Мэтту Моргану, сказал: – Погоди-ка, здесь же только четыре карты!

Он медленно, одну за другой, выложил карты на стол и объявил:

– Две тройки и две дамы. Так, Филипп… Куда же, черт возьми, подевалась пятая карта?!

– Она на полу, – ответил вместо него Морган.

Отпустив руку Жиру и не сводя глаз с его угрюмого лица, он с угрозой в голосе спросил:

– Ну что, ты сам уберешь ногу или тебе помочь?

На лице молодого француза заходили желваки. Потом, видимо смирившись с неизбежным, он медленно приподнял носок блестящей черной туфли и отвернул его в сторону. Под ним обнаружилась лежащая рубашкой вверх пятая карта. Морган нагнулся, поднял ее и положил на стол – это была пиковая девятка.

– Не совсем те карты, с которыми делают ставку в двадцать тысяч. Что ты на это скажешь, а, Филипп? – сквозь зубы проговорил он. – Особенно если учесть, что у Роланда было три девятки.

– Откуда, интересно, ты знаешь, что у меня были девятки? – недовольно спросил Флетчер.

– По отражению в стекле лампы; ему тоже было видно. Поэтому-то он ее и перевесил перед последними партиями. Зная, что своими двумя парами – тройками и дамами – ему не побить твои девятки, он решил воспользоваться картой, спрятанной в рукаве и дополняющей одну из его пар… А ну-ка, приятель, покажи нам третью даму, – сказал Морган, обращаясь к Жиру.

– Но у нас же все время было четыре дамы, – удивленно произнес Флетчер. – Я сам проверял колоду.

Морган пожал плечами:

– Шулеру иногда и четырех не хватает.

– И все-таки не понятно. Зачем ему была нужна лишняя дама?

– Дама – достаточно крупная карта и не так бросается в глаза, как туз или король. Ему надо было только дождаться, пока у нас на руках не окажутся дамы другой масти – не той, что он припрятал. Я правильно говорю, Филипп?

– Не знаю, о чем вы толкуете, – ответил молодой человек. – Я ничего не прячу, мсье, повторяю – ничего. Ну а вы можете забрать свои деньги, – бросил он в сторону Флетчера.

Тот, смерив француза пристальным взглядом, медленно покачал головой:

– Может быть, ты все-таки сначала закатаешь рукав и дашь мне взглянуть, что у тебя там спрятано? И если Морган окажется прав и ты действительно жульничал, то долг твой будет побольше, чем одна ставка.

Жиру поднес руку к левому запястью, как бы собираясь расстегнуть всю в затейливых оборках манжету, но вместо этого стремительно вскочил с места, перевернув стол, так что деньги и фишки рассыпались по всему ковру, и выхватил из кармана маленький карманный «кольт» «кловерлиф-клевер». Направив пистолет на Флетчера, он издевательски процедил:

– Интересно, кого из вас посчитают убийцей другого?

– Постой, Филипп, не будь идиотом! – попытался образумить француза Флетчер, в то же время стараясь выбраться из-под стола, но, прежде чем он успел встать на ноги, прогремел выстрел, и седовласый ухватился за раненое плечо.

– Ах ты, паскуда французская, – задыхаясь от гнева и боли, выдавил Флетчер. – Ты думаешь, это тебе так просто сойдет?!