— Да-а, это вам не бабушку усыпить.

— Обожди, — прервал его Коля. — Дело не в том, чтобы усыпить. Спать не обязательно. Кажется, я догадываюсь, в чём дело. Ты, Генка, гипнотизировал Сергея Егоровича? — спросил он дружка.

— Да, — мрачно сказал Генка. — Я внушал ему, чтобы он меня вызвал.

— Ну вот видишь! А я ему внушал, чтобы он вызвал меня. Представляете, что получилось? Два могучих гипнотизёра накинулись на бедного Сергея Егоровича. Он долго не мог решить, кого же ему послушать, метался от одного к другому, и…

— А почему это он Чирикову вызвал? Да ещё пятёрку ей поставил. Может, она тоже гипнотизёр? — съязвил Гошка.

Но Колька только хмыкнул в ответ.

— Почему? — переспросил он. — А где эта самая Чирикова сидит?

— Как — где? — не поняли ребята. — В классе.

— В классе-то в классе, а где именно?

— «Где, где»! Ну, на четвёртой парте. Не всё ли равно?

— Если б было всё равно, люди лазили б в окно.

— Ты и так лазишь в окна, — вмешалась Рита Америцкая. — В прошлом году даже твою маму в школу вызывали.

— Ну, вспомнила прошлогодний снег! Это к делу не относится. Главное что? Я где сижу? Впереди.

— Это тебя нарочно посадили, потому что ты вертишься, — снова вставила Рита.

Но Колька отмахнулся от неё.

— А Генка где? На последней!

— Ну и что же?

— Верно! — вдруг закричал Генка.

Теперь ему тоже стала понятна причина их неудачи.

— Ты впереди, я позади, а Чирикова как раз посредине. Вот Сергей Егорович и вызвал её.

— Следующий урок — арифметика, — продолжал Коля. — Так вот, я буду гипнотизировать Лидию Петровну, а ты уж мне не мешай, пожалуйста.

— Почему же ты? — возразил Генка. — Ты уж и так дома и бабушку и маму загипнотизировал, а я никого ещё. Давай теперь я. Зря я, что ли, вчера всё приготовил!

Приятели долго спорили, кому гипнотизировать учительницу. Потом, учитывая, что Коля первый отыскал книгу доктора Тартэ, Генка пошёл на уступки.

— Ладно, — сказал он великодушно, — гипнотизируй. Я, так и быть, завтра ещё раз выучу.

Генка смирно сел на свою последнюю парту и даже руку не поднимал, когда проверяли домашнюю задачку, чтобы не мешать Кольке гипнотизировать. Сейчас проверит Лидия Петровна задачку и сразу же вызовет Кольку отвечать урок. Она и так на него уже несколько раз поглядывала.

Но Лидия Петровна никого не стала спрашивать. Сказала, что они немного отстали по программе, пока она болела, и поэтому сейчас объяснит новый раздел.

Генка приуныл немного, но Коля не сдавался. Он сел так, чтобы ему удобней было смотреть на Лидию Петровну, и принялся ей внушать (потихоньку, конечно):

— Спросите меня! Спросите меня! Спросите меня!

Лидия Петровна долго не поддавалась внушению. Она объяснила новое правило, решила на доске несколько примеров, а потом сказала:

— Нестеров, ты что-то всё время возишься под партой. Ну-ка, выйди к доске и повтори правила деления дробей.

Всё так и замерли. Генка уже заранее представлял себе, как загипнотизированная Лидия Петровна выводит в Колином дневнике пятёрку. Но, видимо, Лидия Петровна обладала недюжинной силой воли — так, по крайней мере, объяснял потом ребятам Николай.

— Что же ты молчишь, Нестеров? — удивлялась она. — Я ведь только что всё объяснила. Неужели не понял? Ну, тогда останься после уроков, я тебе всё ещё раз объясню, если ты такой непонятливый.

Но Колька не обиделся на неё.

— Исключительно сильная личность, — говорил он с уважением, — в таких случаях наука беспомощна.

Однажды, когда Колька пришёл домой, он услышал в кухне голос тёти Клавы.

Тётя Клава была папина сестра. Раньше она бывала у них чуть ли не каждый день, но недавно она получила комнату на другом конце города, и ей редко удавалось выбраться к ним в гости. Тётя Клава теперь всегда была очень занята. Она преподавала в педагогическом техникуме. А кроме того, возилась с диссертацией. Что такое диссертация, Колька не знал.

Когда тётю Клаву спрашивали, как она живёт, она отвечала:

— Не живу — дотягиваю диссертацию.

Когда папа ругал тётю Клаву, что она у них редко бывает, она говорила:

— Ты ведь знаешь — у меня диссертация. И все тотчас же замолкали.

Когда её звали в кино, она жалобно вздыхала:

— У меня диссертация. — И добавляла: — Вот расправлюсь с ней — тогда…

И вот теперь тётя, наверное, расправилась. Потому что она вместе с мамой сидела на кухне, и голос у неё был весёлый. Едва Колька вошёл, тетя Клава закричала:

— Колюнчик! Милый! — и бросилась его обнимать. Потом отступила на два шага, чтобы лучше полюбоваться Колькой, и вдруг застонала: — Боже мой, какой он бледненький, худущий. Один нос торчит.

Как будто если человек не худой, а толстый, так у него два или три носа должно быть на лице.

Но потом дело пошло ещё хуже, потому что тётя Клава, обращаясь к Колькиной матери, строго спросила:

— Евгения, почему ты не даёшь ему рыбий жир?

Это уж было слишком! Колька рассердился и ушёл из кухни. Он даже пожалел, что тётя Клава расправилась с диссертацией.

Но не успел Колька достаточно посердиться, как тётя Клава вошла следом за ним в комнату и опять принялась его обнимать.

Она спросила, как у него дела в школе, чем он занимается в свободное время. Колька сказал, что в школе дела хороши. А в свободное время он ничем не занимается, потому что такого времени у него нет. Не успеешь прийти из школы — надо обедать. Пообедаешь — надо идти гулять. Погуляешь — садись за уроки. Потом ещё почитать, выпилить что-нибудь или построить. Где уж тут свободное время.

Тётя Клава погладила Кольку по волосам и почему-то сказала:

— Дурачок!

А потом опять стала выспрашивать, чем бы всё-таки Колька хотел заняться и что бы он хотел иметь: «Конструктор», волейбольный мяч или, может, фотоаппарат «Пионер». Только тут Колька сообразил, что тётя Клава спрашивает неспроста. Ведь у Кольки скоро день рождения. Как это он позабыл! Вот недавно был день рождения у Риты Америцкой, и Рита пригласила чуть ли не весь класс. А теперь будет у него. Наверное, тётя Клава хочет ему что-нибудь подарить, вот и спрашивает. Колька потихонечку стал обдумывать, что бы такое выбрать. И вдруг его осенило. Вот уже целый месяц как он просил маму разрешить ему завести щенка. Колька дрессировал бы его. А летом они бы вместе ходили на пруд и Колька научил бы щенка плавать, а заодно научился бы и сам. Да мало ли что можно придумать — был бы щенок. Но мама не разрешала.

Так она никогда не согласится. Но вот если бы ему подарили щенка на день рождения — тогда другое дело. Ведь подарок мама не станет выбрасывать.

И Колька сказал:

— Щенка. Я хочу иметь щенка.

— Какого щенка? — удивилась тётя Клава.

— Обыкновенного. Живого.

— Не выдумывай, — сказала тётя Клава. — Ты вечно что-нибудь выдумываешь. Право, удивительный ребёнок. Ну зачем тебе щенок? Разве это игрушка — щенок? От него и глисты могут быть. Он и укусить может. Лучше фотоаппарат или «Конструктор», — уговаривала тётя Клава. — Или какую-нибудь игру. Сейчас много разных игр есть для твоего возраста: «Летающие колпачки» или «Давайте прыгать».

Но Колька твёрдо стоял на своём. Если его спрашивают, о чём он мечтает, пусть знают — щенок. А если щенка нельзя, то и спрашивать незачем. А разные «Конструкторы» и колпачки — это ерунда.

— Ну хорошо, хорошо, — сказала тётя Клава. И лицо у неё стало озабоченное, как и тогда, когда она говорила о диссертации.

— О чём вы это? — спросила вошедшая в комнату мама, но ни Колька, ни тётя Клава ей не ответили.

Тётя Клава посидела ещё немного, пообедала, выпила чаю, а потом заспешила домой — ей было далеко добираться.

Приближавшийся день рождения теперь не выходил у Кольки из головы. Он обдумал, как его лучше провести, и решил, что он позовёт к себе Мишку Воронова и Генку Пухова. И, пожалуй, ещё Альку, если Алька пойдёт. Мама, конечно, пригласит всех родственников — она их всегда приглашает — и свою приятельницу Валерию Герасимовну. Ну и пусть. Кольке не жалко. Главное, чтобы ему, подарили щенка.